Смерть пахнет сандалом - Мо Янь

не просядут, то развалятся. Ходят слухи, что в Цаочжоу поднялось восстание ихэтуаней – Священной дружины во имя справедливости и согласия. Они хотят бороться с заморскими дьяволами силой. Бежал бы ты, Сунь Бин, в Цаочжоу и вернулся бы с подкреплением Священной дружины. Чтобы возвысить Китай и спасти народ от заморских дьяволов.

Народ скинулся на дорожные расходы и в тот же вечер проводил Сунь Бина в путь. Сдерживая слезы, Сунь Бин запел:

– Земляки, нет красивее реки в родных краях, нет ближе чувства, чем любовь к родине. Я, Сунь Бин, до смерти не забуду этого благодеяния. Без подкрепления не вернусь.

Народ запел в ответ:

– На пути встретишь высокие горы и быстрые реки, береги себя, пусть голова твоя остается светлой и сметливой. Земляки будут ждать тебя в надежде, что скоро вернешься и приведешь с собой небесных воинов и божественных генералов.

2

Минуло двадцать дней, и как-то после полудня Сунь Бин вернулся в Масан. Он был в белом халате, в блещущих серебром латах, на спине – шесть серебристых верительных флажков, на голове – серебристый шлем с красными кисточками в кулак величиной. Лицо у него было раскрашенное, красное как киноварь, брови прочерчены, как острия меча. На ногах у него были сапоги с толстой подошвой, в руке – жужубовая дубинка. Шел он вразвалку с важным видом. Вплотную за Сунь Бином следовали два храбрых генерала. Один – подвижный и ловкий, на поясе – повязка из тигровой шкуры, на голове – золотой обруч, в руке – жезл исполнения желаний. Он пронзительно завывал и прыгал, как царь обезьян Сунь Укун, великий мудрец, равный Небу. У другого из-под наброшенного на плечи черного халата торчал большой голый живот, на голове была шапочка буддийского монаха. Он тащил за собой навозные вилы, и это, разумеется, был сам небесный главнокомандующий Чжу Унэн, также известный под именем Чжу Бацзе[83].

Как только эта троица появилась на дамбе реки Масан, из-за черных туч выглянул луч солнца. В своих ярких доспехах, при такой диковинной внешности, они смотрелись только что спустившимся с облаков небесным воинством. Первым увидел их барич У, но он не сразу признал Сунь Бина. Сунь Бин улыбнулся ему, тот сначала ничего не понял, а потом задрожал от ужаса. Прямо на глазах У странная троица зашла в лавку на западной окраине городка, где продавали жареные пельмени-лубао, и больше не показывалась оттуда.

С наступлением сумерек все жители городка в соответствии со старинной традицией вышли на улицу есть кашу из больших фаянсовых чаш. Барич У бегал из восточного конца улицы в западный, разнося весть о прибытии чародеев. Народ считал, что У напускает таинственности, гоняется за химерами, ему верили всегда лишь наполовину и воспринимали его слова в лучшем случае как соленья, которыми хорошо заедать рис. На западной окраине вдруг раздались звуки гонга. Все увидели Сыси, парня, служившего в лавке, торговавшей жареными пельменями. Тот с куском черной кошачьей шкуры на голове, с лицом, размалеванным под кота, энергично приближался к толпе. Кошачий хвост у него на шее болтался туда-сюда. Он бил в гонг и громко кричал:

– Сунь Бин, человек незаурядный, в Цаочжоу приобщился многому у Кулаков справедливости и согласия[84]. Привел с собой двух бессмертных Сунь Укуна и Чжу Унэна, чтобы ломать железку, убивать предателей, изгонять заморских чертей и восстанавливать покой. Вечером устраивают показ искусств, на которые способны Кулаки справедливости. Мужчины и женщины, стар и млад, все приходите к мосту посмотреть и поучиться ценным навыкам. Познаете Кулак справедливости, и никакие пики и мечи не пронзят вас, и жить будете долго. Познаете Кулак справедливости, и все народы между четырьмя морями станут братьями, и за еду не нужно будет платить. Познаете Кулаки справедливости, замирится государь, и всех сделает высокими чиновниками. Всех пожалуют женами, всех сыновей – должностями, поделят между всеми зерно и наделы…

– Так это был Сунь Бин! – удивленно провозгласил Барич У. – Понятно, почему лицо показалось знакомым, да и неудивительно, что он мне улыбнулся!

После ужина у моста запалили большой костер, искры озаряли полнеба. Народ, заинтересованный донельзя, собирался у костра в ожидании выступления Сунь Бина.

Недалеко от костра поставили стол восьми небожителей[85], на нем установили курильницу и зажгли три палочки благовоний. Рядом с курильницей поставили два подсвечника с большими красными свечами из бараньего жира. Колеблющийся огонь свечей добавлял немало мистики предстоящему событию. От искр, с треском летящих от костра, вода в реке блестела серебром. Двери в лавку жареных пельменей были плотно закрыты. Народ заволновался. Кто-то закричал:

– Сунь Бин, а Сунь Бин, уехал на пару недель, и думаешь, никто тебя не узнает? Чего духами и демонами прикидываться? Выходи быстрей, покажи, чему научился из волшебных искусств ихэтуаней.

Высунувшийся в щелку ворот лавки Сыси негромко проговорил:

– Не шумите, они священный отвар пьют!

Двери вдруг широко распахнулись, как пасть огромного зверя. Народ в полной тишине, выпучив глаза, ждал появления Сунь Бина и великих небожителей, которых он привел. Так ждут выхода на сцену знаменитого актера. Но Сунь Бин не выходил. Покой, тишина, только речной поток бурлит, разбиваясь об опоры моста, лишь трещат искры костра, словно трепещущий на ветру красный шелк. Кто-то из пришедших оказался раздосадован, кто-то пришел в движение, и в движение немалое. И вдруг высокий-превысокий голос завел арию сюйшэна из оперы маоцян, с легкой хрипотцой, но все же с известным изяществом:

– Известить о глубоких знаниях явился в родные места…

Звук тянулся все выше и выше, как коленца бамбука, пронзая облака, неторопливо понижался, потом вдруг вновь устремлялся вверх, еще выше, а затем уносился ввысь, да так высоко, что не видать и следа… Сыси лихорадочно заколотил в гонг, безо всякого ритма, как попало. И вот появился Сунь Бин. Он одет был так же, как и днем: белый халат и серебристый шлем, на красном лице брови прочерчены, как острия меча, парадные сапоги с толстыми подошвами, жужубовая палка. Вплотную за ним следовали Укун и Бацзе. Сунь Бин обежал собравшихся у костра, ноги его почти не отрывались от земли – поступь молодого воина в опере маоцян, но с характерными очертаниями женщины-воина. Это были маленькие шажки, переходившие в поистине быстротечный полет, как плывущие облака и текущая вода. Потом последовал удар ногой, и Сунь Бин мгновенно преобразился. Он отклонился назад, сделал кульбит