Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

нам поговорить минуту наедине. Ливанов вышел… Марк сказал, что у него, к сожалению, очень мало времени – оказывается, они ждали меня уже больше часа, и ему уже нужно бежать! «Но ты ни о чем не беспокойся! Я прочитал все бумаги, сейчас подпишешь, я за всем прослежу!»

Я быстренько передала ему рисунки и пересказала случившееся неделю назад. «Молодец! Ты все сделала правильно!» – успокоил меня Марк.

Но когда я прочитала новую версию обвинения, спокойствие меня покинуло. И надолго. Там было написано, что меня обвиняют в организации убийства… двух лиц. И теперь уже не только Данилы, но и его жены – Нади!

У меня перед глазами всплывает сцена, где мы празднуем новоселье в их крошечной квартирке на Бабушкинской, сидим у подаренной мною фондюшницы, едим гренки, беззаботно хохочем… Убийство Данилы и Нади… «Это какой-то нонсенс! Это нереально!» – я просто потрясена.

– Марк, они что, с ума посходили? Это же еще больший бред, чем первое обвинение!

– Ничего страшного! Чем больше бреда, тем лучше! – успокаивает меня Марк.

Он продиктовал мне, что я должна написать в протоколе: «С предъявленным обвинением не согласна». Не согласна-то не согласна, но я еще долго ходила как в воду опущенная под впечатлением от этого документа…

Когда спешащий Марк покинул кабинет, Ливанов, собирая свои бумажки, разбурчался:

– Зря вы, Людмила Владимировна, так себя вели! Я просто хотел, чтобы вы ознакомились с документом…

– Но вы же не пригласили моего адвоката? Почему? Это же нарушение! Нарушение прав человека!

– Это формальность, а вы за нее цепляетесь!

Я гляжу на этого взвинченного, с нездоровым красным лицом человека, явно чего-то нехило употребляющего. В дорогом костюме, с увесистыми золотыми часами и с не менее увесистым золотым браслетом, с дурацкими золотыми печатками разных калибров. И вдруг на меня снова что-то находит:

– Послушайте, Владимир Владимирович, когда вы окажетесь на моем месте – разве вы не захотите, чтобы ваши права не нарушались? – говорю я очень дружелюбно и невинно хлопаю глазами… Совершенно намеренно употребив в этой фразе «когда», а не напрашивающееся «если»… Мне вспомнились кучи историй о посаженных следаках и местная всеобщая убежденность, что рано или поздно их ожидают камеры для «бээсников»… И я опять решила взбрыкнуть…

Ливанов, услышав это, аж затрясся:

– Вы зачем такое говорите?! Что вы имеете в виду, а?!

Я тут же опомнилась и думаю, зря я это сделала, и пытаюсь как-то «обезвредить гранату»:

– Извините меня, пожалуйста! Я ничего не имею в виду… Я же сказала гипотетически, понимаете? Ги-по-те-тически…

– Не надо даже гипотетически! Такие вещи вообще нельзя говорить! Такие слова – это… не шутки!

Я поняла, что прошлась по больному. Но, глядя на Ливанова, любой бы предположил, что больное там ох как превалирует! И когда именно этого человека подломит – это только вопрос времени…

Когда я вернулась в камеру, то постаралась в красках описать наш разговор со следаком и его истерическую реакцию. Девчонки славно повеселились. А вообще всякий раз, когда кто-то описывал свое общение со следственными органами, это для всех становилось небольшим мастер-классом. Как противостоять произволу следователя, как защищать свои права, как должны проходить те или иные процедуры…

Еще выезды

В конце августа состоялся следующий суд по продлению моей меры пресечения. И он ничем не отличался от предыдущего кроме того, что друзья меня у входа не встречали, а сидели уже в зале заседания. Я была уже опытной и знала, что пить в этот день нужно по минимуму. Так я и поступала во все дальнейшие выезды – практически не пила целый день. А вернувшись в камеру, выпивала перед сном литра полтора жидкости за раз, компенсируя обезвоживание. Сначала было трудно, но потом я привыкла. И я больше не удивлялась, глядя на постящихся мусульман: как это можно прожить весь день без глотка воды? Оказывается, можно…

Все эти выезды на суды по мере пресечения очень сильно меня истощали: и морально, и физически. Надо было выдержать многочасовое сидение в автозаке, и при этом мы сначала непременно заезжали за моими подельниками. Сначала ездили только в одно СИЗО – на «Бутырку», а потом одного из подельников перевели в «Медведково» – и длина маршрута увеличилась. С юго-востока, где были «Печатники», мы были вынуждены ехать сначала на дальний север Москвы, потом в центр, на «Бутырку», и только после этого в суд. Иной раз конвоирам давалось поручение заодно транспортировать совсем посторонних заключенных – то в следственный кабинет, то в другой изолятор. И тогда дорога занимала бесконечное количество времени.

Меня чаще всего сажали в «стакан». И только однажды этот маршруточный автозак оказался настолько забит арестантами, что и все «стаканы» были заняты. И меня посадили в мягкое кресло – на место одного из конвоиров, пристегнув наручниками к какой-то внутренней ручке.

Я с жадностью уставилась в окно – так давно уже не видела ничего, кроме тюремного двора или улицы у здания суда. Мы ехали к какой-то дальней окраине Москвы. Я не узнавала ни улиц, ни района. Но это было неважно… Главное, я смотрела на мир не через решетку, я видела дорогу, дома, мчащиеся машины… А когда мы въехали на высокую эстакаду, словно взлетев к бескрайнему небу, усыпанному пушистыми облаками, то передо мной открылся такой восхитительный вид! Далекий горизонт, высоченный голубой небосвод… Все это кричало о просторе и бесконечной свободе! На мои глаза навернулись слезы. Почему я раньше никогда не замечала, каким красивым может быть обыкновенное небо?!.. Почему я никогда не ценила возможность просто прогуляться по свежему воздуху и полюбоваться тем, что меня окружает?! Просто ехать, куда глаза глядят… Просто смотреть на облака… Какая же я была бесчувственная балда, что не делала этого раньше! И как же я была рада увидеть эти просторы хотя бы так – через окна автозака! Этот миг под облаками стал настоящим утешением для меня в ту длинную мучительную поездку…

А в сентябре меня повезли на психиатрическую экспертизу под названием «пятиминутка». И произошло это так.

Внезапно, где-то после трех дня дежур велел мне собираться «на выезд». Я удивилась – куда это? Суд по мере пресечения вроде бы был недавно. Куда же меня могут вывезти? Да еще под вечер? Тамара предположила – может, на допрос или очную ставку?

Когда же я села в автозак и спросила у «своих» конвоиров, куда мы едем, они ответили: «На пятиминутку. На экспертизу».

Однако нам не повезло. У ворот изолятора образовалась такая огромная очередь, что мы