Натюрморт для вампира - Наталья Хабибулина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я, сын отца убитого, на мщенье
Подвинутый из ада и с небес,
Как проститутка изливаю душу
И громко сквернословью предаюсь!»
– Мы вполне оценили ваш талант, но есть ещё несколько неудобных для вас вопросов, о которых вы, похоже, и не догадываетесь, – в глазах Лопахина сверкнули мстительные искорки.
Заметив, как генерал с подполковником переглянулись, фон Кох с беспокойством спросил:
– Что-то не так?
– Вы сказали, что ваши прадед с дядюшкой пили кровь мальчиков. Это не гипербола?
– Ну, как они её пили или вливали в себя, я не видел, – расслабился фон Кох, подумав, что генерала интересует лишь эти эпизоды. – Но Йохан умер именно от потери крови. Это мне известно доподлинно. Что-то ещё?
Генерал сделал небольшую паузу, потом вкрадчиво спросил:
– А вы как пили кровь у наших подростков? И разве не от потери крови они умерли? И в сорок седьмом, и в пятьдесят первом, и сейчас, полмесяца назад?
Лицо фон Коха вмиг превратилось в каменную маску. Он спрятал взгляд за опущенными ресницами, но, надо отдать ему должное, через минуту взял себя в руки и, по-прежнему, без крика и истерик, произнес:
– А-а, так, значит, и это вам известно… Ну, что ж, отрицать очевидное глупо. По-видимому, старуха всё же сломалась.
– Вы глубоко заблуждаетесь. Женщина до сих пор ничего не знает о вашем аресте. Просто, мы тоже умеем работать.
Фон Кох с недоверием посмотрел на генерала, но спорить не стал, а генерал умолчал о том, что когда они с Дубовиком приехали к Поляковой, та всё сразу поняла и, схватившись за сердце рукой, осела мешком на пол. И сейчас находилась в больнице, с инфарктом миокарда.
В кабинете на некоторое время повисло тягостное молчание.
Лопахин с Дубовиком ждали дальнейших признаний преступника-убийцы, тот же раздумывал, чем могут грозить ему эти признания.
– Кровь я не пил. Это была самая ординарная гемотрансфузия. Двести миллилитров крови нужной группы и резус-фактора от мальчиков подросткового возраста. Двенадцать лет? Да, это планетарный цикл Юпитера, а в возрасте двенадцати лет у человека происходит некое соединение с этой планетой. Впрочем, экскурс в астрологию вам ни к чему, так же, как и медицинские подробности. Да, раз в четыре года я был вынужден делать себе переливание крови. Если говорить простым языком, у меня нарушен механизм замены крови. Но этот механизм настолько сложен, настолько захватывает многие участки организма, что вызывает невыносимые боли. Поэтому я вынужден был делать эту несложную операцию, чтобы запускать его, заставляя вырабатывать нужную кровь, – Фон Кох говорил об этом неохотно, ожидая следующих вопросов, но все молчали. – Я скрывал своё лицо! Я не мог оставить этих детей в живых! Они видели меня! Открыться – значит, бросить незаконченным большой труд! А если я смогу спасти потом, в будущем, многие жизни? – тембр голоса убийцы стал нарастать, слова он растягивал и припечатывал, как прессом, пытаясь убедить всех в своей правоте. – Я их просто усыплял! Боли они не чувствовали!
В кабинете повисла гнетущая тишина. Лопахин с неприкрытой ненавистью смотрел прямо в глаза убийцы, а Дубовик сидел, отвернувшись к окну. Лишь по его напряженной спине можно было понять, какие страсти бушуют в его душе. Даже адъютант, печатавший на машинке в углу кабинета, замер в ужасе от дикости признаний.
Переборов себя, Лопахин спросил:
– Что случилось с последними мальчиками? Почему второй труп был обескровлен?
Фон Кох помолчал, потом неохотно выдавил из себя:
– Первый мальчишка быстро очнулся от аминазина, пришлось добавить дозу. А второй… Это старуха виновата. Кровь от мальчишки переливалась со снотворным, и я уснул. Она вышла на время, а я во сне неосторожно повернулся и вырвал резиновую трубку из вены мальчишки. Кровь и вытекла. Для меня обошлось без последствий – трубка пережалась.
– Кто отвозил мальчиков? Их трупы?
– Разумеется, я. Старухе нельзя было доверить такое дело. Она могла попасть в переплёт.
– Так… С этим нам всё понятно… Комментировать нет сил… Ещё несколько вопросов о других убитых. – Лопахин выложил на стол фотографии Кропаня и всех подельников – исполнителей краж. – Эти люди вам знакомы?
Фон Кох взялся разглядывать снимки, по мнению Лопахина, оттягивая время.
– Можете не отвечать! Это вы их всех застрелили. И мы даже знаем, почему. Только, как вы узнали, кто совершил кражу?
– Это старуха показала мне на завхоза Дома отдыха. Сказала, что только он мог знать, что на кухне есть ниша, так как делал в её квартире ремонт. Я установил всю цепочку похитителей моих ценностей. Каждый из них получил за своё деяние и за то, что знал, откуда были похищены эти вещи.
– А что же Цуриков? Разве не он был главным в этой, как вы её называете, цепочке?
– Я и за ним следил. Пришел к нему, когда он пересчитывал в подвале доллары, – тут фон Кох не удержался от смеха, но теперь он больше напоминал нервную икоту. – Он пообещал мне связь с человеком, который поможет мне покинуть эту недружелюбную страну. Судя по наличию у завхоза валюты, это ему под силу. Только вы, подполковник, – фон Кох повернулся к Дубовику, – смешали все карты, чёрт вас дери! Только однажды и «на ваш блестящий ум найдётся ум получше»!
– «Сраженье выигрывает тот, кто твердо решил его выиграть»! «Нет надобности в духах из могилы для истин вроде этой», – Дубовик подошел почти вплотную к стулу, на котором сидел фон Кох. – Надеюсь, пикировка цитатами закончилась? Поверьте, у меня достаточно образования, чтобы отвечать вам достойно. Вы ведь давно сыграли свой
