Натюрморт для вампира - Наталья Хабибулина

Странная женщина в больших очках попыталась отстреливаться, не зная, что за день до этого на её «Вальтере» был сбит боёк, как и на другом оружии.

Под женским платьем, как и ожидалось, оказался мужчина.

Назвать своё имя он отказался, а оперативникам был незнаком, поэтому, дождавшись Дубовика, преступника повезли в город.

Антоник с удивлением в этом мужчине узнал того самого актера, который хорошо произносил: «Кушать подано!»

И в заключении

… «

Терпи душа; изобличится зло, Хотя б от глаз в подземный мрак ушло»

– Прежде чем вы попадете на Лубянку, позвольте задать вам несколько вопросов?

– А разве я могу отказаться? Впрочем, поговорю с удовольствием. Наконец-то я могу быть самим собой. Интересно понять, каким же образом вы узнали обо мне. Итак?.. Ваши вопросы, генерал, – Станислав Юрьевич Рощин, он же Ульрих Свен фон Кох, доктор медицины, гауптштурмфюрер СС, по совместительству актер на вторых ролях в небольшом советском театре, был издевательски-спокоен. – А знаете, я догадываюсь, о чем вы меня спросите: каким образом я смог завладеть документами этого Рощина и остаться здесь? Ведь так?

– Ну-у, и это тоже, – кивнул Лопахин, стараясь сдерживать свои эмоции.

– Поверьте, что жить с чужим именем, тем более с русским, не самое приятное для истинного арийца, всё-таки моё собственное звучит куда как весомее: Ульрих Свен фон Кох, потомок барона Адальберта Венделя фон Форбека! Правда, солдата, у которого пришлось позаимствовать документы, я не убивал, это сделал другой. Я лишь узнал, есть ли у того родственники, которые могли бы стать мне помехой. Так что, выбора у меня не было, что досталось, тем и воспользовался. Если бы моя дорогая тётушка Клотильда, свихнувшись на любви к русскому мужику, не уехала в Россию, а тот не завладел бы нашими семейными ценностями, поверьте, я бы и на фронт вряд ли попал. Но опыт войны оказался не лишним, тем более для меня, как для доктора медицины.

Дубовик не смотрел в сторону фон Коха, и Лопахин понимал, что тот едва сдерживается, чтобы не сорваться и не наговорить грубостей этому циничному нацисту.

– Итак, мои доводы вам понятны? Ну, а устроиться в городе мне помогла русская разведчица – мадам Полякова. Как же вовремя мне в руки попала газета с её фото! – фон Кох весело рассмеялся, поглядывая на своих собеседников и как бы приглашая разделить его радость. – В штаб на допрос приводят плененную разведчицу, кстати, тяжелораненую, а на столе штурмбанфюрера лежит русская газета с хвалебной статьей об этой женщине, и что я ещё узнаю? Оказывается, она живет в городе, занятым нашими войсками, именно там, откуда в эвакуацию увезли ценности моей семьи, и, самое главное, Полякова имеет внука. Это был царский подарок для меня! О, как я сыграл на её чувствах! Несколько уколов, зашитая грамотно рана – и мадам готова к позированию у камеры нашего фотографа за накрытым столом в объятьях немецких офицеров. Она и бумагу о сотрудничестве подписала не глядя! Всё-таки, доктор Зигмунд Рашер был гениальным! Инъекции его препаратов совершали чудеса со строптивыми. Вот так она и стала послушным орудием в моих руках. Можете считать меня циником, но в борьбе за место под солнцем все средства хороши. «Великие в желаниях не властны»! Да, мне нужен был проводник в вашей совершенно непонятной и неприемлемой для меня жизни. Но, скажу честно, задерживаться здесь я не собирался. Вся беда была в том, что самые значимые артефакты из коллекции деда моя ненормальная тётушка подарила музею. Музею! Бесценные реликвии – атрибуты буддийских монахов, которые мой прадед привез с Тибета! В семье много рассказывали о его непростом путешествии, о его жизни в замке колдуна-вампира. И вдруг! Всё оказывается в руках варваров!

– Давайте без ваших грязных аллюзий! – строго произнес Лопахин.

Фон Кох усмехнулся:

– Мне понятны ваши неприятия моих просвещенных взглядов. Но вы люди военные, и сумеете сдерживать свои негативные эмоции. Ведь я вам ещё не всё поведал. Ммм… Впрочем, о чем ещё говорить? Я надеюсь, мне вернут мои личные вещи?

– А что вы подразумеваете под определением «личные»? – генерал вдруг понял, что фон Кох не догадывается о том, что им известно гораздо больше о его преступлениях, и надеется на снисхождение.

– Разумеется, меня мало интересуют шнурки от ботинок и ремень, да и часы не стоят внимания, – фон Кох подался вперед и раздельно произнес: – Коллекция, генерал, коллекция! Вы очень ловко надули меня с формой гауптштурфюрера! И я, было, решил, что вы нашли место, где я хранил все свои ценности, а вы просто пошли по моим следам, воспользовавшись моим эксцентричным поступком. Да-а, автор этого спектакля – психолог! Я бы не прочь с ним познакомиться! Признаю, он меня обыграл!

Лопахин с гордостью кивнул в сторону, сидевшего чуть поодаль от стола, Дубовика:

– Прошу! Подполковник КГБ Дубовик! Удовлетворены?

Фон Кох, развернувшись всем телом к «автору», захлопал в ладоши:

– Браво! «Отвешу вам почтительный поклон»! «Мне лицедействовать не стыдно, но в руки вам себя отдать обидно»! – и посмотрел с насмешкой, ожидая достойного ответа.

Дубовик отвернулся к окну и, будто говоря сам с собой, произнес:

– «Да, глупость до того жалка, что даже потерпевшего не жалко»!

– Сражен! Видимо, пикироваться с вами опасно! Но… как будоражит кровь! – фон Кох, напустив вновь на себя равнодушие, повернулся к генералу:

– Так что же с моими вещами?

– Вы, по-видимому, не совсем понимаете, что вас ожидает? Зачем вам эта коллекция теперь? Провести магический обряд? Где? В застенках Лубянки? Думаю, что даже ваше избавление от болезни теперь уже не имеет никакого значения в вашей дальнейшей судьбе, – Лопахин говорил негромко, проговаривая четко каждое слово, пытаясь дать возможность арестованному прочувствовать всю серьёзность его положения.

Но фон Кох вновь весело и громко расхохотался:

– Нет, господа красные офицеры! Вы мне определенно нравитесь своей непосредственностью! Вы что же? Решили, что я, как и мой прадед и дядюшка Гюнтер стану чертить кабалистические знаки вокруг красной скатерти, выжимать человеческую кровь в капалу и шептать магические слова? «Всё в мире изменил прогресс. Как быть? Меняется и бес!» Не-ет, не для того я учился на медицинском факультете и работал с доктором Рашером, чтобы проводить какие-то сомнительные обряды, когда существует наука, способная проникнуть в самые глубины человеческого организма. Да, я удостоился чести принять на себя страдания предков, получив от них оч-чень неприятное генетическое заболевание крови. Голубой крови, если вам это о чем-нибудь говорит! Мои достопочтенные