Сталин. Кто предал вождя накануне войны? - Олег Козинкин

Его имя носит улица в г. Могилёве, в центре города установлен бюст генералу И.С. Лазаренко. Однако этот действительно достойный генерал, оказывается, так и не был реабилитирован. Ведь ему лагерь «заменили» войной, а решение трибунала по ходатайству Рокоссовского о снятии судимости — вроде как не реабилитация.

В 2009–2010 годах Главный военный прокурор РФ С.Н. Фридинский при изучении дела генерала Лазаренко запросил даже мнение Института военной истории Минобороны Российской Федерации, который дал однозначный ответ: «Действия командира дивизии генерал-майора Лазаренко И.С. не входили в противоречие с требованиями действующих в тот период руководящих документов, соответствовали обстановке и полученным от штаба корпуса приказаниям». По мнению Главвоенпрокуратуры, факты и свидетели не подтверждали «растерянности» и «бездействия» комдива Лазаренко.

Президиум Верховного Суда России постановлением от 24 февраля 2010 года решил: «Приговор Военной коллегии Верховного суда СССР от 17.IX 1941 г. в отношении Лазаренко И.С. отменить. Производство по делу прекратить за отсутствием состава преступления. Считать Лазаренко И.С. реабилитированным». В решении суда было также указано и заключение историков ИВИ: «Действия командира дивизии генерал-майора Лазаренко И.С. не входили в противоречие с требованиями действующих в тот момент руководящих документов, соответствовали обстановке и полученным от штаба корпуса приказаниям».

То есть Лазаренко виноват лишь в том, что он выполнял те приказы, которые ему поступали от коробковых-павловых через комкора Попова, который не был осуждён. Возможно, у кого-то и было желание сделать Лазаренко «козлом отпущения», но на самом деле командир, если он выполняет преступные приказы, также несёт за это ответственность.

Лазаренко обвинили в том, что он, зная о «подготовке противника к военным действиям… не держал войска в состоянии боевой готовности». Однако суду всё же хватило ума разобраться, кто же на самом деле виноват в снижении боевой готовности брестских дивизий. Точно так же судили и начальника оперотдела ЗапОВО-ЗФ генерала Семёнова и его заместителя полковника Фомина. Которым дали 10 и 7 лет в октябре 1941-го, а в 1942-м с понижением должности на одну ступень вернули на фронт…)

А теперь немного об общем состоянии войск вокруг Бреста. По которому наносился самый мощный удар в полосе ЗапОВО. Да и, пожалуй, всей границы…

«Николай Николаевич Болотов

Танкисты идут в бой

В июне 1941 года — полковник, начальник штаба 30-й танковой дивизии в Пружанах, Брестской области. Участвовал в боях против немецко-фашистских захватчиков на различных фронтах Великой Отечественной войны. Награждён тремя орденами и четырьмя медалями. Член КПСС.

В 30-й танковой дивизии некоторые командиры, сержанты и рядовые бойцы имели опыт войны в Финляндии.

Дивизия находилась в процессе формирования, а прибывший из запаса личный состав только проходил одиночную подготовку.

Хуже было с материальной частью, так как даже танков Т-26 был некомплект. Предполагали получить танки Т-34, но, к сожалению, они не поступили. Артиллерийский полк имел орудия, но не было тягачей, полностью отсутствовали зенитные средства. Боеприпасы хотя и имелись согласно нормам, но склады располагались на большом расстоянии от места постоянной дислокации дивизии…»

Захарий Терентьевич Бабаскин

До последнего снаряда

В июне 1941 года — майор, командир 235-го артполка 75-й стрелковой дивизии.

Награждён семью советскими орденами и пятью медалями, а также медалью за освобождение Польши, Военным Крестом Чехословацкой Социалистической Республики и орденом Легионера США.

Подразделения полка расположились лагерем в роще севернее местечка Малориты. Мой наблюдательный пункт был оборудован на высоте «Ibpa Медвежья», наблюдательные пункты командиров дивизионов и батарей располагались вместе с наблюдательным пунктом погранзаставы на берегу Буга. Огневые позиции полка находились между недостроенных дотов, тянувшихся вдоль реки.

Обстановка на границе была тревожной. Каждую ночь мы слышали взрывы на том берегу. Как выяснилось позже, гитлеровцы готовили спуски к реке; за двое-трое суток до их нападения наша разведка обнаружила подтянутые к берегу замаскированные переправочные средства.

