Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей - Ольга Абрамовна Деркач

кукурузу в Россию еще не завезли, а стало быть, и крахмалу взяться как будто бы неоткуда. Но здесь нашему пытливому читателю придет на ум старинная поговорка про молочные реки и кисельные берега, и он, возможно, впервые задаст себе вопрос: что это за берега из жидкого ягодного киселя? Но он дотошный и любознательный, наш старожил, а потому непременно отыщет книжку Вильяма Похлебкина «Занимательная кулинария», где с интересом прочтет, что первые кисели на Руси изготовляли изо ржи, пшеницы и овса, а профессия кисельщика в XVII веке была массовой – ну, что-то вроде нынешней мороженщицы. Самым ходовым товаром был овсяный кисель: пшеничный выходил чересчур дорог, ржаной – грубоват. И тут все встает на свои места: представьте себе плотный – ножом резали, а не наливали, – коричневый, похожий цветом на глину, овсяный кисель. Чем не берег сказочной молочной реки?

И напоследок: слово «кисель» происходит от слова «кислый», поскольку овес или рожь для приготовления киселя должны были закиснуть. А это значит, что Кисельные и Кисловские переулки – родня не только по кулинарной линии, но и по линии русского языка.

Корша театр

И каждую пятницу, как солнце закатится

Скажите, пожалуйста, сколько мужчин по фамилии Корш жило в Москве во второй половине XIX века? Корш не Иванов – рассудит благоразумный читатель, – да и жителей в столице об ту пору было не чета нынешним несчитаным миллионам, всего-то тыщ 700-800, так что если двое и наберется, то не иначе – родственники, отец и сын, к примеру. Вот в точности так же рассуждали, видимо, авторы уважаемого издания, когда недрогнувшей рукой приписали создание первого в Российской империи негосударственного театра Федору Евгеньевичу Коршу, сыну известного журналиста, переводчика и издателя Евгения Федоровича Корша. Мы трудолюбиво провели изыскания и нашли в Интернете биографию означенного Корша-сына. Большой знаток античной и восточной словесности, прекрасный переводчик с нескольких языков, включая экзотические мадьярский и персидский, сторонник объединения всех славянских государств и реформы русской орфографии, во всей своей груде дел и, возможно, даже суматохе явлений не обнаружил ни малейшей связи с театром. В биографии даже не упоминалось, чтобы он его посещал (хотя это-то несомненно имело место), не то чтобы создавал и тем более возглавил.

Потребный нам Корш – театральный антрепренер и родитель первого частного театра – тоже отыскался. Был и он Федором, правда Адамовичем, окончил курс в Московском университете и служил помощником присяжного поверенного. Юридическую карьеру настоящего Корша прервала в 1882 году отмена государственной театральной монополии. Мы, правда, так и не поняли – то ли его пригласили распорядителем в театр, основанный знаменитыми актерами Модестом Писаревым и Василием Андреевым-Бурлаком, то ли он, задумав театр, набрал знаменитостей в труппу – по этому поводу источники не приходят к согласию. Все единодушны в одном – 30 августа 1882 года в Камергерском переулке, в том самом здании, которое через 20 лет Шехтель перестроит под Художественный театр (а пока приспособил к театральным нуждам младший из трех Чичаговых-архитекторов – Михаил), частный театр Корша дал свой первый спектакль. Это был гоголевский «Ревизор».

Вскоре энергии и размаху экс-поверенного стало тесно в Камергерском. В Богословском переулке, который потом назовут Петровским, а еще позже – улицей Москвина, а теперь снова Петровским, известные московские купцы Бахрушины сдали Коршу в аренду на самых выгодных условиях изрядный кусок земли. И еще денег пожертвовали 50 тысяч рублей – не напрасно же их звали в Москве профессиональными благотворителями! На этом почти что дареном участке все тот же Михаил Чичагов всего только – вдумайтесь! – за сто дней выстроил новый театр с электрическим освещением – свечами Яблочкова или, может быть, лампами Лодыгина. Это сейчас лампочкой Ильича нельзя удивить даже чукчу в яранге, а в те времена, когда императорские театры освещал неверный газовый свет, народ валом валил поглядеть на новшество. Антрепренер народу очень помогал – вдвое против императорских снизил цены на билеты – и каждую пятницу давал новый спектакль, чтоб мастеровой и студенческий люд не заскучал. Согласитесь, это роднит Корша с Мюнхгаузеном: у одного с 10 до 11 – подвиг, у другого – каждую пятницу премьера. На каждую пятницу шедевров не напасешься, да и репетировать их некогда, но не всё сплошь легковесные комедийки дрянного толка играли. Попадалась и настоящая классика: например, пьеса Чехова «Иванов», премьера которой состоялась в 1887 году у Корша. А где, скажите на милость, чеховские пьесы еще играть, ведь Художественный свой театр Станиславский с Немировичем-Данченко создадут только через 11 лет. Вот тогда Корш почувствует, что запахло жареным, то есть конкуренцией, – а пока он один благотворитель, рассылающий тысячи бесплатных билетов на утренники, которые приобщали к театру сирых и убогих.

Может быть, вам интересно, что стало с Коршем и театром потом? Театр с Коршем во главе благополучно дожил до 1918 года, когда чувствительный нос профессионального антрепренера подсказал – пора! Корш продал театр Морицу Шлуглейту, молодому (моложе театра Корша) артисту провинциальных театров, тоже, как и Корш, юристу. Выражаясь языком современных коммерсантов, «мужик очень попал» – театр вскоре национализировали, но Шлуглейта не выгнали, оставили директором. «3-й театр РСФСР. Комедия» (первым был театр Мейерхольда, который и придумал нумеровать театры, а второй – это театр антрепренера Незлобина) просуществовал, слегка меняя названия, до 1932 года. А в 1933-м здание по Петровскому (тогда) переулку отдали под филиал МХАТ. Финита ла Комедия!

Крымские названия

Остров названий

Помимо лиц мифической кавказской национальности, Кавказ отметился в столице еще бульваром в квартале от метро «Царицыно». В том раннезастойном 1965 году, когда его нарекали, через сто лет после той кавказской войны, даже в самые воспаленные мозги не могла прийти мысль о следующей войне на Кавказе. Наоборот, народы виделись собравшимися в тесный кружок, как в фонтане на ВДНХ, и уличное название было знаком этой дружбы.

В отличие от Кавказа, Крым представлен на карте Москвы много шире – тут и набережная, и проезд, и улица-вал, и площадь, и эстакада, и мост, и даже тупик, что в свете его истории даже как-то символично. Да только вот какая закавыка: нынешний Крым не имеет к московским названиям никакого отношения – корни их следует искать в толще веков.

Многочисленные войны, катком катившиеся по