Маленький содом - Георгий Стаматов

да вот вы сегодня, потехи ради, молодые деревца посекли... Конечно, ваши грехи господь не записывает, как говорит дед Кочо, да и штрафа с вас не берут... Прощенья просим, господин,— закончил парень,— а хлеба у нас и не ищи; хватит издеваться над нами...

И парень свернул в узкий проулок.

Агаров покачивался в седле, потому что хмель его еще не прошел, и никак не мог сообразить, что же делать дальше.

То ли почувствовав состояние всадника, то ли инстинктивно, конь решил вернуться в рощу.

   —  Агаров едет! — зашумела вся компания.

   —  Агаров!.. Тоже без хлеба!

   —  Гнать его прочь!

   —  Ура!

   —  Да здравствует предприимчивость!

   —  Браво!

   —  Да здравствует кулачная расправа!

Агаров подъехал, но никто не спросил его о хлебе. У него уже мелькнула надежда, что хлеб привезли, но в это время с опушки послышалось погребальное пение: из села несли покойника.

Шествие, по традиции, остановилось возле одного большого камня.

   —  Помяни, господи, раба твоего...— монотонно затянул поп.

   —  Ура!.. Браво!..— неслось с полянки.

   —  Хватит умствовать! Да здравствует шашка!

   —  Ура!

   —  Похороны рядом,— напомнил гулякам Каридов,— замолчите хоть на минуту, покойника ведь несут.

   —  А мы разве не умрем? — крикнул молодой капитан и повалился под дерево.

   —  Ура! Браво! — гремело в роще.

   —  Батюшка, не останавливайся здесь,— попросил кто- то из провожавших покойника.

   —  Почему?

   —  Да потому,— громко пояснил дед Кочо,— что, когда ревут ослы, покойник вампиром становится.

Шествие двинулось дальше.

   —  Долой материализм! — ревел пьяный капитан.

   —  Свинья! — с язвительной отчетливостью проговорил Каридов.

   —  Свинья? Кто свинья?!—подскочил к нему молодой капитан.— Кто? Повтори — кто?

На шум сбежалось человек десять. Полковнику пришлось вмешаться.

   —  Подпоручик Каридов, запрещаю вам разговаривать, слышите? Я вас арестую!.. Сию же минуту отправляйтесь в город!

Каридов встал и оглянулся кругом,— никто ему не сочувствовал.

   —  Ольга,— обратился Каридов к девушке, с которой обручился, когда был еще юнкером,— садитесь со мной в экипаж, уедем вместе.

Сестра девушки толкнула ее и зашептала:

   —  Ему не служить больше...

   —  Ольга, Ольга! — звал Каридов.

   —  Без сестры я не могу уехать,— ответила ему невеста.

Каридов вскочил на коня, повернулся к офицерам, плюнул и шагом выехал на шоссе.

   —  Я тебе говорила, Петр, что не надо нам ехать на пикник,— заметила жена одного батальонного командира мужу.— Я тебя предупреждала, что этот Каридов будет целыми часами болтать, что народу-де есть нечего, и он вконец истреплет мне нервы!

   —  Я проучу этого мальчишку, я ему покажу! Под суд, под суд этих мерзавцев! — кричал командир полка.

Пикник расстроился, никому уже не хотелось кричать ни «ура», ни «браво»; а когда экипажи потянулись в город, полковница сказала:

   —  Чтоб его черти забрали, этого Каридова, всегда он портит нам удовольствие! Можно подумать, будто это по нашей вине народу есть нечего...

И по знаку разгневанного полковника экипажи быстро покатили в столицу.

ВЕСТОВОЙ ДИМО

I

Прошел уже целый час, если не больше, с тех пор как личный состав батареи построили в ожидании командира; но он все не появлялся. Давно уже скомандовали «вольно», а новобранцы, стоявшие на левом фланге, взволнованные и озабоченные, боялись шелохнуться. С минуты на минуту должно было выясниться, где и кем каждый из них будет продолжать службу.

«Шпорником бы назначили!» — мечтал один.

«Только бы не ездовым!» — опасался другой, уже видевший в манеже, что значит ехать на неоседланном коне.

«Кого назначат писарем?» — с волнением гадал третий.

Остальные ни о чем не мечтали и ничего не желали, и лица у них были темнее тучи; строй напоминал групповую фотографическую карточку, снятую перед генеральным сражением.

Ряды зашевелились; появился фельдфебель, требовавший, чтобы солдаты отвечали ему на приветствие, если поблизости не было офицеров.

Заметив издали приближавшегося подпоручика, он с необычайно важным видом поздоровался с солдатами.

   — Смирно!.. Равняйсь!.. Живот подбери!.. Смирно! — загремел он и отдал честь подошедшему подпоручику, но с таким пренебрежением, словно хотел сказать:«Много вас таких молокососов!» Подпоручик здороваться с солдатами не любил.

Вскоре появился и поручик, имевший привычку повторить по нескольку раз: «Здравствуйте, богатыри!» Этот вечно был недоволен ответом на свое приветствие. «Опять тянут... глотают слова,— придирался он к фельдфебелю,— а иной раз и не разберешь, мямлят они или торопятся. Форменный разнобой!»

   —  Здравствуйте, богатыри! — повторил он с раздражением.

   —  Здравия желаем, господин поручик! — устало ответили солдаты.

   —  Вот так! — самодовольно проговорил, наконец, новоиспеченный поручик.

Старший офицер еще за пятьдесят шагов сделал знак рукой, чтобы команды не подавали. Минувшей ночью он проиграл двухмесячное жалованье, и никакие пожелания здоровья не могли вернуть ему ни гроша; кроме того, в одной батарее уже знали, в других догадывались, какое у него «здоровье».

Прибыл, наконец, и командир батареи. Командир! Полновластный начальник всей батареи! И прикатил он в собственном экипаже, новеньком, чистеньком, блестящем, приобретенном всего неделю назад. Писарь, фельдфебель и старший офицер поспешили к зданию полковой канцелярии, у которой командир батареи всегда останавливался, чтобы обменяться двумя-тремя словами с адъютантом и пошептаться с казначеем, и лишь спустя полчаса направиться на батарею. Тогда старший офицер с особенным удовольствием отчетливо и громко командовал грозным для солдат, сладостным для командира тоном:

   —  Батарея, смирно!.. Господа офицеры!..

И чем грубее и резче звучала команда: «Батарея, смирно!», тем мягче произносились слова: «Господа офицеры!», а взор старшего, обращенный к начальнику, выражал смирение и подобострастие.

   —  Здорово, братцы! — снисходительно поздоровался командир, не глядя на солдат и не слыша дружного ответа, к которому и сам фельдфебель присоединил свой зычный голос.

   —  Чем занимаетесь сегодня? — вполголоса спросил командир старшего офицера, а тот еле слышно ответил, что сегодня занятия не предусмотрены, так как предстоит распределение новобранцев.

   —  Знаю, знаю...

   —  Вот список, господин майор.

Фельдфебель огласил имена ездовых и строевиков. Командир батареи не внес в него никаких изменений, только наказал молодым ездовым, чтобы они пуще глаза берегли коней, ибо каждый конь стоит шестьсот левов, а солдат дарит сам господь бог. Речь его была краткой — назвав цифру шестьсот, он поперхнулся, вспомнив об одном срочном долге, как раз на такую же сумму; да и, кроме того, он не сомневался, что фельдфебель внушительным тоном разовьет его мысль, когда приведет солдат на конюшню.

Слушая чтение списка, некоторые солдаты исподтишка