Натюрморт для вампира - Наталья Хабибулина

Антоник остановился возле него:

– А всё-таки неблагодарная ваша работа: все аплодисменты и цветы достаются актерам, ну, режиссеру, а вам?

Злобин, повернувшись к Антонику, глубокомысленно произнес:

– «Каждому – своё!» Знаком вам такой девиз?

– Ну… Это же с ворот Бухенвальда… Звучит как-то зловеще… – замялся Антоник.

– А что в этом зловещего? Два простых слова, и верных, кстати сказать. И мы уже давно не на войне. – Злобин пощелкал выключателями и отправился по своим делам, предпочитая больше не продолжать разговор.

Антоник пожал плечами и оглянулся в поисках нового собеседника.

Вдруг кто-то положил ему руку на плечо:

– Всё вынюхиваете? – за спиной майора появился помощник режиссера Мухин: мужчина зрелого возраста с большими мешками под глазами. Ардашев сказал о нем, что он с войны мучается почками. Антонику же казалось, что своим желчным характером тот больше похож на больного холециститом. Вообще, Мухин везде и всюду вставлял свои едкие замечания. За несколько дней знакомства майор ни разу не услышал от него ни одного доброго слова в адрес коллег по театру.

Антоник фыркнул:

– Вы неправильно оцениваете мою профессиональную деятельность, милейший Алексей Алексеевич!

– Я вам не милейший, и всё оцениваю правильно! Вы расспрашиваете всех и обо всем не для того, чтобы писать хвалебные статейки. Притупите нашу бдительность своим коньяком, а потом выльете ушат помоев! – Мухин злобно сплюнул и, увидев Эмму Кригер, играющую главную роль в сегодняшнем спектакле, бросился ей навстречу, на ходу делая замечания по костюму, который девушка несла в свою гримерную.

Антоник понял, что больше пока никого на разговор не вытянет, поэтому лучше просто ходить и наблюдать.

Время близилось к началу спектакля.

У театрального подъезда стали появляться первые зрители, поскольку на улице было очень тепло, время проводили, сидя на скамейках и прогуливаясь вокруг здания театра.

За кулисами усиливалось многоголосье переодетых в самые разные костюмы актеров, гример громко выкрикивал фамилии, кого ждал на грим. По коридору прогуливался «оберштурмбанфюрер СС» – актер Штрубель Иван Павлович, весьма колоритная фигура, выделяющаяся в артистической среде и своей яркой внешностью, и необыкновенно дружелюбным характером.

– Как, как он вам нравиться? – к Штрубелю подскочил гример Тишко, – вы видите, каков персонаж! Ну, чем не офицер СС? А эти двое? – он показал рукой на стоящих сзади «оберштурмбанфюрера» ещё двух «немецких офицеров»: «унтерштурмфюрера» и «обершарфюрера» и погрозил им пальцем: – Быть вам, господа, освистанными! Нация! Арийцы! – с этими словами Тишко гордо прошагал к себе, по пути схватив за руку, идущую к нему Эмму Кригер.

– И чему радуется? – пожал плечами один из «немцев». – И так каждый раз!

Антоник поговорил ещё немного с ребятами и пошел за кулисы, где Берзень в рабочей спецовке подвинчивал скрепы на декорациях.

Оглянувшись вокруг и не увидев никого, Антоник тихо произнес:

– Во время спектакля, ну, сам знаешь, когда, проследи за гримером и электриком, я же буду ближе к помощнику режиссера.

Берзень, не поворачивая головы, коротко кивнул и продолжил работу.

Наконец, занавес поднят, началось действо.

Дубовик с Лопахиным сидели по разные стороны партера на балконах и внимательно следили за происходящим на сцене.

Берзень с Антоником также находились друг против друга за кулисами.

Ещё несколько сотрудников смотрели спектакль из зала.

Артисты играли самозабвенно, особенно те, кому достались героические роли партизан. Дубовик думал о том, что очень показательно, что в самом спектакле действие происходит под Москвой, именно в то время, когда Полякова, так же, как и Зоя Космодемьянская, выполняла приказ Сталина об уничтожении всех населенных пунктов, занятых немцами, чтобы не дать врагу возможности зимовать. И если одна из них погибла от рук фашистов, приняв страшные муки и став легендой, то вторую, вот уже больше десяти лет терзал один из них, сводя на нет все её подвиги и не оставляя выбора. И чьи мучения страшнее, сравнить сложно.

Первый акт закончился спокойно. На сцене ещё не появились «фашисты».

Во втором акте произошло следующее: когда немецкие солдаты привели Зою в избу, где находился штаб фашистов, на сцену вышел Штрубель Иван Павлович, но в форме гауптштурмфюрера СС с Рыцарским крестом Железного креста на шее и медалью так называемого «мороженого мяса». Для всех актеров ничего не поменялось: невозможно сразу заметить, что в левой петлице на форменном кителе Штрубеля вместо четырех ромбов всего лишь три, и под этими ромбами полос не две, а четыре. Ну, а награды? Добавил костюмер для убедительности и яркости образа, только и всего. Но тот, кто был этим самым фашистом на войне и оставался им в жизни, должен был отреагировать сразу.

Внешне всё действие спектакля не поменялось, всё текло своим чередом, актёры произносили заученные слова своих ролей, но ведь кто-то из них ждал конца этого акта?

И когда один из «немецких офицеров» обратился к Штрубелю, назвав его «господин оберштурмбанфюрер», тот ударил его по щеке и прокричал:

– Ты что, собака, не видишь, что я – гауптштурмфюрер СС? – свою роль Штрубель исполнил, как его и просили, только в рядах актеров произошло небольшое замешательство, но на то они и актёры, чтобы работать и с импровизациями.

«Немецкий солдат» извинился и дальше всё пошло по тексту.

То, что этот крохотный диалог был нелогичен, зрители не поняли: любой гауптштурмфюрер только мечтает дослужиться до оберштурмфюрера, здесь же нижний чин возмущен, что его возвели двумя рангами выше.

За пощечину зрители одарили актера аплодисментами, а «младшего офицера» освистали.

Дальше события развивались стремительно.

Только был объявлен антракт, как к Дубовику подошел один из офицеров, с которым связывался Берзень и сказал, что пропал электрик Злобин.

Дубовик в сопровождении нескольких оперативников тут же выехали на квартиру исчезнувшего электрика. Генерал передал по рации Авдееву готовность «номер один».

Квартира Злобина оказалась пустой. Судя по словам его соседки, мужчина не появлялся с самого утра. Жена его давно уехала с детьми в деревню.

Оперативник, дежуривший на вокзале, сообщил, что в толпе пассажиров, идущих на последнюю электричку до «Озёрной» он успел заметить странную женщину в больших очках, но в это же время их перехватил Лопахин и сообщил, что электрик нашелся: его кто-то запер внизу под сценой, в чулане со старыми бутафорскими вещами.

Дубовик, поняв, что преступник отвлек их внимание от себя, помчался на дачу. Больше всего подполковник боялся, что Авдеев выдаст себя раньше времени и вспугнет убийцу.

Но майор оказался на высоте: желая реабилитировать себя перед старшими товарищами за сорванную раньше операцию, эту он провел блестяще!

Преступника удалось взять в