Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

я выдохнула с облегчением – наконец-то мой персональный ад начинает немного остывать. Но в качестве платы я должна была не вмешиваться в травлю де Гармо и молча выслушивать перемывание ее костей за спиной… Я и помалкивала – потому что была еще слишком слабой и напуганной. Старалась быть во всех этих тюремных дрязгах и разборках «нейтральной Швейцарией».

Но Фатимка не была «Швейцарией». Она встала на дыбы. Ее явно возмутило то, как все ополчились против Аллы. И она посчитала своим долгом заступиться за «сестру по вере». В пику всем – стала уделять той максимальное внимание. Она затаскивала Аллу к себе на «пальму», и там они часами о чем-то шептались. Стала делить с ней еду, принадлежности для молений. Читала ей письма своих друзей и близких…

И когда Фатимку вывели из камеры, Алла осталась в полном вакууме. Она сидела на своем молельном коврике – такая одинокая, такая потерянная, с красными заплаканными глазами, и эта трагическая картина все же тронула сокамерниц. С Аллой стали держаться более дружелюбно, давать ей разные советы, тогда-то она и взялась за свою писанину.

Но, как потом выяснилось, лучше бы она ничего никому не писала. Такой обильный поток посланий – да еще по таким одиозным адресам – не мог не привлечь внимание сотрудников СИЗО. И очень скоро все это дошло до ее фсбшных кураторов. И Аллу, не дожидаясь процесса над Абдулой, в срочном порядке этапировали в мордовскую колонию. От греха подальше!.. Спустя несколько лет я наткнулась на ее интервью в местной мордовской газете, где она рассказывала, что собирается вернуться в православие… Ну а президент ее так и не помиловал…

Ольга Ивкина

Когда Фатимку вывели из камеры, Тамара предположила, что это из-за того, что в камере собралось слишком много мусульманок.

– Они, конечно, видят, что тут полкамеры делают намаз. Они же не слепые! А зачем им тут ячейка террористов?.. Ниханову не тронут. Де Гармо – тем более. Вот и убрали Геджаеву! – возмущенно шептала мне Тамара.

Я в принципе разделяла ее негодование. Фатимка была очень хорошей, и ее все любили. Лучшую соседку трудно было найти… Но все же Геджаеву могли перевести просто потому, что понадобилось место для новой «жертвы» спецблока. И появление этой жертвы не заставило себя ждать. Уже на следующий день, как обычно, ближе к отбою, на пороге камеры возникла упитанная женщина лет пятидесяти, в смешных круглых очках, в трениках и футболке.

– Здрасьте. Меня зовут Ольга Ивкина, куда мне прилуниться? – спокойно и деловито поинтересовалась новенькая, затаскивая в камеру матрац, раскладушку и множество баулов.

Все сразу поняли, что эта женщина не новичок, а переведена сюда с общего корпуса. И действительно, Ольга Ивкина была таким же «старосидом», как и Тамара. Отсидела по общим камерам уже более двух лет. Прекрасно знала все нюансы сизошной жизни, прошла здесь через все возможные «медные трубы». Поэтому, когда ей указали поставить раскладушку на мое бывшее место, у самой двери, она ничуть не смутилась. У двери так у двери…

По негласным тюремным правилам, обычно на освободившееся место мог претендовать «следующий по очереди» человек. Поскольку я пришла в камеру следом за Фатимкой, то мне и досталось ее спальное место на втором ярусе нар. Над Тамарой. Я была практически счастлива! Настолько разительным был переход от придверного собачьего обитания до обладания собственным местом на нарах. Да и еще и на «пальме»!

Ивкина прекрасно знала, что ей нужно лишь немного потерпеть жизнь на полу и вскоре она получит место. К тому же – как «старосид» – она имела право получить его вне очереди… «И вообще, меня вот-вот должны отправить на “Матроску”!» – заявила она.

«Матроской» называли больничное крыло СИЗО «Матросская тишина», куда свозили всех московских заключенных, нуждающихся в медицинских обследованиях или каких-либо непритязательных курсах лечения. Конечно, здоровье там не подправляли. Просто врачебного наблюдения было чуть больше, чем в обычных изоляторах, да и перечень выдаваемых лекарств пообширнее. Ну и содержание – все же больничное. А значит, одноярусные койки и неплохое питание.

Большинство заключенных стремились попасть на «Матроску» прежде всего для того, чтобы сменить обстановку и отдохнуть. Но главное, чтобы получить официальный диагноз о наличии какой-нибудь хронической болячки, что впоследствии могло помочь при вынесении приговора…

«Матросская тишина» была мужской тюрьмой, к тому же – «черной». Поэтому заправляли там не сотрудники, а сидельцы. То есть были доступны и телефоны, и всяческие поблажки. И многие хотели попасть на «Матроску» еще и поэтому.

Женщины, приезжающие с «Матроски», рассказывали, что как только кого-то из новеньких заселяют в камеру, то приходит дежур и лично приносит «босяцкий подгон»: сладости, предметы гигиены, сигареты. Эдакое «добро пожаловать» от смотрящих… И почти в открытую предлагается помощь: от получения нужных диагнозов до личного мобильника. Но это уже небескорыстно…

И конечно же, чтобы попасть на «Матроску» заключенному нужно было приложить немало усилий. Постоянно жаловаться на здоровье, требовать медпомощи, забрасывать жалобами медсанчасть. А когда тебя наконец услышат и одобрят оправку на больничку, нужно еще долго-долго дожидаться своей очереди.

Ивкина была на стадии скорейшей отправки на «Матроску», когда внезапно во время шмона у нее нашли телефон. Как рассказывала потом всеведущая Тамара, Ивкина требовала у сокамерников немалые деньги за пользование своим телефоном. И так зарабатывала. То есть деньги должны были падать на телефонный счет, а потом они выводились и обналичивались… Получалось тысяч сорок-пятьдесят в месяц, что совсем не хило для заключенного, сидящего взаперти. Но людям в камере такой циничный «бизнес на костях» не нравился. И Ивкину сдали оперативникам. Сдали всю ее схему. Прям написали официальный донос. Поэтому сотрудникам пришлось реагировать – по-настоящему расследовать это нарушение. И если при обычном раскладе никто не докапывался, откуда взялся телефон, и кто его принес, то теперь в Ивкину вцепились. Вынь да положь – как получила телефон? А она не говорит. Потому что иначе под замес попадет ее дочь, которая этот телефон организовала, и весь этот телефонный бизнес с воли поддерживала. И вот Ивкину прячут на спецблок, чтобы она ни с кем не могла связаться.

Так что «Матроска» была необходима Ивкиной еще и из-за ее тюремного бизнеса. Ей необходима была связь с волей, с дочерью… На следующий день, когда Тамаре приказали собираться на звонок, Ивкина обратилась к ней с просьбой:

– Ты не могла бы, если получится, позвонить моей дочери по телефону? И кое-что передать?

– Конечно… Давай, пиши номер и что конкретно передать…

Ивкина настрочила предупредительное послание, и после звонка Тамара сообщила, «что все-все передала».