Затерянный книжный - Иви Вудс

– Ваш брат сообщил, что в последнее время вы неважно себя чувствуете. Как будто вы немного не в себе, согласны?

– Это ложь! Я уже несколько лет не видела брата, и он лезет в мои дела только из злобы и от зависти.

– Как видите, доктор, она все еще страдает от этих галлюцинаций, – грустно сообщил Линдон. – Я сознавал, что уже какое-то время она не способна сама управляться с делами, так что решил немедленно взять управление магазином на себя.

Я вспыхнула и резко повернулась к нему.

– Ты прочитал в письме про рукопись и понял, что она будет дорого стоить? Вот почему ты объявился! Тебе плевать на ребенка! Какой же ты злобный, завистливый и мелочный! – И я снова обратилась к доктору: – Он хочет разрушить все, ради чего я трудилась, хочет уничтожить мою репутацию и наложить лапу на то, что принадлежит мне по праву!

Я говорила так быстро и горячо, что в уголке рта даже выступила слюна. Я должна заставить этого человека понять, что представляет собой Линдон!

Мужчины обменялись понимающими взглядами.

– Подождите, а кто вы вообще? Что это за место?

– Меня зовут доктор Линч, а это – клиника для душевнобольных округа Коннахт.

Мне показалось, я ослышалась.

– Что… Я не понимаю… Линдон?

Брат смотрел прямо перед собой. Доктор Линч же склонился вперед, уперся в стол локтями и, переплетя пальцы, опустил на них подбородок.

– Ваш брат привез вас сюда, потому что беспокоится о вашем здоровье, Опалин. Похоже, вы страдаете от того, что мы называем психозом беременных. Женщина в таком состоянии может представлять угрозу для себя и окружающих, понимаете?

– В машине по дороге сюда она попыталась наброситься на меня, – кротко подтвердил Линдон.

– Ах ты лживый ублюдок! – закричала я, вскакивая, но медсестра с силой обхватила меня руками и усадила обратно в кресло.

– Пожалуйста, постарайтесь успокоиться, Опалин.

Я попыталась высвободиться, но без толку: медсестра держала меня крепко, как в тисках. Я дышала коротко и прерывисто, как загнанное животное. В эту минуту все стало ясно: Линдон предвидел мою реакцию. Мой гнев послужит одной лишь цели – я буду выглядеть так, будто со мной на самом деле что-то не так. Разгневанный мужчина воспринимается как человек вспыльчивый и властный. Разгневанная женщина – как ненормальная, которая потеряла над собой контроль. Я внутренне поклялась себе самой молчать и сосредоточилась на том, чтобы дышать ровнее.

– Похоже, ваша сестра действительно страдает от некой разновидности мании преследования, как вы и писали.

Ну вот и все. Они уже разговаривали так, будто меня не было в комнате. Что бы я ни сказала или ни сделала, это лишь будет свидетельствовать в пользу версии о моем ухудшающемся психическом состоянии. От отчаяния я уронила голову на грудь, а тело обмякло, будто меня разом покинули все силы.

– Вы должны понять, доктор Линч: мы не можем допустить, чтобы этот скандал просочился в прессу. Опалин и ее… образ жизни уже долгое время являются источником переживаний моей матери, но этого, – Линдон указал на мой живот, – она не перенесет.

– Я понимаю. Свойственная нынешнему веку утрата нравственных ориентиров стала причиной многих бед.

Как мог доктор спорить? Перед ним стоял мой брат, герой войны. Он заверил Линдона, что пребывание в клинике исправит те черты моего характера, которые они оба полагали неприемлемыми.

– Вам надо только подписать вот эту форму и выделить оговоренные средства на содержание вашей сестры и надлежащий уход за ней.

Огромным усилием воли я успокоила дыхание и ушла внутрь себя, в какую-то первобытную часть сознания. Сегодня спасения ждать не стоит, несомненно. Но в ближайшие дни я направлю все свои навыки убеждения, весь свой интеллект на то, что убедить этого врача, что мне здесь не место.

Тогда я еще не знала, что половина женщин, запертых в стенах этой клиники, в свое время проделывали это бесполезное упражнение. Мне следовало бы догадаться: никто из присутствующих не собирался прислушиваться к женщине. Ее считали диковинкой, чем-то, что необходимо изучать, а не пытаться понять. Досадной помехой, которую следует контролировать.

Медсестра вывела меня из кабинета, крепко держа за руку, и мы пошли куда-то по коридору. Стоило чуть отдалиться от мест, куда допускались посетители, и эстетика интерьера резко переменилась. Меня поразило отсутствие любых признаков жизни: голые стены, выкрашенные в кошмарный зеленый цвет, тошнотворный запах отбеливателя. Меня отвели в мою комнату, хотя ее смело можно было назвать тюремной камерой. Две кровати с железными рамами (стало быть, я в заключении не одна; это хорошо или плохо?) – и больше ничего там не было. Окно находилось так высоко, что для того, чтоб выглянуть в него, мне пришлось бы встать на кровать. К тому же вид перекрывала решетка: вероятно, на тот случай, если мне в голову придет мысль о побеге.

– Мне нужно в туалет.

– Под кроватью есть тазик, – коротко ответила медсестра, все еще не отпустившая мою руку. Я не возражала: по правде говоря, если б она не держала меня, я едва ли могла бы стоять. Меня затошнило, и я попросила воды.

– Тут тебе не отель. – Видимо, ее раздражало мое крайне дерзкое поведение. – Услышишь звонок к ужину – и пойдешь в холл с остальными.

Сказав это, она наконец отпустила меня, бесцеремонно втолкнула в комнату и захлопнула дверь. Я услышала, как провернулся ключ, и сползла по стене, совершенно обессиленная.

Ту ночь я провела на полу: казалось, если лягу на кровать, то будто бы смирюсь со своей судьбой. Должно быть, в какой-то момент я задремала, измучившись, потому что из сна меня выдернули крики и стоны других заключенных… Должна ли я сказать «пациенток»? Это имело значение? Мне здесь не место, я обязана вырваться на свободу. Но где найти силы бежать из-под такой охраны, когда ты еще и беременна? Нет, невозможно. Я снова и снова шептала имя Мэттью. Он обязательно найдет меня, он придет за мной. Неважно как. Я знала, что это случится. Я не могла оставаться здесь.

– Утром будет лучше, – сказала я, обращаясь к ребенку. Только вот сейчас я в это не верила.

Глава 38. Марта

Адвокаты прислали договор на подпись. Квартиру продали быстро, и после выплаты налогов и агентских сборов у меня осталось двадцать тысяч евро. Рынок недвижимости охватил очередной бум, и, по словам агента, я решила продать квартиру в самый подходящий момент. Я же видела цифры на бумаге, но не могла поверить, что это в самом деле мое, что эти деньги лежат