Затерянный книжный - Иви Вудс

только теперь поняла, что некоторые слова на корешках выделяются ярче, чем остальные.

дорогой читатель

пойди

на чердак

Я, затаив дыхание, прижала к груди «Доводы рассудка». Это было по-настоящему жутко. Часы показывали одну минуту первого. Я еще раз посмотрела на книги, и теперь они опять выглядели абсолютно безобидно и нормально, никаких отдельных ярких слов. Никакого тайного послания. Нужно просто игнорировать этот секундный обман зрения. Я устала, не более того.

Но что там насчет интуиции, как назвала это мадам Боуден? Может, проблема и заключается в том, что я всю жизнь игнорировала ее?

Я сунула ноги в кроссовки, накинула старый кардиган, служивший мне халатом. Включать свет в холле не хотелось (мадам Боуден очень чутко спала), так что я все-таки чуть не навернулась наверху лестницы и отшибла палец. Я тихо вскрикнула – не столько от боли, сколько досадуя на себя саму. Вообразила, что книги говорят с ней, вы только гляньте!

Наивно? Но у меня на спине татуировка, половину которой я никогда не наносила.

Я дошла до маленькой дверцы, ведущей на чердак. Потолок нависал так низко, что приходилось нагибаться. Я толкала, тянула, но дверь упорно не поддавалась. Безуспешно я шарила по пыльному верхнему косяку в поисках ключа. Нет, все бессмысленно. В такой темноте я ничего не добьюсь. Я осторожно спустилась по лестнице и уже миновала дверь в спальню мадам Боуден, как она окликнула меня.

– Марта, это ты?

– Да, просто…

Черт, что ей сказать?

– У меня в туалете засел паук, так что я воспользовалась тем, что наверху. Извините.

Молчание затянулось, и я уже направилась вниз к себе, как в спину меня нагнал смешок:

– Ты кошмарно плохо врешь, Марта!

Глава 39. Генри

– Мистер Филд? Вы еще там?

Я накрыл голову подушкой и как следует проорался, прежде чем снова приложить к уху телефонную трубку.

– Мне просто нужно еще немного времени, вот и все. Вы ведь получили наброски, верно?

– Да-да, и они очень многообещающие, но… – Деррик, завкафедрой, был человеком весьма порядочным, а потому старался донести до меня мысль как можно мягче. Проблема в том, что я не желал с ним соглашаться.

– Проблема в том, что у вас нет ни одного весомого доказательства, Генри.

Он был прав, и я знал это. Древнее письмо, в котором обсуждается возможность выхода второго романа Бронте, – не более чем слухи. Ничего весомого.

– Простите, Генри, но они отозвали финансирование вашего проекта.

– Что?

– Слушайте, я пытался отстоять вашу точку зрения, но вы ведь не впервые уже бросаетесь в погоню за призраками, а?

Замечательно, еще и унизил меня напоследок. Я поблагодарил его за этот звонок и за то, что Деррик сообщил мне дурные вести лично, а не по имейлу. А потом еще немного поорал, уткнувшись в подушку.

Многие годы я искал зацепки, которые привели бы меня к той самой утерянной рукописи. К рукописи, которая сделает мне имя. Да, я находил истинных авторов коротких рассказов или эссе, изданных под псевдонимами, натыкался на весьма любопытные фрагменты переписки между значимыми деятелями от мира литературы. Я перерыл тонну текстов, которые подняли со дна истории специалисты по редким книгам, но сам до сих пор не сделал большого открытия. Это был мой шанс, я чувствовал это. Однако я отвлекся на эмоции – и вот результат. Марта ясно дала понять, чего она хочет, и я – если желаю спасти остатки собственной карьеры – должен на сто процентов отдаться поиску рукописи.

Я достал ноутбук и сел на кровати. Музыка в жанре транс всегда помогала мне сосредоточиться; нечто в ее ритме, в ее звучании оставляло ощущение, что я двигаюсь (даже если на самом деле я сидел на месте). Я был намерен докопаться до правды так или иначе. Я уже связался с Музеем Розенбаха, и они подтвердили подлинность письма, даже наняли графолога (параллельно кормя меня какими-то отговорками). В любом случае, будь рукопись у Розенбаха, об этом уже знал бы весь мир. Нет, мне надлежало вернуться к поискам Опалин и выяснить, что с ней случилось и почему она утверждала, что завладела черновиком второго романа Эмили Бронте.

В дверь постучали, и я решил, что, если не издам ни звука, Нора поверит, что меня нет.

– Я отсюда чую запах алкоголя, – сообщила она из-за двери.

Я поднялся с кровати, открыл дверь и увидел, что она стоит на пороге, а на подносе у нее чашка чая и поджаренный тост с беконом.

– Ты удивительная женщина, ты знаешь? – Я забрал у нее поднос и занес в комнату.

– Что, во имя всех святых, сталось с твоим лицом?

– Ах это!

Я уже и забыл. Лицо не имело значения в свете того, что моя карьера рушится, а сердце разбито вдребезги.

– Ты… ты в порядке, Генри?

– Лучше не бывает.

– Просто я волнуюсь за тебя.

Когда незнакомый человек беспокоится, в порядке ли ты, тут в самом деле есть о чем подумать. Мне надо было взять себя в руки, и как можно скорее. Я заверил ее, что все скоро наладится, и, прикончив сэндвич, вернулся к ноутбуку, чтобы вновь закопаться в историю семейства Карлайл. Отец – госслужащий, женился на богатой наследнице рода. Оба ребенка получили хорошее образование. Много информации о продвижении Линдона по службе. Сведения о жизни Опалин носили обрывочный характер, а потом и вовсе прекращались, если не считать небольшую заметку о свадьбе Джейн Барридж и лорда Финли, где Опалин Карлайл выступила в роли подружки невесты. Как ни больно было думать о Марте, но я припомнил ее слова об Опалин и о женщинах, окружавших ее. Наверняка они с этой Джейн были подругами.

Я глотнул чая и сделал музыку погромче, а потом принялся искать информацию о леди Джейн. Это приносило мне истинное удовольствие: читать о людях, которые давно умерли и о которых все уже позабыли. Как будто тот факт, что я проливал немного света на их судьбы, каким-то образом на миг воскрешал их из мертвых. Именно это чувство вдохновило меня заняться поиском редких книг: возможность погружаться в жизни людей, которые ходили по этой земле до нас, которые, как и мы, о чем-то волновались и чему-то радовались, которые жили в удивительные моменты истории, совершенно не сознавая их значимости. Я складывал части целого, и мой разум немного успокаивался. Может, мне было приятно сознавать, что моя собственная жизнь – лишь одна страница в великой книге истории человеческих устремлений, а значит, я не обязан быть кем-то исключительным. Эта мысль утешала, пока какому-нибудь из моих коллег не