20 июня в лагерь полка приезжал командующий армией генерал-майор А.А. Коробков. Я доложил ему о поведении немцев. Выслушав, он сказал: “Нужно усилить бдительность. Будьте готовы ко всяким неожиданностям”. Привели дивизионы в боевую готовность. Однако снарядов у нас выломало — четверть боекомплекта; не лучше обстояло дело и с горючим. Пополнение, которое принимал в эти дни полк, было необученное.

21 июня в полку находился бригадный комиссар КС Ткаченко. Он долго беседовал с политработниками и, предупредив, что завтра утром поедет со мной на наблюдательный пункт, часа в два ночи уехал.

Вечером в лагере демонстрировался фильм JJapenb из тайги”. Сеанс кончился поздно. Я долго не мог уснуть — беспокоили тревожные сообщения командиров дивизионов.

Как только гитлеровцы начали артподготовку, я выехал в штаб дивизии за получением задачи. Генерал-майор С.И. Недвигин накоротке отдал приказ: обороняться до последнего снаряда.

Возвратившись в полк, я направился вместе с начальником штаба капитаном А.С. Середой и начальником полковой школы старшим лейтенантом А.И. Зубченко на свой наблюдательный пункт, захватив с собой две счетверённые зенитно-пулемётные установки и радиостанцию 6-ПК. Мне было хорошо видно, как немецкие танки и мотопехота плотной массой двигались по шоссе Влодава — Малорита и Влодава — Брест. К этому времени связь со штабом дивизии и нашим соседом — 28-м Краснознамённым стрелковым полком оказалась прерванной.

Грозная бронированная лавина всё ближе подступала к нашим огневым позициям. Все три дивизиона открыли по врагу прицельный огонь. Объятые дымом, то тут, то там горели подбитые танки и бронетранспортёры. Вскоре командиры дивизионов доложили, что осталось лишь десять снарядов.

В первый день боёв на нашем участке обороны гитлеровцы потеряли 21 машину и до 600 человек убитыми.

Немалые потери понесли и мы. Некоторые орудийные расчёты, израсходовав все снаряды, геройски погибли под гусеницами танков».

Об этом 235-м гаубичном артполке 75-й сд 28-го стрелкового корпуса уже упоминалось в книге «Адвокаты Гитлера». Но стоит немного повторить то, что нашёл о нём исследователь Д.Н. Егоров. Мало того что на орудие было, дай бог, по 15 выстрелов (четверть б/к — так определено в майском ПП ЗапОВО), так в этом ran произошло вот что…

В своей книге «Июнь 1941. Разгром Западного фронта» Егоров пишет: «Дичайшая нелепая накладка случилась с 235-м гаубичным артполком 75-й дивизии 4-й армии. Как вспоминал бывший вычислитель В.Е. Козловский, в четверг, 19 июня, все имевшиеся оптические приборы были изъяты и увезены в Минск на поверку. Полк остался без панорам, буссолей, теодолитов и далее без стереотруб. По результатам зимних контрольных стрельб 235-й гап получил высокую оценку, но вследствие данного мероприятия”, эффективность его действий 22 июня представляется весьма сомнительной…» (с. 42).

Скорее всего, приказ на изъятие оптики для отправки её в Минск «на поверку» исходил именно от Коробкова, а не от командира корпуса B.C. Попова. Вычислитель Козловский указал дату — 19 июня, когда у них изъяли прицелы и всю остальную оптику. Командир же полка указал, что Коробков был в полку с проверкой и требованием «усиления бдительности» 20 июня, после чего комполка якобы привёл полк в боевую готовность в этот же день. Но интересно, как можно привести ran в боевую готовность, если прицелов нет? Но, может, приврал солдат, и прицелы 19-го (а возможно, и 20-го, когда Коробков приезжал в полк) не изымали? Скорее всего — нет. Скорее, комполка слегка недосказал. Ведь он писал, что все три дивизиона были у него под рукой, а это не так.

Что в этом приказе на изъятие прицелов на «поверку» особенного? Да, в общем, ничего. Если не знать, что, согласно «Руководству службы» оптических приборов гаубиц, «Панорамы Герца» (прицелы) отвозят в мастерские только в случае поломок конкретного прицела. При этом наводчику сделают втык за поломку и выдадут новую панораму. То же касается и теодолитов с буссолями, ведь изымать прицелы в артполках — это то же самое, что изъять в автоматах Калашникова ударники и отвезти их на «поверку», не выдав взамен новых. Как выяснил сам Егоров, один из трёх дивизионов этого полка, стоящий у самой границы, свою оптику вроде не сдавал «на поверку». Но по этому дивизиону есть воспоминание на сайте «Я помню» от другого очевидца — Овецкого Б.М.: