Сталин. Кто предал вождя накануне войны? - Олег Козинкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что в этом приказе на изъятие прицелов на «поверку» особенного? Да, в общем, ничего. Если не знать, что, согласно «Руководству службы» оптических приборов гаубиц, «Панорамы Герца» (прицелы) отвозят в мастерские только в случае поломок конкретного прицела. При этом наводчику сделают втык за поломку и выдадут новую панораму. То же касается и теодолитов с буссолями, ведь изымать прицелы в артполках — это то же самое, что изъять в автоматах Калашникова ударники и отвезти их на «поверку», не выдав взамен новых. Как выяснил сам Егоров, один из трёх дивизионов этого полка, стоящий у самой границы, свою оптику вроде не сдавал «на поверку». Но по этому дивизиону есть воспоминание на сайте «Я помню» от другого очевидца — Овецкого Б.М.:
«Наш путь лежал в 75-ю стрелковую дивизию, которая входила в состав 4-й Армии Белорусского Особого Военного Округа. В Мозыре часть состава разгрузили, а нас направили дальше, в 235-й гап, стоявший в военном городке рядом со станцией Козинки…
Я был направлен в 3-ю батарею 1-й дивизиона 235-го гаубичного полка (235-й гпа) стрелковой дивизии, которая имела по штатному расписанию в своём составе также 68-й легкопушечный артиллерийский полк. В нашем гаубичном полку были на вооружении 122-мм гаубицы образца 19Ю-1930 годов. В дивизионах по три батареи из четырёх орудий в каждой. Батареи во 2-м и 3-м дивизионах были на механизированной тяге — тракторах комсомолец”. А в нашем, 1-м дивизионе, орудия были на конной тяге…
В апреле сорок первого <…> я стал командовать топовычислительным отделением. <…>
Служба в Белоруссии шла своим чередом, пока 5-го мая 1941 года всю нашу дивизию не подняли по боевой тревоге.
Г. К. — Почему объявили боевую тревогу?
Б.О. — Был получен приказ о выходе на запад, к государственной границе. К границе выдвигались все три стрелковых полка дивизии — 28-й, 34-й и 115-й, наш 235-й гап и 68-й лап. В первые же дни похода нам выдали боекомплект, приказали всем заполнить “смертные” медальоны, зашить их в карманы гимнастёрок, чтобы они всегда были с собой. К границе части дивизии перемещались разными способами и путями. Построили свой лагерь по всем правилам. Поставили большие палатки — 4x4 м, сделали “линейки”, посыпали дорожки гравием. О какой-либо маскировке мы не беспокоились. Этот палаточный военный лагерь стали называть Домачевским. В нём мы переночевали всего одну ночь, а утром 2-я и 3-я батареи сделали последний бросок к границе и расположились на окраине небольшого пограничного местечка (городка) Домачево, которое находилось на пограничной реке Буг. Население Домачево было почти чисто еврейским. <…>
Топовычислительное отделение отвечало за маскировку ДЗОТов, за нанесение их местоположения на планшет и за определение секторов обстрела. Нам часто придавали красноармейцев из других отделений. Они копали и привозили дёрн для покрытий, но завершающая часть работы была нашей. Отвечал за неё лично я.
Мы нередко слышали одиночные артиллерийские выстрелы в нашу сторону. И хотя разрывы снарядов были где-то далеко в поле, нам, артиллеристам, было ясно, что идёт систематическая пристрелка целей на нашей территории. <…>
А тем временем на каждой батарее по два орудия из четырёх забрали на ремонт, а десять рядовых бойцов и сержантов, имевших образование 8–10 классов, отправили на учёбу в военное училище… Многих оставшихся это удивило, ведь граница совсем рядом, а у нас забирают людей и орудия…
Учебных стрельб мы не проводили, огневые позиции не сооружали. Наши пушки вообще стояли на колодках после перехода к границе. К наступлению или к отражению нападения немцев мы явно не готовились. Я вообще не понимал, для чего мы там и к чему готовимся…
В субботу 21-го июня, вечером, к нам приехал командир полка Захар Терентьевич Бабаскин, тогда майор, и на общем построении дивизиона приказал завершить все работы, так как с 23 июня наше расположение займёт 2-й дивизион полка, который уже вышел из Малориты, а наш, 1-й, туда передислоцируется».
