Бунт на «Кайне» - Герман Вук

На полпути от Сан-Франциско конвой попал в зону штормов, и Вилли довелось воочию убедиться, что на самом деле представляют собой тральщики времен первой мировой войны. Занимаясь тралением в ласковых водах Гавайев, «Кайн» не раз испытывал бортовую качку, и Вилли гордился тем, как твердо упираются в палубу его ноги и как прекрасно ведет себя его желудок; однако теперь он понял, что несколько поторопился с лестными для себя выводами.

Однажды ночью, подремав полтора часа на диване в кают-компании, он проснулся, чтобы заступить на вахту, но вдруг обнаружил, что с трудом может устоять на ногах. Держась за переборку, он попытался сварить себе кофе, но упал. Сквозь вентиляционный люк в каюту врывались струи холодного и сырого ветра. Вилли натянул на себя синюю шерстяную куртку. Наконец, выписывая ногами вензеля, он двинулся по палубе, которая качалась и ходила ходуном под ногами, словно на аттракционе в парке Крейзи-Хаус. Держась за поручни люка, Вилли поднялся на верхнюю палубу, и первое, что увидел, была нависшая над его головой по левому борту зелено-черная стена воды. Он открыл рот, чтобы закричать, но стена исчезла, открыв темное небо в клочьях освещенных луною облаков, но тут же по правому борту уже вставала такая же страшная водяная стена. Он медленно вскарабкался по трапу на мостик, придерживая фуражку в ожидании сильного удара ветра, но ветра почти не было. Матросы и офицеры, несущие вахту на капитанском мостике, все как один держались за поручни, укрывшись в темной ходовой рубке; с каждым новым валом качка становилась все ощутимей. Даже здесь, высоко на мостике, когда корабль ложился на борт, Вилли ловил себя на том, что невольно смотрит вверх, на мятущуюся вокруг воду.

— Боже милостивый, — обратился он к Кармоди, который мертвой хваткой вцепился в спинку капитанского кресла, — сколько же времени все это продолжается?

— Что продолжается?

— Эта качка!

— Это не качка.

Резиновые маты на палубе съехали в одну сторону и сбились в кучу прямо у их ног.

Вилли сменил Кармоди. Пока он нес вахту, страх его постепенно проходил. Стало ясно, что «Кайн» не собирается идти ко дну. Но возможность того, что он может развалиться на части, казалась Вилли вполне вероятной. Когда волна была особенно высокой, корабль от носа и до кормы стонал, словно больной, и Вилли видел, как все кренилось и раскачивалось. Его вдруг, как током, пронзила мысль, что сейчас между ними и этой черной, холодной бездной нет ничего, кроме расчетов какого-то инженера (которого, вероятно, давно нет в живых), сделанных тридцать лет назад.

Видимо, расчет был точен, поскольку и на следующий день «Кайн» не развалился на части, а продолжал уверенно выдерживать килевую и бортовую качку и не разваливался на части.

Позавтракав куском жареной свинины, Вилли поднялся в носовой кубрик, отмечая по дороге некое странное ощущение того, что желудок у него все же имеется. Это не был приступ морской болезни, за это он мог поручиться. Но он ощущал, что его желудок находится у него где-то в районе диафрагмы, что он набит едой, пульсирует и выполняет свою обычную тяжелую работу. Этот сеанс ясновидения вызвал у Вилли страстное желание повернуться лицом навстречу сильному потоку свежего воздуха. Он настежь распахнул водонепроницаемую дверь в носовой кубрик и увидел Стилуэлла, одетого в бушлат и шерстяную шапочку. Он сидел на корточках возле первого орудия и пытался закрепить на нем сорванный ветром голубой брезентовый чехол.

— Добрый день, мистер Кейт!

— Добрый день, Стилуэлл.

Вилли задраил дверь и, крепко ухватившись за стойку, перегнулся через штормовой леер. Ветер и холодные брызги приятно ударили в лицо. Корабль лег на левый борт, и Вилли увидел конвой, прокладывающий себе дорогу среди громоздящихся, как серые скалы, волн.

— Как вам эта качка, сэр? — сквозь грохот и шум шторма прокричал Стилуэлл.

— Какая качка? — храбро усмехнувшись, переспросил Вилли.

