Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей - Ольга Абрамовна Деркач

Первыми это сообразили немцы, а за ними французы. Пока русский медведь развернулся, глядь, все места уже заняты: в описываемые времена лишь один магазин на Кузнецком Мосту принадлежал русскому купцу – остальные иностранцам. Не подумайте, что все лавки торговали мануфактурой и конфекцией: наши чичероне Грибоедов с Фамусовым упоминают и книжные, и бисквитные, и галантерейные. В 1812-м вывески на французском языке исчезли, но быстро вернулись – сначала в 1814 году магазины, а в начале 30-х годов и вывески. Остается только посочувствовать Фамусову: покамест дочку не отправили «в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов», она изрядно опустошила папенькин кошелек на главной улице московских мод.

Кузьминки

Бывший русский Версаль

Всем вам, без всякого сомнения, известны четыре коня работы русского скульптора Петра Клодта на Аничковом мосту в Санкт-Петербурге. Нет, склероз еще не полностью овладел нашими умами, и мы прекрасно помним, что именно так начали главу, посвященную Большому театру. В данном случае повторение – не мамаша ученья, это обязательный для дальнейшего рассказа пассаж. Подобно тому, как Москва успешно заменила Монте-Карло Грачевкой, она частично может исполнить и роль Санкт-Петербурга – для тех, кто мечтал бы полюбоваться клодтовскими конями на Аничковом мосту. Обойдемся без вояжа в Северную Пальмиру и заменим «Красную стрелу» голубым вагончиком метро. Нам на станцию «Кузьминки» – не слишком-то престижный нынче юго-восток столицы.

Кузьминками, по Далю, непочтительно называют день чудотворцев Козьмы и Дамиана – 1 ноября по старому стилю (или по-нашему 14-е). Поверим знатоку великорусского языка и начисто отвергнем народную легенду, будто жил здесь в страшные по стародавности времена мельник Кузьма и трудился он на мельнице, принадлежавшей Симонову монастырю. Мельницу как раз отрицать не будем – ее подтверждает «Спутник москвича» 1890 года издания. Он же приводит третье (после Кузьминок и Мельницы) название тутошнего села – невыговариваемое Влахернское. Последнее, впрочем, возникло гораздо позже – когда решительный царь Петр презентовал эти земли Строгановым и члены этой семьи построили тут деревянную церковь во имя Влахернской иконы Божией Матери. От Строгановых в усадьбе остались только искусственные пруды на речке Голодянке, она же Чурилиха, она же Пономарка – богата речка именами, не гляди, что Нищенки приток.

Все то, что мы теперь видим в Кузьминском парке, и то, о чем можем только прочитать – уничтоженное временем и вандалами от советской власти, – построено в эпоху Голицыных: один из них получил усадьбу в приданое за девицей Строгановой. Стихи нельзя перелагать прозой, а архитектуру пересказывать словами, поэтому единственная рекомендация, которую мы способны дать вам в этой ситуации, сходна с фразой, некогда сказанной о портрете Нефертити: «Рассказать невозможно – смотреть!»

Кстати сказать, русский Версаль, как не шибко оригинально именовали голицынские владения, посещали много и охотно. Он частный-то частный, а был общедоступным, причем не только для благородной публики. Так доступны теперь многие парки и дворцы, находящиеся в частном владении в странах Европы. В нашей «Стране вохры» и городе особого режима – Москве до этого еще расти и расти, в первую очередь столичным властям. Хотя и их тут есть за что прославить – Кузьминки деятельно возвращают к жизни. В первую очередь восстановили церковь – прежде ценный памятник классицизма служил пролетариату общежитием. По-прежнему потрясает Музыкальный павильон Конного двора работы знаменитого Жилярди. Перед ним и стоят эти самые клодтовские кони – их называют авторской копией, имея в виду, наверное, что те – на Аничковом мосту – поставлены раньше.

Восхитительны чугунные ворота Красного двора и обрамляющие их фонари с фигурами грифонов. За решеткой, правда, просматривается фигура Ильича на краденном у колонны в память Николая I постаменте – в этом контексте штука выходит посильнее Церетелиева Петра. На главный дом не глядите: тот, что для Голицына строил Еготов, сгорел в предреволюционные годы, а нынешний возводили уже в советское время для Института экспериментальной ветеринарии – как раз того, что довел до ручки павильоны и флигели, перестраивая их наспех и с помощью подручных средств. Случай – увы! – в Москве типический, навскид можем назвать хоть церковь Знамения на Шереметевом дворе в Романовом переулке, жестоко изуродованную в процессе эксплуатации строителями социализма.

Те же строители напрочь смахнули чугунные въездные в усадьбу Кузьминки ворота – ровно в насмешку осталась только улица, названная в их честь. Вместе с памятниками и парковой мебелью ворота отправили в переплавку – чугун при советской власти, видно, входил в длинный список дефицита. Прорвавшийся к власти плебс так остервенело крушил красоту, что спасать их новый мир стало решительно нечему. Вот и не уцелел мир-то. А красота – возрождается.

Куранты

Главная музыкальная шкатулка страны

Есть сведения, что царь Михаил Федорович пару раз в месяц слушал «Куранты», которые специально доставляли в его покои. Не подумайте только, что к монарху притаскивали огромные часы, сдергивая их для этого со Спасской башни. Мы не случайно упрятали куранты в кавычки и начали их с большой буквы: эти «Куранты» – праматерь российских СМИ – от руки писали дьяки Посольского приказа, дабы информировать кого надо о событиях, приключившихся за российскими рубежами. Почему газету назвали так же, как часы? Ничего подобного – голландское слово «курант» означает «газета» и происходит от французского слова со значением «текущий». Куранты в значении «салонные часы с боем и музыкой», как утверждают знатоки мудреной науки этимологии, имеют в пращурах французский танец «куранта», который плясали в салонах, естественно, под музыку. Но мы занялись изысканиями в области русского языка, а надо бы порыться в истории – там обнаруживается много чего интересного про те куранты, которые стали в нашей стране именем собственным.

Пишут, что часы украшали кремлевские башни и прежде – в XVI, а то и в XV уже веках. Но голову на отсечение вместе с точной датой никто не дает. Зато о часах, установленных «аглицкой земли мастером часового и водяного взвода» Христофором Галовеем на Спасской башне в 1624-1625 годах, пишут много и охотно, почти что слово в слово повторяя одно и то же: зодчий Бажен Огурцов надстроил башню шатром, а Галовей установил на ней часы-куранты с «перечасьем», то есть с боем. Механизм по заказу англичанина изготовили русский кузнец из Великого Устюга Ждан с сыном и внуком, а литейщик Кирилл Самойлов отлил для них 13 колоколов.