Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей - Ольга Абрамовна Деркач
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Янгеля не забыли, а память увековечили – улицы его имени помимо Москвы есть еще в десятке городов на просторах бывшего СССР. Стоят и памятники – в Железногорске-Илимском, Днепропетровске и на космодроме Плесецк. А в Байконуре их целых два – в городе и на космодроме.
Яуза
Река московской промышленности
Вторая по важности московская река – Яуза – была родной речкой Петра I. И детство на ее берегах в Измайлове да Преображенском провел, и любимая Немецкая слобода – около. Потому-то, наверное, и начал возводить он по яузским берегам свои любимые игрушки: фабрички, мануфактурки, мастерские и прочее ремесленное обзаведение. Тут и парусная фабрика, и бумажная мельница, и монетный двор, и стекольный завод, и…
Но тогдашняя промышленность – не помеха ни элитным жителям, ни даже больным. По берегам Яузы строились в Москве любимые птенцы петровского гнезда – Лефорт, Меншиков. Петровский военный госпиталь тоже к яузскому берегу тянется. Э-э, чуть не забыли: при всем этом заселении и промышленной застройке Яуза оставалась источником лучшей питьевой воды.
Шли годы, текла Яуза. Много, видать, воды утекло, что становилось ее все меньше и меньше. Уже и водопровод пустили из тех же мытищинских болот, что и Яузе начало дают (про него вы уже читали), пить из московского притока стали реже (видно, опасно становилось). И спрямляли Яузу, и плотину-шлюз строили, и камнем берега обкладывали, и даже через Головинские пруды и Лихоборку волжской водой из канала подпитывали – не становится воды больше. Больше становится только всего прочего, что в воде растворено или по поверхности плавает.
И нет от этого защиты, хоть и объявили участок реки с прилегающей территорией в северной части города заповедной зоной. Почистишь тут, когда с полсотни промышленных предприятий расположены по яузским берегам. А в «капиталистическо-демократическую» эпоху на яузских набережных новая напасть – мойка автомобилей «не отходя от кассы». Для привлечения клиентов, рассказывают, дамы даже в обнаженном виде трудились. Короче, плавает по Яузе что угодно, кроме той песенной лодочки. В яузскую воду (точнее, раствор) только судно из высокопрочной стали спустить можно, остальное разъест. Как только редкие утки да ротаны-головешки выдерживают? Мутировали, наверное, вслед за Яузой-рекой.
Я – Москва, название
Что в имени тебе моем?
Вологда стоит на Вологде, Воронеж – на Воронеже, Самара – на Самаре, а Москва – на Москве. Четыре примера – уже куча, а можно приводить еще и еще. Но мы не будем – верим, что и так убедили вас: город, одноименный с рекой и названный по реке, – не бог весть какая редкость. И если есть один-разъединственный тезис, на котором не ломаются копья исследователей, то это как раз первенство речного имени «Москва» перед городским.
Таким образом, все лингвистические баталии разыгрываются вокруг притока Оки, вытекающего из Старькова болота (в связи с этим прозванного Москворецкой лужей) и синусоидально текущего с северо-запада на юго-восток нашей золотоглавой столицы. Оба эти факта речной биографии породили версии о происхождении ее названия: кто-то из ученых выводил имя «Москва» от сарматского слова «извилистая», другим – таких большинство – пришлась по сердцу, или, учитывая тему разговора, по уму так называемая балтийская гипотеза, в соответствии с которой в названии «Москва» спрятан топкий смысл, но петляние реки тоже вроде при деле.
Рядом с этой гипотезой померкли другие предположения: уже казались сомнительными финноугорские корни, в результате анализа которых река выходила то «Коровьей», то «Медвежьей», то «Мутной». Все было вздохнули с облегчением, с легкой душой позабыв маловразумительные варианты вроде «реки мосхов», живших на тысячи километров южнее – на Кавказе, или «реки-гонщицы» в переводе с языка скифов, обитавших все там же, в Причерноморье, и близко к средней полосе не приближавшихся, а уничтоженных готами за девять веков до основания Москвы Юрием Долгоруким.
Вопрос, казалось, закрыли, да и мы уже заканчивали свои московские писания, как вдруг ученые круги всколыхнула свежая гипотеза доктора филологических наук Игоря Георгиевича Добродомова. Она оказалась простой и разумной, без натяжек и противоречий. Логическая цепочка выглядит примерно (со скидкой на наше филологическое дилетантство) так: один из истоков реки Москвы называется Коноплевка. Конопля на прамордовском языке – что-то вроде «моско». Заимствованные слова, заканчивающиеся на «о», в русском языке получают окончание «вь» – ну, как из «кирко – церко» получается «церковь», так из «Моско» – «Московь».
В заключение докажем мордовскую причастность к Москве. Землей, на которой основана была Москва, владел полулегендарный боярин Степан Кучка. Так вот, эта «кучка» в его фамилии – не маленькая груда, а орел. Но по-мордовски. Все сходится: и мордва тут жила и языком пользовалась, и конопля произрастала. Наш друг, поэт Андрей Чернов, устами своего любимого персонажа Пелагеи Марфовны назвал Москву в связи с вновь открытыми обстоятельствами Марихуанском. Не примите в обиду: есть, согласитесь, в нашем городе что-то наркотическое. Очень к нему тянет, если привык. И ломает в разлуке.
