Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей - Ольга Абрамовна Деркач

те же Кантемиры, которым принадлежало село Кантемировка, в честь которого назвали дивизию, от дивизии – улицу, от улицы – метро. Кольцо замкнулось: в начале все же были Кантемиры – как некоторые утверждают, потомки Тамерлана: «Кан-Тимур» – это «родственник Тимура», если с какого-то из тюркских языков перевести.

Капотня

Как нарочно

Деревня с названием Капотня известна с начала XVII века. До конца XVIII-го – тихое, почти святое место, владение Николо-Угрешского монастыря. А вот с 1954 года Капотня – сначала поселок Московского нефтеперерабатывающего завода, а потом, с 1960-го, район в черте Москвы. Осталось выяснить только одно: почему местом для строительства нефтеперерабатывающего завода была выбрана именно Капотня со своим «коптящим» названием? Впрочем, жителям юго-востока не до лингвистических тонкостей. Поменьше бы копоти.

Катковский лицей

Учебное заведение, и не более

«Уже давно сквозь вихрь и мелькание вальса успел Александров приметить одного катковского лицеиста». Дальше юнкер Александров ловко избежит столкновения с неуклюжим лицеистом и выведет из-под удара свою очаровательную визави, а вот мы уклоняться от встречи не станем, только поблагодарим Куприна, вот уже второй раз помогающего начать главу и завязать тесемочку повествования, на кончике которой обнаружится этот самый лицей вместе с его создателем. Ибо прилагательное «катковский» имеет в корне своем журналиста и издателя М.Н. Каткова. По молодости член кружка Станкевича, потом либерал, с годами Михаил Николаевич взял сильно правее и здорово не одобрял нигилистов, полагая главным средством борьбы с ними систему классического образования. Ну полагал и полагал, мало ли кто что считает, но тут случай иной – памятник взглядам Каткова и сейчас стоит на углу Крымского проезда и Остоженки. Нынче там Дипакадемия МИДа, но строилось здание специально под Лицей, который «реакционер», как пишут книжки советского периода, Катков основал в 1867 году вместе со своим другом, профессором Московского университета П.М. Леонтьевым.

Впрочем, профессорско-журналистские там были только идеи, но не деньги: средства (и немалые) вложили в эти идеи уже известный нам Павел фон Дервиз и другие предприниматели. Лицей, который по-настоящему назывался Лицеем цесаревича Николая (москвичи упрямо игнорировали официальное название, намертво соединив в речи лицей с его основателем) давал классическое среднее образование и высшее по университетской программе. Ретроградство основателей не помешало устроить все образцово и учить фундаментально: «мракобесы» справедливо полагали, что хорошее образование способствует развитию самостоятельного мышления. Авторы, обзывающие Каткова реакционером, оканчивали советскую школу, которая, как известно, считала самостоятельное мышление скорее пороком, нежели добродетелью. Но игнорируя дух дореволюционного образования, советская система просвещения охотно наследовала материальную базу – в бывшем Катковском лицее последовательно гнездились: Наркомпрос, где трудилась Крупская, а в конце дня появлялся ее заботливый супруг, чтобы забрать Наденьку с работы; факультет общественных наук МГУ; Институт красной профессуры – цвет у науки обычно маскирует умственное убожество; и наконец – Институт международных отношений, а потом и упомянутая академия.

Лишь две фигуры бесстрастны ко всей этой учрежденческой суете – две статуи в нишах на фасаде. Имя скульптора, которому архитектор Вебер заказал эти изваяния, потерялось во времени, так что никто с достоверностью уже не ответит: Кирилл ли это с Мефодием, по версии энциклопедии «Москва», или Платон с Аристотелем, скопированные с фрески Рафаэля «Афинская школа», как утверждает исключительно добросовестный исследователь Москвы Юрий Федосюк. На фреску – глядели – очень похоже.

Кусково

В ожидании великой суши

Точно как советует путеводитель «Москва и окрестности» 1896 года издания, в Кусково, за 7 верст от тогдашней Москвы, мы поедем по железной дороге: либо по Нижегородской (теперь Горьковского направления Курской) до полустанции, как писали тогда, Кусково, либо по Рязанской (теперь Казанской) до полустанции Перово. Чтобы в дороге не заскучать, возьмем почитать книгу М.И. Пыляева «Старая Москва», на которую мы редко ссылаемся только потому, что она целыми страницами до буквы совпадает с более поздним изданием Ивана Кондратьева (не комментируем). Кусково, пишет Пыляев, по преданию получило свое название от куска, которым граф Петр Борисович Шереметев называл свою родовую вотчину, окруженную со всех сторон огромным имением графа Черкасского, друга его отца. Петр Шереметев женился на единственной дочери Черкасского, получил в приданое все окрестные села и таким образом вставил свой кусочек в общую мозаику: Перово, Вешняки, Жулебино… И помимо прочего Останкино – за Москвой на север. Молодая графиня, пишет дальше знаток старой жизни Пыляев, выросла в Вешняках и не хотела далеко от них уезжать, поэтому граф Петр Борисович выстроил для нее на своем куске дворец и назвал его Кусковом.

Утрем слезы умиления и начнем разбираться. После женитьбы на Варваре Алексеевне, которая произошла в 1743 году, Шереметев и правда всерьез озаботился своим Кусковом: выстроил Голландский и Итальянский домики, Эрмитаж, Оранжерею, Грот, еще кое-какие парковые павильоны, не все из которых пережили два с половиной века, и, наконец, деревянный оштукатуренный дворец с колоннами из цельных стволов деревьев и великолепными интерьерами. Вся эта красота, воздвигнутая замечательными архитекторами, среди которых Карл Бланк и Федор Аргунов, располагалась в дивном регулярном парке с 17-ю прудами.

Да вот незадача: изумительный дворец, который услаждает взоры до сих пор, начали строить через два года после скоропостижной кончины Варвары Черкасской-Шереметевой. Пыляев подробно рассказывает о роскошной отделке, о чудесных портретах в картинной галерее, о библиотеке и собрании оружия, но мы его цитировать не станем: архитектуре, равно как и скульптуре и музыке, не надобны слова. «Подмосковный Версаль» – и этим все сказано. А времена, а нравы, и павильоны им под стать: вот, например, Эрмитаж, что в переводе с французского – «место уединения». В полном соответствии с названием домик предназначался для встреч без посторонних глаз и ушей. Даже прислуги там не было: специальная машина на диване поднимала гостей, жаждавших уединения, на второй этаж, а за ними поднимался накрытый стол. От летнего зноя гости укрывались в гроте – и теряли дар речи от его неповторимой отделки ракушками, перламутром, натуральным камнем. Да мало ли от чего тут можно было прийти в восхищение! Даже цари изумлялись: в память о двух визитах Екатерины Великой в парке Кускова установлен мраморный обелиск и колонна со статуей Минервы.