Бунт на «Кайне» - Герман Вук

Народу на лыжне было совсем мало, и казалось, что некоторые из них приехали сюда, чтобы побыть наедине с самим собой среди белых безмолвных вершин. Время от времени Вилли ловил себя на мысли: «Неужели правда, что где-то существует „Кайн“, тесная ходовая рубка, его каморка на кокпите, выкрашенная в унылый серо-зеленый цвет кают-компания с потрепанными номерами журналов „Лайф“ и „Эсквайр“, с запахами вчерашнего переваренного кофе и ржавчины, сквернословием и вечно недовольным маленьким человечком, который катает в пальцах стальные шарики и имеет привычку, говоря с тобой, смотреть мимо». У Вилли было такое ощущение, что он, наконец, очнулся от кошмарного сна, если бы не мысль, что «сон» этот во всей своей красе и реальности стоит в сухом доке в Сан-Франциско, и что через два дня он закроет глаза и снова окажется в этом кошмарном сне наяву.

Они остановились в маленькой гостинице в Барсучьем Ущелье, согрелись у камина и выпили горячего пунша. Мэй сняла лыжную шапочку и встряхнула волосами. Они красиво рассыпались по плечам ее зеленой шерстяной куртки. Взоры всех присутствующих здесь мужчин были обращены к ней, а женщины едва смогли подавить короткие вздохи восхищения. Вилли был доволен собой как никогда.

— Интересно, что ты во мне нашла? — спросил он, до половины выпив вторую порцию пунша. — Такая потрясающая девушка, как ты? Что во мне такого, ради чего стоило ехать через всю страну?

— Сначала ты ответишь на мой вопрос. Почему тогда на пристани ты представил меня своей матери как Мари Минотти? Ведь с того дня, как мы познакомились, ты больше никогда меня так не называл?

В поисках подходящего ответа Вилли смотрел на красные дымные язычки пламени в камине. Он сам удивлялся, что заставило его назвать ее настоящее имя, и понял, что этому есть не совсем приятное объяснение: при всей его безумной, всепоглощающей страсти к Мэй, он стыдился ее. В присутствии матери мысль о ее происхождении, о фруктовой лавке в Бронксе и неграмотных родителях неприятно жгла и не давала покоя. Вот в такой момент Мэй Уинн стала Мари Минотти.

— Не знаю, — сказал он. — Мне просто показалось, что будет лучше, если я скажу ей твое настоящее имя, и все будет без вранья. Но вообще-то я об этом не думал.

— Понятно. Можно еще немного пунша? Последнюю. У меня немного кружится голова. Наверное, от свежего воздуха.

— Теперь, если хочешь, — начала она, когда Вилли вернулся и протянул ей стакан, — я могу сказать, что нашла в тебе такая «потрясающая девушка», как я.

— Прекрасно. Так что же?

— Ничего.

— Ясно. — Он уткнулся носом в свой стакан.

— Да, это так. Я просто попала в ловушку. Вначале ты показался мне таким неуклюжим и безобидным, и я позволила себе приятно провести время в твоем обществе, уверенная, что из этого ничего не выйдет. А потом они поволокли тебя в Ферналд-Холл, и, когда я поняла, что тебя ждет со всеми твоими недостатками, мне стало жаль тебя, и я подумала, что из патриотических чувств я должна тебя поддержать. А потом во мне пробудилось к тебе нечто вроде материнского чувства, хотя я никогда и не подозревала, что оно у меня есть. С этого все и началось, а потом дальше и дальше, это стало привычкой, и вот теперь мы здесь. Я настоящая идиотка, что приехала сюда, и завтра же уезжаю домой. Мне не нравится то, что происходит. У меня такое чувство, словно я поскользнулась и сломала ногу.

— Тебя покорил мой ум, — лениво произнес Вилли.

— Учти, милый, — сказала Мэй, — я сдала язык и литературу за первый курс. И за последнее время я прочитала уйму книг. Я знаю о Диккенсе все и даже больше. Ну давай, начинай. Что ты думаешь о его романе «Холодный дом»?

— Между прочим, никогда не читал, — сказал Вилли, подавив зевоту, — как-то не приходилось. Как тепло и хорошо у огня, правда?

— Пошли отсюда, — сказала Мэй, со стуком поставив на стол недопитый стакан.

— Подожди минутку, — начал Вилли. — Ты знаешь, о чем я думаю? Это химия. У тебя и у меня химическое сродство, близость, как у соды и хлора.

— Про это я уже слышала, — нетерпеливо воскликнула Мэй. — Меня уже рвет от этого. Как ты объяснишь тот факт, что почти все боссы ночных клубов чувствуют химическое сродство со мной, хотя для меня почти все они грязные ублюдки?

Вилли улыбнулся с таким откровенным самодовольством, что Мэй вскочила, еле сдерживая желание швырнуть в него стакан.

