Стихотворения - Галактион Табидзе

396. «Величественной сединою…» Перевод М. Талова

Величественной сединою,       Как древний великан,Над младшею своей роднею       Возносится Монблан.

В венце сверкающем, прекрасный,       Он солнцем осиян;Что для него обвал ужасный       И грозный ураган!

Не такова ль и книга эта,       Обнявшая весь мир?А имя вечное поэта —       Шекспир!

397. «Так воин из ножей…» Перевод О. Ивинской

Так воин из ноженВдруг выхватит шашку,Блеснет она молниейВ белом огне.Так мост через Сену,Лежащий врастяжку,С размаху встает,Напророчивши мне,Что в Лувре я вновь Рафаэля увижу,Что я с Веронезе знакомство сведу.И мир мне покажется лучше и ближе,Уже не в горячке,Уже не в бреду.

398. «Поверь, не выручит гений…» Перевод Г. Маргвелашвили

Поверь, не выручит генийИ нервная пальцев дрожь,Если, во власти сомнений,Не ставишь ты жизнь ни в грош.

Лишь потому, что прекрасен,Чувствителен и учен,Не будешь ты впредь ПарнасомПригрет и усыновлен.

399. Исключение. Перевод В. Леоновича

Сердца падающие ударыБудто реже и тяжелей.Опустелые парки, бульвары,Лунный сумрак в пролетах аллей.

И родною, и призрачной быльюТы являешься из-за кулис.Будто сонные белые крылья —Руки всплыли, переплелись —

Опадают в немой укоризне.Светом пепельным вся залита —Ты исполнена трепетной жизниИ тоске никакой не чета!

Ах, Сен-Санс, безотчетная юностьТем прекрасней стократ — и онаЭтот свет, эту горькую лунностьНе поймет — и понять не должна.

И благое неведенье танцаТак неведенью слова сродни!Я стихи понимать не пытался —И меня не убили они…

Протанцует и рученьки сложит, —Счастья слезы заставит пролить —Но не сможет, вовеки не сможетСмертной муки моей разделить.

И моя суеверная робостьПодает мне решительный знак,Что и мне эту узкую пропастьПерейти невозможно никак.

Наша юность — железная скудость.Наша радость пошла с молотка,И расплата за позднюю мудростьНескончаема и велика.

Где же радость? Убийца! Разиня!Или нет? Я ошибся? Я прав?Выбегает, — ах, солнышко, Мзия! —Ножкой розовою смерть поправ.

400. Встреча. Перевод И. Дадашидзе

И нет уже той рощи над рекой,Тех вязов возле медленного брода,Опять утратам счет ведет природаИ зыбкий воздух просквожен тоской.

Всё заново… И надо привыкать,Что плеск реки, и свет звезды над логом,И жар земли, и неба благодатьОпять с душой сроднились понемногу.

Чтоб вновь услышать в шелесте волныТот голос сквозь невнятицу разлуки:«Ударьте в бубен, Грузии сыны,Пусть прежних песен не смолкают звуки!»

401. Песня Ильи. Перевод А. Патарая

Помню: подстреленным туромСумерки пали средь нивИ под дымящимся дулом,Сердце тоской опалив,День отмерцал. УпорхнулаЮность моя из гнезда.Замерла песня. УснулоСердце Ильи навсегда…

Давит на грудь из былогоКамнем тяжелым тоска.Жаждало братского зоваСердце Ильи, и рукаСмело чеканила словоПравды: любая строка —Крепче щита дорогого,Тверже любого клинка.

Даже под тяжестью скорбиНе пошатнулся поэт.Мощной спины он не сгорбилВ пору гоненья и бед.Мысли его не туманилБлеск золотых эполет,Пел он стране АмираниПесню борьбы и побед.

Помню: бескрайнее море —Всё в переливах парчи.Плеску прибойному вторя,Песня звучала в ночи.Слушал я — СараджишвилиПел на морском берегу.Свято я звон этой лирыВ сердце своем берегу.Звуки над морем роилисьИ замирали вдали —С недругом родины билисьГневные строки Ильи.

Грудью встречающий бури,Вечно любимый, родной,Дуб-исполин в ЦицамуриВновь шелестит надо мной.Молнией был он расколот,Но уцелевший ростокВырос, и ныне он молод,Зелен, могуч и высок!

Пусть в тишине пантеонаТемный надгробный гранитСтражем немым и бессоннымЧерную дату хранит…С нами певец непреклонный,Нами он поднят на щит,Дед, сединой убеленный,С внуком своим говорит.

Нет, затеряться не можетЖемчуг в дорожной пыли.Всеми наречьями множитРодина песню Ильи.Струи вливаются в реку,В гимн обновленной земли —Песня любви к человеку —Вещая песня Ильи.

402. Руставели в Париже. Перевод Б. Резникова

Пылает этот год в душе моейНеутомимым пламенем свершений.Он строже, горячей и дерзновеннейДругих — и даже как бы чуть длинней.

Год этот для меня венец и цветВремен. И главная его примета —Шум семисот пятидесяти лет,Звучащий в звонком имени поэта.

Его портрет, знакомый и привычный,И здесь у друга моего висит.Каких чудес он только не таит,Париж, такой холодный и скептичный!

403. Как листья с дерева. Перевод В. Леоновича

Листва опадает, становятся годы землею,И память устала ходить по безвестной дороге.Но ты поклялась — и во сне говорила со мною,Туманно и близко стояла на этом пороге:

«Не высохнут лучшие слезы, запомни: мы были —Мы умерли вместе… Но небо не станет землеюИ вера пребудет, а сердце не вынесет боли…»— «Не вынесет», — я повторяю вослед за тобою.

Приходишь всё реже — и я не узнаю подножья,Куда принести поминальные розы и лилии, —И замкнуты губы мои, оскверненные ложью.Печальная правда, блаженная память: мы были!

404. Родина, жизнь моя! Перевод Н. Чхеидзе

Родина любимая! С гордостью открытойМы к тебе любовью воедино слиты.

Родина, ты жизнь моя! Знал я, что жестокийВраг с тебя не сводит пристального ока.

Было время солнцу светом дня пролиться —Алая над миром дрогнула зарница.

Сладко спали дети, ветерок скользящийВорошил туманы среди горной чащи,

Где ходил с улыбкой лесоруб прилежный,Утопали реки в зеленях прибрежных.

В час зари весенней мы не ждали грома,И стоял над лесом птичий свист и гомон.

Вдруг умолкли в мире ветра вздох и трелиИ упали птицы, крылья почернели.

С силой бури грянул от валов и трещинВ огненном затишье крыльев шум зловещий.

Было время солнцу светом дня пролиться —Бомбометов орды встали над границей,

Чтоб пройти посевы и дороги наши,Города и села, что друг друга краше.

Но врагу, что рвется в наступленье яром,Мы двойным ответим громовым ударом.

405. У Черного моря. Перевод К. Арсеневой