Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов

времени, когда племена (с которых он берет дань), судя по всему, еще не знают, что такое подати, то в "Саге об Ингваре Путешественнике" изображено общество, которому, скорее всего, известны уже внутренние поборы. Конечно, можно при желании допустить возможность "перераспределения" собранной "внешней дани" у земгалов в пользу их нобилитета. Но это только гипотетическая посылка, не находящая подтверждения в источниках. Из источника же следует, что нобилитет не шел на выплату "внешней дани" охотно, что следовало бы ожидать, прими мы точку зрения В.Т. Пашуто и его сторонников. Конунг и хевдинги земгалов согласились на дань под угрозой применения силы. Что ждало тех, кто отказывался платить дань, сага поясняет на примере вышеупоминавшихся трех хевдингов, решившихся на сопротивление. Хевдинги, естественно, потерпели поражение. "Когда они отступали, был схвачен тот из них, кто больше всех противился тому, чтобы отдать дань, и они [Энуннд и Ингвар. — В.П.] повесили его, но двое других убежали. Они взяли там много добра в счет военной добычи, и забрали всю дань…"[1012].

Таким образом, непокорных убивают, а с разоряемых территорий взимают не только дань, но и военную добычу. Понятно, что конунг земгалов дал свое войско Энунду и Ингвару из опасения норманнского вторжения. Лучше было пожертвовать малым, чем большим.

Показательно, что русским былинам также известен мотив взимания дани с правителей. Например, в былине "Добрыня Никитич и Василий Казимирович" князь Владимир просит богатырей свести его дани к "царю Батуру ко Батвесову"[1013]. Наши герои, Добрыня и Василий, естественно, своеобразно выполняют просьбу князя. Они не его дани отвозят Батуру Батвесову, а напротив, берут их с самого Батура для своего князя[1014]. Весьма колоритно описывается и способ, каким богатыри добывают дань:

"И выходил Добрыня на улицу на широку

И стал он по улочке похаживати.

Сохватились за Добрыню три татарина:

Он первого татарина взял — разорвал,

Другого татарина взял — растоптал,

Атретьего татарина взял за ноги;

…Зачал татар покалачивать".

Василий Казимирович, конечно, не мог ударить в грязь лицом перед старшим товарищем:

"Попала ему ось белодубова,

Ось белодубова семи сажен.

Сохватил он ось белодубовую,

…И зачал татар поколачивать".

Испугавшись, что ему не останется татар даже "на приплод", Батур Батвесов соглашается заплатить дань[1015]. Собственно, былинный способ добычи дани мало чем отличался от исторически известного. Разве что своей большей колоритностью[1016].

В объяснении сущности дани времени образования древнерусского государства, да и более поздней эпохи, нельзя исходить только из "материальных предпосылок". Данническая зависимость была позорной. И страх навлечь на себя позор был сильнее, чем мифическое желание нобилитета поучаствовать в перераспределении[1017].

Порядок раскладки общественных расходов в зависимости от социального статуса существовал практически повсеместно, в том числе и у славян. Интересное сообщение на этот счет находим, например, у Титмара Мерзебургского[1018]: "Всеми ими, называемыми общим именем лютичей, не управляет какой-то один правитель. Решение необходимого дела обсуждается в общем собрании, после чего все должны дать согласие на приведение его в исполнение. Если же кто-нибудь из селян [si quis vero ex comprovincialibus][1019] противится принятому решению, его бьют палками; а если он и вне собрания открыто оказывает ему сопротивление, его наказывают или сожжением и полным разграблением всего его добра, или уплатой соответствующей его рангу [qualitate][1020] суммы денег в их присутствии". Иными словами, размер этого "общественного штрафа" зависел от ранга, или качества того, на кого он налагался.

Восточные славяне не составляли исключения из этого правила. У нас нет никаких свидетельств о том, что местная племенная знать находилась в особых условиях и не платила даней. Тем более нет сведений о том, что знать получала часть дани, уплаченной соплеменниками варягам или киевским князьям (то есть, о "перераспределении"). Когда Игорь идет к древлянам "и примышляше къ первой дани, и насиляше имъ и мужи его", Мал и древлянская знать не приобрели ничего, кроме дополнительных расходов. Неслучайна и реакция со стороны древлян на возвращение Игоря за дополнительной данью: древляне "сдумавше со княземъ своимъ Маломъ", "оубиша Игоря и дружину его"[1021]. Если же придерживаться логики В.Т. Пашуто и его последователей, то Мал с "местным нобилитетом" должны были только радоваться действиям Игоря, который являлся в их руках орудием эксплуатации рядовых соплеменников.

Не иначе обстояло дело с выплатой дани у северян, радимичей и у других племен. Конечно словене, кривичи и меря находились в несколько иных отношениях по степени интеграции и к Рюрику и, позднее, к киевским князьям и Киеву[1022]. Однако когда, например, Олег "дани устави Словеномъ и Варягомъ даяти, и Кривичемъ и Мерямъ дань даяти Варягомъ" вряд ли там ситуация в распределении последней обстояла иначе, чем в других племенных объединениях. Сказанное относится и к тем 300 гривнам в год, которые Олег установил давать варягам "мира деля"[1023]. В их уплате участвовала, несомненно, и местная знать, причем по принципу, отмеченному у "финнов". В этом убеждает и анализ событий 1018 г., когда новгородцы, для помощи Ярославу в борьбе со Святополком, установили единоразовый экстраординарный "налог" и "начаша скотъ събирати от мужа по 4 куны, а от старостъ по 10 гривен, а от бояръ по 18 гривен"[1024]. Такая диспропорция являлась выражением социальной оценки старост и бояр[1025]. И это понятно, так как в варварских обществах "самосознание рода или семьи нуждалось в общественном признании", вследствие чего каждый человек должен был вести себя соответственно своему статусу[1026].

Подобные представления были весьма живучи, о чем свидетельствуют, на наш взгляд, события 1257–1259 гг., связанные с татарской переписью в Новгороде[1027]. Конфликт достиг апогея во время второго приезда татарских послов (1259 г.). Горожане раскололись на два противостоящих лагеря. Вятшие не только согласились на перепись и обложение данью, но и велели меньшим пойти под "число". Последние же готовы были умереть "за святую Софью и домы ангельскыя", но не подчиняться требованиям. В самый напряженный момент "съеха князь с Городища, и оканьнии Татарове с нимь; и злых светомь яшася по число: творяху бо бояре собе легко, а меншимъ зло. И почаша ездити оканьнии по улицамъ, пишуче домы христьяньскыя: зане навелъ богъ за грехы наша ис пустыня звери дивияя ясти силныхъ плъти и пити кровь боярьскую"[1028].

Против чего же протестовали простые новгородцы? Наиболее близко, на наш взгляд, подошел