Царская тень - Мааза Менгисте

начнет сначала и повторит то, что говорил много лет: эфиопский пленник наводил на них страх, и иного выбора не было. Он жаждал убивать нас, хотя мы никому не желали зла. Это был инцидент, который мог плохо закончиться, но этого не случилось. Инцидент был крупнее одного пленника, или нашей части, или Фучелли. Мы должны были подавить мятеж, перемещавшийся из Годжама в Гондэр. Это могло закончиться схваткой. Хейраллах не записывает ни слова из того, что он говорит, а потому Этторе сделает паузу, а потом скажет тихо: Пленник наводил ужас, эти его глаза. Хейраллах взглянет на него и спросит: Правда ли то, что говорят про Фучелли? Он заставил вас делать фотографии этого эфиопа, пока сам многократно стрелял в него, чтобы убить наверняка? И Хейраллах опустит ручку на бумагу и неторопливо будет выводить круги, держа голову внаклон и спрашивая: Или, может быть, то, что я слышал, — правда и в пленника стреляли вы?

Фото

Он — тело, висящее в неприглядной игре света. Фигура, деформированная послушными тенями. Он висит там в лучах умирающего солнца, удерживаемый деревом, клонящимся под его весом. Посмотрите на его голову, ее бутон курчавых волос, срезанное ухо, которое похоже на щербину в узкой челюсти. Вот что очевидно: жутко выгнутая шея, распухший хребет, сын матери, пришпиленный к зрелому предвечернему небу. Долина за ним сужается под жадными глазами облаченных в форму ференджи. И кто они в конечном счете, если не другие сыновья других матерей и славное доказательство их бронетанковых амбиций? Вот что мы видим: мальчик на пороге зрелости, парящее в воздухе тело, взгляните, как он вытянулся на этой ужасающей веревке, обратите внимание на ноги, которые дергаются под собственным весом: узрите этот бунтарский силуэт, вращающийся на обжигающем солнце. И вот, увидьте его тоже: у самой кромки — автор этой фотографии, вор, укравший это мгновение, вот он, почти вне поля зрения, видимый только по тени, тянущейся к висящим в воздухе ногам, темной фигуре человека в надежном фокусе, камера, направленная на это бесчестие.

Глава 6

Этторе смотрит на висящее тело, а другие продолжают веселиться у костра до следующего утра, на их веселье в этот раз присутствует полковник Фучелли. Этторе наводит объектив на голову и грудь повешенного в надежде уловить тот почти невидимый порог, который лежит между тем, что бросает вызов смерти, и тем, что ждет умирания. Распухшее лицо пленника обмякло. Шея согнута под неестественным углом. Из свежих ран на груди капает кровь. Его босые ноги вывернуты носками наружу, они слегка подергиваются в бездонном изгибе земли. На ветру кажется, что он вращается, пытается по спирали устремиться на небо. В нем нет ничего свирепого, но все же, когда Этторе становится на колени и делает еще одну фотографию, сердце его колотится так громко, что ему не разобрать слов Фучелли, который что-то громко кричит своим бойцам, чтобы им было слышно за нестройными звуками мелодий, издаваемыми различными гитарами и гармониями.

Чуть поодаль раздается нарастающий рев мотора. Грузовик. Музыка в лагере стихает.

Этторе встает и спешит назад в лагерь, видит людей, смотрящих на грузовик «Фиат», который поднимается по петляющей дороге в гору. Грузовик двигается неспешно, почти лениво — странное вторжение, нарушающее безрассудный хаос. Фучелли проталкивается через толпу и становится впереди. Он оглядывается через плечо, его глаза горят, улыбка расползается по его лицу. Он зарумянился, чуть ли не сияет. «Фиат» приближается, и Фучелли салютует ему. На переднем сиденье два человека. Camionista[77] отвечает на приветствие с водительского места, из открытого окна высовывается его загорелая рука.

Водитель останавливается рядом с soldati. На пассажирском сиденье сидит эфиопка. Она потрясенно смотрит на дерево вдалеке, на повешенного пленника. Ее смятение видно даже сквозь блеск стекла.

Фифи, добро пожаловать, говорит Фучелли. Он подходит к пассажирской двери и открывает ее.

Все мужчины кланяются Фифи, когда она выставляет из машины свою длинную ногу, потом вторую. Она элегантно опирается на руку Фучелли, ступая на землю в своих черных кожаных туфлях. Она три раза, на традиционный местный манер, целует Фучелли в щеки, но не кланяется ему, как на глазах Этторе это делали многие гражданские местные. Ее спокойные черты тщательно выделены карандашом для бровей и губной помадой, она смотрит на него, словно оценивая на свой вкус, и в конце концов выставляет ему заработанный балл едва заметной улыбкой и кивком. Потом ее взгляд, минуя полковника и рассматривающих ее с открытыми ртами людей, снова останавливается на мертвом теле. Она умна и осторожна. Даже с того расстояния, которое отделяет ее от Этторе, ее поразительная красота очевидна.

Ты похудел, Карло, говорит она. Ее голос звучит мелодично, без усилий.

Но ты обо мне позаботишься, да? Полковник берет ее под руку и захлопывает за ней дверь машины. Он некоторое время медлит у грузовика, позволяя всем поглазеть на них.

Покрой ее платья подчеркивает достоинства ее фигуры — плотно обхватывает талию, свободно висит на бедрах и расширяется книзу. Платье изящно и свидетельствует о хорошем вкусе — платье женщины, которая уверена в своей красоте, но не чувствует нужды слишком навязчиво демонстрировать свои достоинства. Цвет платья красный, насыщенный и сочный, эффектный, но без излишества. Платье дорогое, вероятно, пошитое на заказ, в декольте виден большой золотой крест, какие носят местные и не может себе позволить ни один итальянский солдат.

Мадонна. Голос откуда-то из группы глазеющих на нее солдат. До этого момента они разглядывали ее с безмолвным трепетом.

Фучелли, галантный и гордый, неторопливо идет с ней по полю. Он ведет ее к своей палатке, подальше от дерева, и она легко подстраивается под его шаг. Ее наманикюренные пальцы лежат на его руке в небрежной и в то же время собственнической манере. Утреннее солнце ласкает ее лицо теплыми лучами, гладит ее покатые скулы и заостренный подбородок. У нее большие глаза, такие светлые, будто наполненные слезами. Она в своем красном платье смотрит на них этими своими глазами и кажется слишком живой для этого места, чрезмерной во всем. Она самая красивая женщина, какую видел Этторе.

Soldato, una foto, говорит Фучелли, делая ему знак рукой. Он широко улыбается.

Когда Фучелли окликает Этторе, они с женщиной стоят спиной, чуть ли не прямо перед тем самым деревом, и, кажется, даже не замечают этого. Этторе приходится изменить ракурс, чтобы в кадр не попали ноги, иначе будет казаться, что ноги висят прямо над головами Фучелли и Фифи.

Фифи соблазнительно приникает