Смерть пахнет сандалом - Мо Янь

или нет? – рассердился У. – Или все усилия с нашей стороны, со стороны народа, были напрасны?

– Вашими народными усилиями кто-то наверху давно уже подтерся! – вспыхнул Эръе. – Кем ты себя считаешь? Достопочтенная Будда сама сказала, мол, Хуанхэ, что длиной на целых десять тысяч л и, может сменить русло, а вот дорога Цзяочжоу – Цзинань свой путь не изменит!

Пыл народа угас, в чайной стали раздаваться вздохи. Сюцай Цюй, человек со следами лишая на лице, сказал:

– Раз прибыл чрезвычайный посланник немецкого императора, приумножатся денежные компенсации за разрушенные на нашей земле могилы?

– Слова брата Цюя ближе к истине, – живо откликнулся Эръе. – Встрече посланника со Старой Буддой предшествовала большая церемония с тремя коленопреклонениями и девятикратным челобитьем. Затем была представлена расходная книга. Эта книга сделана из первосортной ягнячьей кожи, десять тысяч лет пройдет, а ничего с ней не станется. По словам чрезвычайного посланника, император заявил, что народ нашего родного края ни в коем случае не должен оказаться внакладе. За каждый му земли выплачивается сто лянов серебра, за каждую порушенную могилу – двести лянов. Первое серебро давно погружено на пароходы и отправлено!

Народ на миг застыл, а потом стал возмущаться.

– Мать его, заберут мой один му с чем-то земли, а возместят всего восемь лянов серебра.

– А у меня разрушат две могилы предков, и тоже – всего двенадцать лянов!

– А серебро-то? Серебро где?

– Чего шумите? Чего шумите? – постучал по столу недовольный Эръе. – Пусть от вашего возмущения хоть Небо рухнет, все равно все без толку! Вот что я вам скажу: пользуясь своими связями, серебро удержали у себя предатели-переводчики вместе с изменниками-торгашами!

– Верно! Верно! – подхватил барич У. – Знаете Сяоцю, продавца жареных полосок из теста из деревни Цяньтунь? Так этот малый устроился на три месяца работать на побегушках у переводчика немецких инженеров-железнодорожников, каждый вечер наведывался в игорный притон, однажды подобрал валявшийся на полу мексиканский доллар и так наподбирал полмешка! Да, стоит лишь прилипнуть к железной дороге поближе, какой бы ты ни был паршивец, все равно сколотишь состояние! Что бы ни говорили, один свисток паровоза – десять тысяч лянов золотом!

– Эръе, – чрезвычайно осторожно спросил сюцай Цюй, – а Старая Будда об этом знает?

– Ты у меня спрашиваешь? – рассвирепел Эръе. – А мне у кого спросить?

Окружающие невольно невесело рассмеялись. Потом понурили головы, и стали прихлебывать чай.

На мгновение наступило гробовое молчание. Эръе воровски выглянул на улицу, опасаясь, не подслушал ли их кто, и, понизив голос, сказал:

– Есть еще дело пострашнее, хотите послушать?

Все молча впились глазами в рот Эръе и ждали.

Эръе огляделся и таинственно заговорил:

– Один близкий друг нашей семьи, господин Ван Юйтин, который служит письмоводителем в управе Цзяочжоу, в последнее время участвовал в рассмотрении нескольких десятков необычных дел: множество мужчин, протрезвев, обнаруживали, что их косы срезаны под самый корень!

На лицах гостей чайной отразился испуг, никто не смел сказать ни слова, все, навострив уши, молча ждали, что Эръе скажет дальше.

– У мужчин, которым отстригли косы, сначала кружилась голова и рябило в глазах, они чувствовали слабость в руках и ногах, потом затуманивалось сознание, речь становилась бессвязной. Они превращались в настоящих калек, – рассказывал Эръе. – Ни одно лекарство не помогало, потому что это был вовсе не внутренний недуг.

– Неужто снова захотели бунтовать, как длинноволосые?[81] – сказал барич У. – Слышал, старики говорили, что вовремя северного похода у длинноволосых в правление Сяньфэна сначала отрубали косу, потом голову.

– Нет, нет, – сказал Эръе, – на этот раз для отрубания косы, со слов свидетелей, немецкие миссионеры применяют какое-то колдовство.

– К чему вообще это отрубание кос? – с сомнением в голосе проговорил сюцай Цюй.

– Отсталый ты человек, – недовольно ответил Эръе. – Считаешь, им действительно нужна твоя коса? Им нужна твоя душа! Почему оставшиеся без косы выглядят такими болезненными? Не потому ли, что душу потеряли?

– Эръе, я все-таки немного не понимаю, – не отставал от него сюцай, – с какой целью немцы ловят наши души?

Эръе холодно усмехнулся и не ответил.

Тут пришел в себя барич У:

– Эх, Эръе, я вроде бы понял! Это наверняка связано со строительством железной дороги!

– Барич У все же неглуп, – негромко заключил Эръе и еще более таинственно добавил: – Ни в коем случае не передавайте кому попало то, что я скажу. Немцы закладывают мужские косы под полотно железной дороги! Положат рельсу, а под нее – косу. Коса – это душа, а душа – полный энергии и сил мужчина. Прикиньте, весь этот поезд создают из передельного чугуна, весит он десятки миллионов цзиней, не пьет воды, не ест травы, как он может двигаться по земле? И не только двигаться, но и двигаться так быстро? Откуда берется такая огромная сила? Пораскиньте мозгами!

Народ замер, разинув рты, даже воробьев не было слышно в торговом зале. На заднем дворе заливался свисток чайника, резкий звук раздражал барабанные перепонки. Все ощутили, как их накрыла огромная волна ужаса, по шеям побежал мрачный холодок, будто над ними нависли невидимые ножницы.

В этот момент, когда все были охвачены тревогой и беспокойством за свои косы, в зал легко, как пушинка, влетел паренек Цюшэн, служивший в лавке китайской медицины. Тяжело дыша, он обратился к Сунь Бину:

– Господин Сунь… Беда… Хозяин послал сообщить вам… Немецкие инженеры на рынке обижают вашу жену… Хозяин сказал: бегите быстрее, как бы чего плохого не случилось…

Сунь Бин страшно перепугался, медный чайник, который он держал в руках, с грохотом упал на пол, полетели брызги горячей воды, и все вокруг заволокло паром. Вслед за этим во всем теле он ощутил, как обжигающим потоком забурлила кровь. Посетители увидели, как страшно задергался покрытый шрамами подбородок, спокойствие и благополучие слетели с лица владельца чайной, их место заняла бешеная злоба дьявола во плоти. Правой рукой он оперся на прилавок, потом тело качнулось, и он одним прыжком выскочил из заведения. В спешке он подхватил по пути подпиравшую дверь палку из жужуба и как угорелый вылетел на улицу.

Посетители чайной один за другим приходили в волнение, гудение отдельных голосов переросло в единый рев. Все еще не отделались от страха перед перспективой остаться без кос, а тут вдруг пришло известие о немцах, обижающих китайских женщин. Страх в мгновение ока сменился возмущением. С тех пор, как немцы начали строить железную дорогу, в душе местных жителей копилось недовольство, которое в конечном счете обернулось ненавистью. Глубоко скрываемая ярость земляков из Гаоми прорвалась. Каждый кипел священным гневом, забывая о