Карьера - Александр Николаевич Мишарин

и их пребывание здесь. Их пьянки, крики, женщины… Сгоревший порох… человечьей молодости. И даже их… Двоих! Этот разговор…

И только темное, теплое, шумно-струящееся движение воды, окатывающее корпус судна, идущего в ночи с хорошей скоростью, было сейчас добротным. Живым! И напоминающим о жизни!

Сейчас Кирилл знал, что Андриан понял все это. Что почувствовал все это сам…

— Все равно! Все равно…

Андриан ударил себя кулаком по колену. Лицо его исказилось злой обидой.

— Все равно! Я их сделаю людьми! Белоручки… «Фрайеры»… Маменькины сынки! Они бы посмотрели, как люди корчатся… Как всю жизнь за колючей проволокой! Шесть в ряду… Автоматы новенькие… Сверкают на солнце! Нары в три этажа. Паханы-уголовники — выше бога и начальства… Все покупается — все продается!

Кирилл видел, как напряжен… Как бессилен сейчас Карманов. Как жалки его мускулы, массивные кулаки, литые плечи, обтянутые джинсовой фирменной майкой… Он вызывал у него брезгливую жалость, безотчетное презрение.

— Я уже слышал… Это! — неожиданно резко, почти окриком, прозвучал голос Корсакова. — И видел…

— Когда?

— В детстве! Давно…

— Ну… Тогда все… Было другое… — попытался сопротивляться Карманов. — Это же… Наверно, детский приемник?

— Тогда было — не до детских приемников! — Кирилл отвернулся. — Тогда все были вместе…

Карманов замолчал. Понял. Поверил.

— Ничего мы с тобой не понимаем! — наконец смог выговорить Корсаков. — Выдержал? Вышел? Благодари бога… И, если можешь, — забудь! Забудь!!!

Корсаков не мог найти себе места. Повернулся на один бок, на другой… Вытянулся во весь рост на кровати. Глаза уперлись в низкий, покрытый крашеным линкрустом потолок. Замолк…

— Я чувствовал… — Лицо Андриана, перекошенное улыбкой, стало еще некрасивей: — Свой ты мне… В чем-то? А в чем — не знал!

Он хотел еще что-то сказать.

— Давай «пятерик»? А?! — он растопырил свою могучую руку. У него были неожиданно красивые, длинные пальцы…

— Утром я сойду… В Ялте! — сказал, не оборачиваясь, Кирилл. Андриан должен был понять это и уйти. Но он не уходил.

— Нарвешься… Ты у меня… Когда-нибудь! — услышал Корсаков его спокойный, многообещающий голос.

Он не ответил.

— Ты спрашивал: «Зачем ты мне?» — Хорошо, скажу: Ты единственный кому из всей этой кодлы я верю. До конца…

— Лучше — не верь, — не оборачиваясь, ответил Кирилл.

— Жалко мне тебя…

Повисла пауза.

Корсаков лежал с открытыми глазами и не знал, как избавиться от Карманова.

— А потому жалко… — не дождавшись ответа, продолжал Андриан: — Что ты как трава… Как жеребенок какой-то… Пляшешь на лугу и не знаешь… Что упряжь на тебя уже давно готова! И, сколько ни лягайся, повалят… Тавро поставят! И в телегу запрягут! Да еще огреют дубиной — вдоль хребта! Чтобы знал одну дорогу…

Корсаков не ответил.

— Хорошо… Если еще мерином не сделают! — ухмыльнулся Карманов. Поднялся… Корсаков слышал, как звякнула его цепочка.

— А вас — нет? — тихо спросил Кирилл.

— Мы-то хоть… Посопротивляемся… Покуражимся! В этом стаде, — зло ответил Карманов. — А гляди… И сами — тавро будем ставить?!

— И запрягать? — закончил его мысль Корсаков.

Он потянулся за сигаретами. Краем глаза увидел тень стоящего у двери Андриана. Кириллу все-таки захотелось договорить.

— Ну, что ж… — он не знал, что скажет дальше. — Нет! Все равно — без меня… Без меня!

— Не таких обламывали! Придется! — выкрикнул свистящим шепотом Карманов.

— А ты уж не бойся… Так-то уж? Обломают — так обломают! — улыбнулся начинавший злиться Кирилл. — Ты же этого больше всего боишься! Ну, походил с зэками в колонне? Ну, вытащили тебя?.. Своим умом надо жить. А не оглядываться! Что ты трусишь-то… Все время?!

— Я? — передернулся Карманов. Корсаков понял, что попал в самую точку.

— Ты! Ты! Ты же хочешь… Всю жизнь отменить. Все — вокруг! Лишь бы взобраться… Туда! Где до тебя никакая рука не дотянется?!

— Да, я уже…

— А теперь ты… От страха! — раздельно, менторски, издевательски чеканил Корсаков. — Нет, ты уже опасная штучка! Мафия-то у нас недаром в разговоре мелькнула… Ты же не прекратишь своего: «Мне все позволено! Чего хочу, то подай!»

Карманов сделал шаг к Кириллу… Лицо его было смято, жестоко, растерянно. Кулаки напряглись, готовые в любую секунду сломать, изничтожить, раздавить его.

— Ты же… Человек стада! — выкрикнул Корсаков, словно провоцируя, подталкивая Андриана на удар, на расправу. — Стадный! Не единичный… Человек! Тебе нужно пролезть в голову. В верхушку… Чтобы повести стадо — за собой… Ты…

Карманов закрыл глаза… Закачался.

Некоторое время он стоял, сняв очки, и старательно тер переносицу. Кирилл молчал, глядя почти с испугом на него.

— Бога у тебя… Нет! В душе, — неожиданно печально сказал Карманов. — Антихрист — ты! Прельститель!

Он повернулся, растерялся.

— Думаешь, я так бы не хотел жить… Как ты? Сгоришь ведь!

— Все — сгорим! — с веселой яростью ответил Кирилл.

— Нет! Не все… — серьезно ответил Карманов. — Я ведь бога для себя там открыл… На последнем пределе! Старик там был один… Камзалов по фамилии. Святой человек! Из баптистов. Сухонький, лысый. Голова коричневая, как грецкий орех. Уж как… над ним все издевались! Поначалу… А он — все выдержал. Услужливостью самой простой… Он один бросался, когда меня били! Каждый раз бросался! А что он мог?! Но ни минуты о себе… Не подумал!

Карманов замолчал и вдруг с неожиданной злостью добавил:

— Так и подох! Как собака…

У него дернулся кадык.

— Никто уж на земле о нем не помнит. Кроме меня, наверно.

Андриан хотел поднести ладони к горящим щекам. Руки дрожали и не слушались его.

— Он подох! А мы выжили… Все выжили! Я вот здесь… Теперь… С тобой бо-олта-аю!

Он вдруг стал заикаться. Тело забила какая-то дрожь… Нервный, тяжелый озноб скрутил его.

Кирилл понял, что еще секунда и Андриан упадет…

— Не хочу! Не надо!!! — слышал Кирилл его прерывистые, бормочущие, захлебывающиеся слова. — Черт с вами! Со всеми… Все равно! Что толку! От того, что он умер… А я — живой?! Он, может… В сто раз счастливее меня был!!

Корсаков стоял рядом