— Я ухожу, здесь невыносимая жара.

Обрушивающийся с неба огнепад уже не произвел того впечатления, хотя все было так, как вчера. Только луна стала еще круглее и ярче. Невидимые музыканты играли все те же грустные, полные тоски мелодии, и Вилли снова поцеловал Мэй. Однако вместо вчерашнего пыла у него было странное чувство, что он почему-то был обязан сделать это. Мэй сразу же почувствовала в нем перемену, и губы ее остались холодны. Вместо того чтобы пойти наверх, они еще немного потанцевали. Наконец они поднялись в комнату Мэй. Но сегодня все здесь показалось Вилли другим. Мэй села в кресло так, что Вилли даже не мог обнять ее, и как ни в чем не бывало стала щебетать о Хантер-колледже, Марти Рубине и ночных клубах, в которых она пела. Ее болтовня вызывала скуку и раздражение, но сама Мэй казалась ему все более вызывающе привлекательной и желанной. Наконец он встал, подошел к ее креслу и сделал попытку обнять ее. Едва заметным и ловким движением плеча она сбросила его ладонь.

— Что тебя гложет, милый? — спросила она.

В ответ Вилли пробормотал что-то ласковое и бессвязное.

— Если я не захочу, ты ничего от меня не получишь, — сказала Мэй. — Я увертлива, как змея.

— Извини, — сказал Вилли и поплелся назад к своему креслу.

Два часа прошло в пустой болтовне. С самым веселым и беззаботным видом Мэй то пускалась в откровенности и говорила о своей жизни в доме родителей, то расспрашивала Вилли о «Кайне». Вилли снял пиджак и галстук и лег на кровать. Он курил сигарету за сигаретой и все более раздраженно отвечал ей. Наконец он начал зевать. Мэй ответила еще более долгим и широким зевком.

— Господи, Вилли, я жутко устала. Пожалуй, я лягу спать.

— Прекрасно, — сказал Вилли с облегчением, не меняя позы на кровати. Мэй бросила на него насмешливый взгляд и ушла в ванную. Через несколько минут она вернулась. Поверх ночной рубашки на ней был шерстяной купальный халат голубого цвета.

— Ты еще здесь? — спросила она, завязывая пояс халата.

Вилли вскочил с кровати и обнял ее. Она нежно поцеловала его.

— Спокойной ночи, милый.

— Я остаюсь, — сказал Вилли.

— Нет, тебе придется уйти. — Она нажала на ручку и открыла дверь. Вилли ладонью захлопнул дверь и еще крепче прижал Мэй к себе. — Какого черта, Мэй…

— Послушай, Вилли, — ответила девушка, отстранившись и спокойно глядя ему в лицо. — Выбрось из головы глупые мысли. Я сделала достаточно, и даже более чем достаточно, чтобы поразвлечь вернувшихся домой мальчиков, и совсем неважно, по крайней мере сейчас, что я испытываю по этому поводу. Но это не означает, что ты можешь вести себя со мной так, как тебе вздумается. Ты мне нравишься, Вилли, я довольно откровенно дала тебе это понять, но мои привычки остались прежними. Со мной тебе не нужно изображать сильного и мужественного самца. Это будет ужасно глупо и смешно. В любом случае я легко справлюсь с тобой, даже если мне свяжут руки.

— Охотно верю, — с внезапной злостью ответил Вилли. — Полагаю, в этом деле тебе опыта не занимать. Спокойной ночи!

Он так грохнул дверью, что, наверное, перебудил всех жильцов на этаже. В полном замешательстве, совершенно забыв про лифт, Вилли бегом поднялся на свой этаж по освещенной красным фонарем пожарной лестнице.

В восемь утра телефонный звонок прервал беспокойный сон Мэй. Она сняла трубку и безразлично спросила:

— Да?

— Это я, — услышала она усталый и приглушенный голос Вилли. — Как насчет того, чтобы вместе позавтракать?

— Хорошо, я спущусь через пятнадцать минут.

Он уже сидел за столиком, когда она вошла, освещенная ярким солнечным лучом, косо падавшим через дверной проем. На ней был белый свитер и серая юбка, на шее ожерелье из искусственного жемчуга. Волосы мягкими волнами обрамляли ее лицо. Мэй выглядела превосходно. Он встал и отодвинул для нее стул. В этот миг в голове его, быстро сменяя одна другую, пронеслись две мысли: «Хочу ли я прожить с этим человеком всю свою жизнь?» и «Как я смогу жить с кем-то другим, а не с ней? Где я смогу вновь найти ее?»

— Привет, — сказал он. — Проголодалась?

— Не очень.

Они заказали завтрак, к которому так и не притронулись. Они наперебой восхищались видом из окна, курили и пили кофе.

— Чем бы ты хотела заняться сегодня? — спросил Вилли.

— Чем угодно, на твой выбор.

— Выспалась?

— Так себе.