Здесь стоит пояснить. Малорита находится примерно в 40 км юго-западнее Бреста. Домачево — на самой границе, в 40 км южнее Бреста и примерно в 30 от Малориты. В те дни именно так гаубичные дивизионы и располагались возле границы. Это было нечто вроде «боевого дежурства». И это расположение никак не связано с желанием напасть первыми на Гитлера или ещё чем-то подобным, как пытаются нафантазировать отдельные сторонники В. Резуна. Примерно через месяц артдивизионы и стр. батальоны (полки) сменялись на те, что находились в тылах. И судя по тому, что Овецкий показывает, что вывели их к самой границе ещё 5 мая, то и приказ НКО и ПИ на это надо искать именно за начало мая. Точно так же было организовано подобное «дежурство» и в ПрибОВО, по которому выше приводился отдельный приказ штаба 11-й армии ПрибОВО и показания генерал-лейтенанта В.И. Морозова (бывшего командующего 11-й армией: «На границе находилась по одному полку от каждой дивизии, усиленному, как правило, артиллерийским дивизионом. В начале июня была произведена замена одних полков другими»). Кстати говоря, А. Исаев, как и большинство «историков», в принципе обходящий стороной исследование предвоенных событий и документов, в книге «1941 в сослагательном наклонении. Великая Отечественная альтернатива» (М., 2011 г., с. 79. Серия «Если бы да кабы») переживает, что как было бы здорово, если бы «ещё до начала войны Уры» были «частично заполнены за счёт дежурных батальонов и артдивизионов…»
«Услышав слова комполка, бойцы были очень довольны…
День после построения был очень тяжёлым: замаскировали последний ДЗОТ, готовили к походу орудия, укладывали амуницию и так далее. Я вернулся в свою палатку после полуночи, что-то ещё делал с планшетом. А в три часа утра 22 июня началось. <…>
Нападение действительно получилось внезапным и застало нас врасплох».
То есть никто войска, находящиеся в Бресте и вокруг него, не предупреждал о возможном нападении Германии в эту ночь. Ни заранее, ни даже в ночь на 22 июня. А ведь Павлов уверял на следствии и суде, что уже сразу после 1.00 ночи 22 июня, после разговора с Тимошенко, он обзванивал армии и давал команду тому же Коробкову привести их в боевое состояние.
Как видите, командир 235-го ran 75-й сд несколько слукавил в 1965 году, когда сказал, что «все три дивизиона открыли по врагу прицельный огонь». Точнее, неверно указал количество имеющихся дивизионов — у него под рукой было не три, а два гаубичных дивизиона. А вот то, что 12 2-мм гаубицы прицельной стрельбой всеми своими 15-ю снарядам на орудие били по лёгким и средним танкам, верно. Без прицелов они конечно же могли бить прямой наводкой по танкам… целясь через ствол.
Кстати, в артиллерийских полках 4-й армии снарядов должно было быть побольше. Сандалов писал, что «в стрелковые дивизии (кроме 75-й сд) и корпусные» артполки «помимо боекомплекта снарядов и мин, указанного в директиве по прикрытию» от апреля, артуправление «округа направило ещё по половине» б/к. Правда, в новом майском ПП указано было иметь при орудиях по 0,25 б/к, и в 235-м ran именно столько и имели.
Почему комполка не рассказал в 1965 году, что у него коробковы изъяли оптику за два-три дня до 22 июня? Так ведь Коробков был реабилитирован ещё Жуковым в середине 1950-х, а комполка, выполнив преступный приказ, сам и совершил воинское преступление и, так же как и Лазаренко, мог пойти под суд ещё в 1941-м. Так что хвастать ему было не чем… проще было промолчать. Но «адвокаты Павловых» задают, как им кажется, «каверзный» вопрос: «Почему особисты не отреагировали и вовремя не доложили об изъятии оптики в 235-м ran, если это изъятие было на самом деле и оно было преступным?»
Дело в том, что задающие подобные вопросы просто не в курсе, как работают особисты. Во-первых, особист не находится постоянно рядом с командиром и не визирует приказы, тем более если тот отдаёт их устно. И подавно, отдавая такой заведомо преступный приказ, старший начальник побеспокоится, чтобы особиста поблизости не оказалось. Во-вторых, даже если особист и знает о таком приказе, то надо иметь артиллерийское образование, чтобы понять, что изъятие «на плановую поверку» преступно, ибо умышленно снижает боеготовность артполка. В-третьих, особист может отреагировать на преступный приказ только в том случае, если кто «стуканет» ему о таковом. И в-четвертых, в данном ran особист мог быть просто в отпуске или командировке, и курирующий ran на это время его старший начальник, у которого под «присмотром» несколько частей, просто физически мог не уследить за подобным приказом. Тем более устном. И опять же — наверняка отдающие такие приказы генералы делали это именно в отсутствие особистов… А впрочем, вполне возможно, что до сих пор где-то в архивах контрразведки и пылится то донесение. И возможно, оно есть в деле подельника Павлова — Коробкова.
