Смерть пахнет сандалом - Мо Янь

винтовки стоявшего позади него немца, и не сверкнул на солнце пронзивший его штык. Вроде бы парнишка вскрикнул, а может, никакого крика и не было. Черным шариком Шитоу скатился вниз по дамбе. Прижавшийся к дереву Сунь Бин увидел лишь кровавый отблеск, обжегший ему глаза.

Все немецкие солдаты отступили на дамбу и, одни с колена, другие стоя, навели винтовки на жителей городка. Стреляли они очень точно, почти после каждого выстрела падал человек – на улице или во дворе, ничком или навзничь. Цинские солдаты факелами подожгли его дом. Сначала валил похожий на дерево черный дым, который поднялся до небес, через какое-то время взметнулись большие, золотисто-желтые языки пламени. С треском разлетались искры, их становилось все больше и больше, огонь и дым направлялись в разные стороны, дым и жар вместе с густой копотью долетали до его лица.

Происходили еще более ужасные вещи. Он увидел, что, таща и толкая его жену, немецкие солдаты срывали с нее одежду, пока она не осталась нагишом… Зубы глубоко вонзились в кору дерева, лоб он разбил себе в кровь. Сердце огненным шаром устремилось на другой берег, но тело оставалось на дереве, словно привязанное, и он был не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Немцы подняли белое тело жены, раскачали и бросили, как большую белую рыбу, в воды реки Масан. Беззвучно подняв множество белых брызг, множество белых цветов, оно беззвучно пошло ко дну. Наконец, немецкие солдаты высоко подняли на штыки Юньэр и Баоэра и тоже швырнули в реку. Как в кошмарном сне, глаза застила кровавая пелена, сердце пылало огнем, тело безвольно застыло. Он трепыхался из последних сил, и в конце концов со звериным ревом тело освободилось, обрело способность двигаться. Он яростно рванулся вперед, и тело, ломая ветки, тяжело рухнуло на мягкий песок под деревом.

Глава 8. Священный алтарь

1

Стоило открыть глаза, как в них ударил луч света, пробивающийся сквозь ветви ив. В мозгу промелькнули страшные картины, которые он видел с вершины дерева, и сердце болезненно сжалось, как мошонка быка при неожиданном ударе. С этого момента в ушах зазвучал торопливый, как сигнальный огонь, бой гонгов и барабанов, словно пролог перед началом большого представления оперы маоцян. За боем последовали протяжные, печальные переливы шалмея-соны и труб под непрерывный с циклическим повторением аккомпанемент цитры-цинь, где струнами служили кот да кошки. Эти звуки, которые полжизни сопровождали его, притупили сердечную боль, словно стерев с лица земли высокие горные пики и завалив песком ущелья глубиной в десять тысяч чжанов, образовав обширное плоскогорье. Стаи сорок, следуя громыханию музыки в его сердце, театрально парили, словно кружащиеся в небе темные облака; а перестукивание не знающих устали дятлов служило учащенным ритмом этой музыки. Тонкие ветви ив колыхались под ветерком, как когда-то его пышная борода.

«Я, я, я держу в руке дубинку из жужуба. За пазухой у меня клинок снежного меча. Делаю шаг и рыдаю осиротело. Делаю два, и кипит пламя гнева. Я, я, я торопливо иду по извилистой тропе, как это непросто дается мне».

Под исполненную горечи и негодования арию в душе он, опершись на ствол дерева, с трудом встал, покачивая головой и топая ногами. Бум-бум-бум-бум-бум-бум-бум… Бум-бум-бум… Бум!

«Увы! Я, Сунь Бин, возвожу глаза на север, где мой дом, языки пламени на полнеба, валит черный дым. Мою жену убили злодеи, она, она, она в брюхе рыб. Мои дети, ах, какое горе! И сын, и дочь отправились к Желтому источнику[82]. Проклятые заморские дьяволы, светловолосые и зеленоглазые, сердца у них, как у змей и скорпионов, чувства в них нет. Убили невинных, разорили меня и уничтожили семью, ни кола ни двора, я, я, я… Ах, какое горе!»

Опираясь на палку из жужуба, которая принесла ему столько несчастий, он, пошатываясь, вышел из ивовой рощицы.

«Я, я, я, я подобен дикому гусю, отставшему от стаи, я как тигр, попавший на равнину, дракон, оказавшийся на мели…»

Размахивая жужубовой палкой, он крушил все направо и налево, во все стороны, бил так, что на ивах трескалась кора, так, что застонали деревья и травы.

«Ах вы, немецкие дьяволы! Вы, вы, вы убили жену, убили детей, злодеи лютые… Глубока ненависть за это море крови, я обязательно должен отомстить!»

Бам-бам-бам-бам-бам… Трах-бах-бах…

«Какой же ты мужчина, если не последует месть».

Размахивая палкой и спотыкаясь, он рванулся к реке Масан. Вода доходила ему до пояса. Ко второму месяцу лед в реке уже растаял, но озноб пробирал до костей. Однако он совершенно не чувствовал холода, душу ему грел жгучий огонь мести. Идти было трудно, вода, словно толпа заморских солдат, задерживала его, мешала. Он лез напролом, колотил воду палкой. Плюх-плюх-плюх-плюх-плюх-плюх! Звуки ударов лезут в уши, брызги летят во все стороны.

«Словно тигр ворвался в овечье стадо».

Брызги летят в лицо, одни не ясно какие, другие сероватые, третьи кроваво-красные.

«Врываюсь в пучину дракона и логово тигра, убиваю, кровь течет рекой, мой жребий сыгран, я, я, я здесь судья загробного мира, злой дух, вестник смерти».

Работая руками и ногами, он забрался на дамбу, опустился на колени, лаская еще не совсем засохшие следы крови.

«Мои деточки, я видел, как вы ступили на дорогу к Желтому источнику, душа разрывается, голова кружится, рябит в глазах, я, я, я в бешеной ярости».

Все руки в крови и грязи. От еще не догоревшего дома идут обжигающие волны жара. Воздух полон обжигающих частиц пепла. В горле собрался противный ком сладкого, горького и соленого. Он опустил голову, и его вытошнило кровью.

В этой бойне погибло двадцать семь жителей Масана. Люди подняли тела свои близких на дамбу, уложили рядами, стали ждать, когда прибудет посмотреть на них его превосходительство начальник уезда. Под руководством Чжан Эръе несколько молодых парней прыгнули в реку, в пяти л и вниз по течению выловили тела Сяо Таохун, Баоэра и Юньэр и положили вместе с остальными. Тело жены прикрыли старой курткой, из-под которой торчали белесые, как у больного, застывшие ноги. Сунь Бин вспомнил времена, когда она выступала в роли молодой кокетки в темной одежде: с фазаньим пером на голове, драгоценным мечом на поясе, в вышитых туфлях с красными бархатными цветками величиной с кулак на