Побег из Олекминска - Вера Александровна Морозова

жандармский офицер тоже начал аплодировать. Приветливое выражение сошло с лица, его сменила озабоченность и напряженность.

Мария Петровна тихонько сжала рукой локоть Эссен. Та едва приметно опустила глаза.

Жандармский офицер искал повода, чтобы получше рассмотреть соседку. Ему мешала настойчивая любезность Марии Петровны, которая всякий раз заводила разговор, когда он делал хоть малейшую попытку взглянуть в сторону соседки. Бывают же такие дамы!

И опять погас свет. Офицер наклонился вперед.

Мария Петровна сейчас же вступила с ним в разговор. На них зашикали. По залу плыла музыка.

Офицер поднял глаза и повернул голову — кресло соседки оказалось пустым. И более того, никого не было и в другом кресле. Дамы исчезли.

Жандармский офицер перестал изображать меломана.

Он поднялся и, не обращая внимания на сердитые замечания, двинулся вдоль кресел к выходу. На него шикали, упрекали в плохом воспитании. Билетер при выходе тоже задержал его.

В фойе было пусто. Тускло горели светильники. В резных рамах желтели афиши прошлого сезона, их по традиции выставляли в фойе. Застыли кресла под парусиновыми чехлами. Офицер заглянул в буфет. Там гремел рюмками мальчик в белой, на вырост, куртке, расставляя их на подносах.

— Ты не видел двух дам? Возможно, заходили освежиться сельтерской водой? — без особой надежды спросил офицер, уверенный, что беглянки отсиживаются в туалетной комнате.

— После антракта в буфет никто из дам не заходил. — Буфетчик наклонил голову с ровным пробором и ловко принялся перетирать чистым полотенцем посуду.

Офицер махнул рукой и приготовился встретить дам в фойе. Он замер, охваченный тишиной. И вдруг послышался стук каблуков. Легкие убегающие шаги. Офицер кинулся к лестнице и увидел на площадке при повороте двух спускавшихся дам. Одна из них, полная, невысокого роста, натягивала на ходу пальто. Другая, поигрывая зонтиком, не спешила. Она легко перешагивала через ступени. Ни волнения, ни торопливости не было в ее движении. Гулко отдавались шаги офицера. Он тоже на ходу натягивал шинель, выговаривая гардеробщику, который замешкался с фуражкой.

Привлеченные шумом, дамы подняли вверх головы. Улыбнулись не без приветливости и сунули по монете швейцару, распахнувшему перед ними резную дверь.

Офицер кубарем скатился вниз. Швейцар недоуменно на него взглянул: «Ваше благородие должны идти чинно, а не сваливаться с лестницы, словно студент».

Вечер был дождливым, темнота ранее обычного прикрыла дома и улицы. В косых строчках дождя дрожал свет уличных фонарей, оранжевые круги на тротуаре пересекали струйки воды.

Жандармский офицер чертыхнулся. В какую сторону могли податься дамы? Да и откуда в тихом Саратове взяться такой революционерке? Полноте, не померещилось ли ему?

Но зачем дамам понадобилось столь поспешно покинуть зал? Сомнения не оставляли его. Человек он в городе новый и, к сожалению, не мог знать, с кем сидела рядом дама, столь хорошо известная охранке по кличке Шикарная.

Невозможно, чтобы приезжими были обе. Нет, его соседка, невысокая и полная, с тихими движениями и отличным французским языком, должно быть, из местных, она, видимо, и надумала затащить гостью на концерт. Плохо, что он поддался порыву и не пытался у швейцара установить, кто эта полная дама. Бежал, как безусый юнкер. Возвращаться в музыкальное училище, пожалуй, не имело смысла. Жандармский офицер уныло оглядел улицу с редкими прохожими и недовольно передернул плечами. И все же разумнее всего объясниться со швейцаром, чем бродить под дождем в надежде на случайную встречу. Но тот разве всех упомнит?

Офицер бесцельно бродил по улицам, заглядывал под зонтики. Устал и промок. Постепенно мысли его успокоились — в управлении никто не мог знать, что он встретил в концерте преступницу под кличкой Шикарная, на карьере его это не отразится. Значит, следовало успокоиться...

Мария Петровна и Эссен вернулись в квартиру поздней ночью. Марфуша попыталась высказать неудовольствие, но, посмотрев на их промокшие пальто и сырые ботинки, на зонтики, с которых ручьем катилась вода, промолчала. Значит, опять что-то приключилось! Василий Семенович стоял бледный, от него пахло валерьяновыми каплями. Он не ответил на просительный взгляд супруги, с чувством захлопнул дверь в кабинет.

Эссен развела руками и в каком-то необъяснимом порыве обняла Марфушу. Та засмеялась и, приняв мокрое платье, быстро отправилась его просушить на кухню. Мудрости Марфуше не занимать — все может случиться, нужно, чтобы платье было сухим.

Мария Петровна понимающе улыбнулась и пошла в столовую накрывать к чаю. О случившемся не говорили. Долго пили чай с малиновым вареньем. С удовольствием съели яблочный пирог. А потом молча сидели и смотрели друг на друга. В глазах Эссен светилось виноватое выражение: действительно, едва сама не попала в историю и Марию Петровну бы подвела. Мария Петровна ругательски себя ругала, что не сумела удержать Эссен от непростительной оплошности. У нее больше конспиративного опыта, могла бы и предугадать события. Эссен молча протянула руку. Мария Петровна крепко ее пожала — когда-то им придется вновь встретиться на дорогах подполья!

Эту ночь Эссен не спала. Писала, шифровала письма, сжигала на керосиновой лампе лишние бумаги, укладывала вещи. Оставаться в Саратове становилось опасным: раз пришла ее фотография, значит, объявлен всероссийский розыск. Нужно уезжать, да и дел превеликое множество. Теперь она направлялась в Вологду.

В десять часов утра Мария Петровна, приосанившись, отправилась к знакомому адвокату. Адвокат из местных знаменитостей играл в либерализм. Изредка укрывал у себя нелегальных. Однажды ходил к губернатору, протестуя против содержания под стражей несовершеннолетней гимназистки. Как-то он отвалил двадцать рублей на партийные нужды. Но последнее время адвокат все больше отказывался от просьб. Но выхода другого у Марии Петровны нет. Нужно было обеспечить безопасный отъезд Эссен из Саратова.

Адвокат встретил ее хмуро. Подошел к окну и тихо приоткрыл портьеру, опасаясь наблюдения. Мария Петровна рассмеялась: нет, благонамеренному адвокату не грозит наружное наблюдение. Он долго говорил об опасности, которой себя подвергает, и просил его беспокоить только в серьезных случаях. Мария Петровна улыбнулась. Как всякий либерал, он берег себя для великого дела.

Мария Петровна упрашивала адвоката проводить на вокзал подругу. Подлинной причины объяснить не могла. Разговор получился долгим и неприятным. Главное, что его убедило, — вагон первого класса и красота подруги, которую она пылко расписывала.

Эссен запретила Марии Петровне провожать себя. Адвокат заехал на извозчике. К пролетке с красными дутыми шинами, чему несказанно удивилась Марфуша, вынесли коробки. Внешность Эссен произвела на адвоката благоприятное впечатление. Он галантно целовал ей ручку, подсаживая в пролетку.

Как ни привыкла Мария Петровна к искусству перевоплощения подруги, но на этот раз едва сдержала удивление. Эссен