Кевин Гарнетт. Азбука самого безбашенного игрока в истории НБА - Дэвид Ритц

Мы вместе ходили на ужины, в кино, вместе давали интервью.

Док сыграл важнейшую роль во внедрении подхода «железный занавес». Сила занавеса защищала нас от любой негативной энергии извне. Позитивная энергия поддерживает сама себя, и к успеху нас привела именно эта позитивная энергия, невозможная без центральной роли игроков.

Prejudice / Предрассудки

В конце сезона 2013 года Джейсон Коллинз совершил каминг-аут, признавшись, что он гей. Событие было серьезное, учитывая, что он стал первым открытым геем, выступавшим в ведущих американских лигах баскетбола, бейсбола, футбола или хоккея. Позже он взял себе 98-й номер, потому что именно в этот год Мэттью Шепарда до смерти замучили за то, что он был геем. Джерси Коллинза с 98-м номером на спине стала бестселлером в официальных магазинах NBA. Джейсон подписывал каждую из них и отдавал все вырученные средства в Фонд Мэттью Шепарда.

Это греет мне душу. В конце карьеры я поиграл с Джейсоном за «Бруклин Нетс». Партнером он был отличным. Его сексуальная ориентация никогда не обсуждалась. Он был одним из нас. Ребенком я унаследовал множество предрассудков своего поколения. Будучи молодым спортсменом, я никогда не показывал на геев пальцем и не стыдил их. По правде говоря, я даже не догадывался об их существовании. Но по мере моего взросления гей-движение становилось более публичным, и со мной произошла трансформация. Я заглянул в себя и увидел, что глубоко во мне сидит предрассудок. Мне не нравился этот предрассудок. Мне вообще не нравятся никакие предрассудки. Так что мне пришлось вступить в конфликт с самим собой. В чем была причина этого предрассудка? Как и в случае с большинством предрассудков, в страхе перед неизведанным. Белые плохо знают черных. Белые боятся черных. Поскольку страх – такое неприятное ощущение, он быстро трансформируется в ненависть. С ненавистью проще сладить, чем со страхом. То же относится к гетеросексуалам и геям. Гетеро боятся геев, потому что боятся даже малейшего проявления гейства в самих себе. И вновь страх обращается в ненависть.

Большой респект таким типам, как Джейсон Коллинз, – тем, кому хватило смелости обличить эти страх и ненависть и, невзирая ни на что, твердо стоять на своем.

Prince

Мы устраивали домашние вечеринки – в доме Мамы и тетки, на которых музыка гремела вовсю. Пибо Брайсон. Кёртис Мэйфилд. Арета. Стиви. Облака дыма от шмали, виски Crown Royal, барбекю и печенье, все сидят за столом для игры в карты и режутся до глубокой ночи. Тем временем мы, детишки, тусовались во дворе, бегая и прыгая там до самого рассвета.

У мамы были свои пластинки: Сэм Кук, Глэдис Найт, Sam & Dave – все самое лучшее. Пока мы с сестрами убирали дом, она врубала эту музыку на полную и смеялась, когда я начинал отплясывать со шваброй в руках. Она видела, что я умею двигаться. Лишь когда появился Принс, она начала наседать на меня. Я вырос на Принсе. Любил его еще до того, как научился понимать его. Меня цепляли его ритмы, а не истории. «Darling Nikki» была моей любимой песней. Я крутил ее постоянно. Слова пролетали мимо моих ушей. Принс вещал о том, как мастурбирует на журнал, но я не слушал его слов; я просто танцевал.

Вдруг Мама обрывала мои танцы, выключала бумбокс и спрашивала: «Что ты знаешь про Никки?»

«Мне нравится песня».

«Прекращай петь эту песню».

«Почему?»

«Тебе не нужно знать почему. Тебе нужно лишь знать, что играть ее нельзя».

Естественно, это заставило меня полюбить «Darling Nikki» еще сильнее.

Впервые я встретил Принса на заре своей карьеры в «Ти-Вулвз». Я был в его клубе Quest. Два часа ночи. Там была приватная комната, достаточно просторная, чтобы уместить восемь-девять ниггас. Я попросился туда.

А там он. Костюм с блестками. Стильная федора. Обувь из кожи крокодила на большой платформе.

Он кивает мне.

«Хочешь поболтать?»

Конечно, я хочу поболтать с Принсом.

Его телохранитель, Биг Чик, белый человек-гора, который иногда носит Принса на плечах, держит ухо востро, следя за тем, чтобы нас никто не побеспокоил. Принс хочет обсудить баскет. Он шарит в баскете. Он играл в него в старшей школе Норт Коммьюнити. У него много вопросов, у меня много ответов. Но больше всего мне нравится его фраза: «Йоу, мы едем в Пэйсли-Парк. Давай за мной».

Сердце у меня начинает бешено колотиться. Прыгаю в тачку и следую за кортежем. В нем по меньшей мере десять машин. Еще одна мечта сбывается.

Пэйсли представляет собой гигантскую комбинацию из музея, спортзала, танцплощадки, офисного комплекса и концертного зала. Мы приехали в эту берлогу, и тут Принс куда-то пропал почти на целый час. Мы засели в той секции, что отведена под концертную площадку. Большая сцена, много пространства, никаких стульев или кресел. Все стоят. Все предвкушают. Все ликуют, когда группа музыкантов выходит на сцену, а за ними следом выходит Принс. Он переодел наряд. Теперь он в полностью черном с золотыми блестками одеянии и серебристых сапогах, доходящих ему до бедра. Кажется, будто он готов хоть сейчас выступать на СуперБоуле, хотя на самом деле его ждет зал в пятьдесят – шестьдесят человек. Долго ждать не приходится.

Бум! Дело пошло. Он исполняет старые вещи типа «Kiss» и «Let’s Go Crazy» и более новые типа «Cream», но также играет нам новое дерьмо, которое никто из нас еще не слышал. Он не рассылает свои новые песни почтой; он играет так, словно на кону стоит его жизнь. Гитары вопят, он поет своим запредельным фальцетом, падает на шпагат, стремительно переключается с одного качающего ритма на другой. Принс играет не час и даже не два, он выдает три-четыре часа шоу нон-стопом. Мы измождены сильнее, чем он сам. Мы никогда не видели и не слышали ничего подобного.

А этот чертила даже не устал.

«Дайте мне переодеться, и мы все пойдем завтракать», – говорит он.

Час спустя мы выходим из Пэйсли прямиком под палящее солнце. На часах 10 утра! Почтальоны развозят посылки. Новый день уже начался, а я под нереальным кайфом от его волшебной музыки, что до сих пор циркулирует по моим венам.

Отправляемся в близлежащую забегаловку на яичницу с беконом. Принс, еще трое братьев и я. Принс не ест мяса. Только томаты и немного салата. Я заказываю овсяных оладий и бекон. Он поддразнивает меня. Задает вопросы. Хочет еще поговорить про баскет. Клево. Будем говорить обо всем, о чем он хочет. Он дает мне расклад по Минни – рассказывает, как меняются районы и почему