Карьера - Александр Николаевич Мишарин

— Спи… спи! — услышал он глухой, виноватый голос Карманова: — Я пойду…

Кирилл молча плюхнулся обратно в кровать. Он старался не смотреть на приходящего в себя Карманова. Тот стоял около двери… Потом тихо сказал:

— Не уезжай… Завтра.

— Уеду! Все равно…

— Откуда… В тебе — «это»? — после паузы спросил Андриан. Спросил беззлобно, даже скорее спрашивал самого себя, чем Корсакова.

— Просто… Привык обращаться с жизнью — без посредников! — зло и неторопливо ответил Кирилл. — И с богом — тоже… И с женщиной — тоже!

Он резко повернулся к Карманову и язвительно, с досадой, словно сводя какие-то счеты, добавил:

— Кстати, русское православие на том и стоит. Обходится ведь как-то без папы римского? И без цезаря?! Сам человек… И верит! И отчитывается! И несет крест… Без посредников! Если ты уж такой религиозный…

— Да, глупости все это… — устало произнес Карманов. — Какой из меня… Верующий? Я в другое верю. Как все…

Корсаков кивнул на стол. Андриан налил себе коньяка на дно стакана. Поднес ко рту, но, передернувшись, отставил.

— Не идет… — Он помолчал, посмотрел в иллюминатор. — Светает уже. Занятно-то как…

Кирилл увидел, как посветлело его, вдруг ставшее мягким, лицо. Приоткрылись губы… Он словно ловил ртом этот зоревой, преображающий свет. Ему не хотелось ни говорить, ни ругаться, ни думать.

— Ты что? Счастливый, что ли? — вдруг тихо и не враждебно спросил он Кирилла. — А?

«…Что было в том разговоре — двадцать лет назад? Что он так запомнился? Почему Андриан выделился для него из тысячи других людей и лиц? Почему он, Корсаков, чувствовал все эти годы какой-то постоянный, напряженный очаг опасности, связанный с именем Карманова? Может быть, те дни, те люди, то товарищество приходило ему на память? Или иногда и позже он сам сталкивался с какой-то глухой, организованной, молящейся каким-то другим богам, непонятной ему волей? С которой… не мог не считаться?!»

…Кирилл медленно поднялся с кресла. Взялся за ручку двери, ведущей в кабинет. И неожиданно услышал странно знакомый голос…

У него запершило в горле, когда он узнал его. «Откуда? Почему… Как могла оказаться там… В кабинете Манакова? Его жена? Марина?»

Он еще раз дернул ручку двери и, через неуловимо короткое время, увидел на пороге открывшейся двери Андриана. Кирилл невольно отодвинул его, чтобы разглядеть — что там, в кабинете? Но только успел заметить, как основная, входная дверь захлопывалась за кем-то.

— Постарайся… Сейчас! Не думать об этом, — положил ему руку на плечо Андриан.

Он кивнул в сторону большого стола. За ним, чуть откинув голову на высокую спинку, крепко спал Манаков. Его грозное, тяжелое, чуть отекшее лицо было сейчас белым, мертвенным.

— Привычка. Три минуты в час глубокого сна, — услышал он за спиной голос Андриана.

— Зачем она была здесь… — начал было Кирилл, но Карманов тут же перебил его.

— Затем… Что мы обещали… Безопасность твоей семье! — Карманов прошел мимо Корсакова к столу и разбудил Манакова.

Тот мгновение, не узнавая, смотрел на Кирилла, потом кивнул: «В кресло, у стола!»

— Нет?

Корсаков понял, что Андриан покачал головой. Следующую секунду Манаков смотрел перед собой, сосредоточиваясь.

— Окольный путь — тоже путь, — неожиданно сказал он. — Как у тебя с выездом?

— Постоянная виза.

Корсаков начинал догадываться, что последует дальше.

— Ладно! — словно с кем-то споря, решил «филин». — Остальное — я беру на себя. Вылетаешь в Рим! Тернер там. Пять дней срока…

Кирилл хотел спросить, «почему именно пять?» Но Манаков уже перебил его: «В понедельник будет бюро. С Самим!!»

До понедельника было шесть дней.

— Все остальное… Получишь у него! — кивнул в сторону племянника Манаков. — Тернер! Черт! Дьявол… Кто-то другой… Выбирай сам… Не маленький! Но к понедельнику… Я должен! Иметь доказательства!

Он еще раз повторил слова «доказательства». Раздельно! Посмотрел на Корсакова. Взгляд был теперь по-отечески туманен и даже жалостлив.

— Неохота ехать? Боишься… За отца? За всех? — скороговоркой, на одной ноте, проговорил Анатолий Петрович. Кирилл понял, что (как ни странно!) он ждет ответа.

Отвечать было нечего. Или слишком много…

— Надо, Корсаков! Очень надо… — устало и серьезно сказал Анатолий Петрович. Недовольно глянул на Андриана, который уже посматривал на часы.

Словно вспомнив о своем образе, хлопнул по столу рукой и сердито закончил: «Правда! Правда нужна! Она — за нас!»

«А он, оказывается, был подлинным интеллигентом… Не чета — племяннику!»

Манаков обвел взглядом Андриана, Корсакова…

— Утри нос… Им! Мне! Этим… — Он кивнул куда-то в сторону окна: — Мы уже… «Не лаптем щи хлебаем!» И далеко не на каждую провокацию поддаемся… А то, что это провокация… — он быстро кивнул в сторону Кирилла: — Для меня ясно! Абсолютно!

Манаков обошел стол. Встал перед Кириллом, поднявшимся с кресла.

— К отцу — сам съезжу. Не откладывая! — он взял руку Кирилла в две свои, чуть теплые большие мягкие ладони. Несильно сжал их. — Не дай закопать себя, сынок…

И подтолкнул к двери.

Когда Корсаков с Андрианом выходили из кабинета, Кирилл невольно, на мгновение, оглянулся. Силуэт этого огромного, рыхлого, энергичного человека (грозный и одновременно по-человечески беззащитный) навсегда запомнился Кириллу. То, что это было навсегда, он понял гораздо позднее.

На посадку они с Андрианом проходили через ВИП — вход «для очень значительных персон». Передавая Кириллу билет, деньги, Андриан был замкнут, деловит, отчужден.

Перед самым выходом на поле он протянул Корсакову свой «дипломат».

— Там всякие мелочи! Необходимые… — позволил себе улыбнуться Андриан.

Корсаков не ответил на его улыбку.

— Помнишь? — вдруг, искоса взглянув на него, спросил Андриан. — Может быть… Тогда ты меня спас? — криво дернув губами, серьезно и делая усилие над собой, проговорил Карманов. — Громко? Да! Истина! Да…

Он поднял глаза на Корсакова, Кирилл ничего не хотел отвечать.

— Теперь — мой черед! — продолжил Андриан.

— А! Тот… Разговор? — все-таки признался Корсаков. Андриан с готовностью кивнул, хотел еще что-то добавить, но Корсаков уже не смотрел на него.

В глубине зала, там, где пассажиры, уже прошедшие таможню, соединялись