Царская тень - Мааза Менгисте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он охает, словно оступившись. Словно он вдруг сломался и теперь сгибается пополам. Словно этот открытый рот и пузырь воздуха начали убивать его. Хирут видит его удивление, видит, как оно оставляет след в его глазах. Он так перепуган, что его нижняя челюсть отвисает, а дыхание прекращается, и пока все, что он может сделать, — только охнуть еще раз. Хирут в недоумении моргает и щурится. Она вытягивает губы, готовит их, потом медленно открывает рот и видит, как его передергивает, словно от отвращения. Она закрывает рот, потом снова открывает: это заряженная винтовка, которой она машет перед ним.
Перестань, говорит он, смущение коробит его лицо. Он закрывает глаза, но слишком поздно. Он уже обмякает.
Она ослабляет челюсть и снова открывает рот. Он теряет твердость, выходит из нее, но не может найти способа разъединиться с ней. Он оказался в ловушке собственной страсти, которая привязывает его к ней, в капкане временного стыда удивления.
Она делает глубокий вдох, выгибает шею назад, она скрывает свое изумление тем, насколько послушно ее тело, как оно строго выполняет любую команду.
Хватит, говорит он, но это слабый приказ, неуверенный в себе.
Хирут, вдохновленная, пытается скинуть его с себя, но он лежит на ней тяжелым, упрямым грузом. Он неловко прижимается к ней, снова обретая уверенность, и начинает все сначала. Она смотрит на него, на стреляющие глаза, расслабленный рот, сомнение, заползающее на сильные плоскости его лица. Она немеет. Она в ужасе. Она беспомощна. Она в ярости. Она вмещает в себя все эти свойства, которые находят путь наружу и превращаются в пузырь, начинающий раздуваться. Она делает еще один глубокий вдох и на сей раз без труда позволяет зевку, округлому и жесткому, вырваться наружу. Этот зевок раздвигает ее челюсти, заставляет закрыть глаза. Он расцветает сладостным отдохновением среди ужаса.
Он пытается проникнуть в нее, но уже слишком поздно. Он не может не замечать полного безразличия на ее лице, а Хирут отказывается отворачиваться. Потому что теперь она видит: трещинки в твердости, крошащаяся основа обнажает его слабости, которые все время были в нем, только ждали, когда она их обнаружит, он всегда хотел от нее только сопротивления, еще одного сражения, которое он может выиграть.
Кидане вскакивает на ноги. Он лягает ее, осыпает проклятиями, натягивая брюки. Ты еще пожалеешь, что родилась, говорит он.
Хирут садится, она ждет, когда ее ноги перестанут дрожать, когда живот перестанет вздыматься, когда высохнут слезы, когда к ней вернется речь. Она упрашивает себя встать перед ним и объявить себя солдатом, найти слова, которые дали бы ей твердую почву под ногами. Но она окоченела, беспомощная, она онемела, ей не раскрыть рта. И она сидит, пока он собирается, отирает лицо, еще раз проклинает ее, а потом уходит прочь. Она сидит там в грязи собственного тела, испуганная и разозленная на него за его настойчивое стремление выживать. Наконец она встает и идет назад, спотыкается и взмахивает руками на грани паники. Выхода нет. Она не может выбраться из этого — только через сражение. У нее нет иного выбора — только стать солдатом, взять свою Вуджигру и навести ее на врага, и надеяться на милосердие собственной смерти.
Глава 10
Им придется поступить с Тарику так, как они поступали со всеми другими мертвыми телами: похоронить его без церемонии, в темноте, на неприметной земле. Церкви стали легкой добычей самолетов. Кладбища бомбят преднамеренно. Могилы у Тарику не будет, его похоронят на неосвященной земле. Все придется делать так же, как делается многое на этой войне: быстро и эффективно.
Они сдались, говорит Кидане, показывая в сторону последней деревни, которая отказала им в проведении похорон Тарику на своей земле. Он кладет руку на плечи Сеифу, а Сеифу хватает за руку жену. Они сидят вокруг костра и смотрят, как Хаилу подбрасывает ветки в огонь. Кидане продолжает: Они решили, что лучше спрятаться и жить, как трусы. Он мечет взгляд на Хирут, произнося эти слова. Я не могу в это поверить. Он роняет голову на руки. Где мы его похороним?
У них за спиной Миним, опираясь на большой камень, играет скорбную мелодию на своем краре. Этот кроткий музыкант вел процессию к месту захоронения, он же шел впереди, когда они возвращались в лагерь, и ни разу его инструмент не дал сбоя.
Они испуганы, тихо говорит Аклилу. Они боятся репрессий. Они устали хоронить близких, они не хотят, чтобы их близкие исчезали, потому что эти итальянцы обвиняют их в том, что они прячут и кормят нас. Они не чувствуют себя в безопасности, и они не вооружены, а эти ференджи платят им, чтобы они сражались с нами. Им нужна наша помощь, но получается так, что помощи просим у них мы.
Аклилу опускает глаза, избегая встречи со взглядом Кидане. Несколько мгновений Хирут думает, что Аклилу сейчас скажет ей что-нибудь, но он вместо этого подвигается к ней поближе и откашливается, когда Кидане смотрит на них обоих и хмурится. Она чувствует его озабоченность, крепнущую силу его молчаливого отказа оставить ее, несмотря на то что его место всегда было ближе к Кидане. Над их головами гуляет прохладный ветерок, плывет непрерывное треньканье крара Минима. Он дергает струны так легко, что те издают звук, подобный мучительному шепоту.
Что ты мне сказал? голос Кидане звучит пугающе тихо. Мы их не защищаем как следует? Ты это мне говоришь?
Давайте убьем этого Фучелли, и точка, говорит Сеифу, протирая глаза и держа жену за руку. Чего мы ждем?
Марта прижимается к нему, лицо ее искажено страданиями. Он обнимает ее, теснее привлекает к себе, и на мгновение утрата так переплетает их, что они кажутся Хирут одним телом, которое распухло от скорби.
Кидане поднимается на ноги, становится над Аклилу.
Издалека доносится шум еще нескольких приближающихся самолетов, звук нарастает, потом начинает затихать.
Вот почему Хирут поначалу даже не замечает Кидане. Но потом он разводит руки и наклоняет голову, пока не превращается в фигуру, которая сваливается в темную бездну, летит против сильного ветра. Она прижимается к Аклилу и чувствует, как он приникает к ней. Равновесие.
Скажите