Матрос засмеялся. Он проехался по мокрой палубе, как по льду, до леера и осторожно добрался до Вилли.

— Сэр, вы говорили с капитаном насчет… ну, насчет моего отпуска?

— Не было подходящего момента, Стилуэлл, — несколько смутившись, ответил Вилли. — Но я думаю, что все будет в порядке.

Лицо матроса омрачилось.

— Ну что же, спасибо, сэр.

— Я поговорю с ним сегодня днем. Приходите ко мне в три часа.

— Огромное спасибо, мистер Кейт, — старшина-артиллерист улыбнулся, отдраил дверь и выскользнул на палубу.

Сделав еще несколько глотков живительного ветра, Вилли спустился в кают-компанию.

Квиг в нижнем белье лежал на койке и вертел в руках китайскую головоломку — деревянный шарик, составленный из соединенных друг с другом частей. Он конфисковал ее у вахтенного матроса, когда однажды, заглянув в помещение радиолокационной установки, увидел, что тот крутит в руках эту вещицу. С тех пор он продолжал упорно трудиться над решением этой головоломки, и хотя говорил Гортону, что знает, как она разбирается, никто никогда не видел ее в разобранном виде.

— Слушаю тебя, Вилли, чем могу быть полезен? — спросил он, вертя шар под абажуром настольной лампы.

Пока Вилли объяснял причину своего визита, капитан, не поднимая головы, продолжал крутить шарик в руках.

— …Поэтому, сэр, я хотел уточнить этот вопрос, чтобы знать наверняка. Вы, разумеется, не имели в виду, что запрет на увольнения для Стилуэлла распространяется на все время, пока мы будем стоять на ремонте?

— А что же я имел в виду?

— Я хотел сказать, сэр…

— А почему бы и нет? Когда человек получает год тюрьмы, никому не придет в голову отпустить его домой на двухнедельные рождественские каникулы, не так ли? Наказание есть наказание.

Духота в каюте, качка и вращающийся перед глазами деревянный шарик — все это начинало плохо действовать на Вилли.

— Но, сэр, не кажется ли вам, что… что это немного разные вещи? Он ведь не преступник… два года воюет вдали от дома…

— Если вы станете разводить сентименты по поводу дисциплины на флоте, Вилли, это плохо для вас кончится. Здесь, на передовой, любой, будь он на гауптвахте или под арестом, воюет. Когда идет война, нужно быть строже с людьми, а не делать им поблажек. (Поворот, поворот, еще поворот.) Они находятся в постоянном напряжении, приходится выполнять кучу всяких неприятных обязанностей — это все верно, но если вы хоть однажды дадите им поблажку, вся ваша хреновая система тут же рассыплется на части. (Поворот, поворот, еще поворот.) Чем скорее вы усвоите эту элементарную истину, Вилли, тем успешнее вы сможете выполнять свои обязанности офицера-воспитателя.

Пульсирующий, тяжелый желудок Вилли с новой силой напомнил о себе. Он с трудом оторвал взгляд от вращающегося шара и перевел его на стоящий под умывальником деревянный ящик.

— Сэр, нарушение нарушению рознь, — сказал он несколько ослабевшим голосом. — Стилуэлл — хороший матрос. До того как вы пришли на корабль, никто не взыскивал с матросов, если во время вахты кто-нибудь и полистает журнал. Я понимаю, это непорядок, но…

— Тем более необходимо навести наконец порядок, Вилли. Если вы можете подсказать мне лучший способ добиться от команды выполнения моих требований, скажите, я готов подумать над этим на досуге. Или вы считаете, что чтение на вахте прекратится, если я вынесу Стилуэллу благодарность, а?

Приступ тошноты заставил Вилли забыть об осторожности.

— Сэр, я не уверен, что чтение на вахте является более серьезным нарушением, чем провоз спиртного на борту корабля, — выпалил он.

Капитан дружески рассмеялся.

— Да, в этом вы правы. Но звание дает свои привилегии, Вилли. Адмирал может стоять на капитанском мостике даже в бейсбольном шлеме. Но это совсем не означает, что то же самое может позволить себе рулевой. Нет, Вилли, наша задача добиться, чтобы рядовые матросы делали так, как мы говорим, а не так, как мы делаем. (Поворот, поворот, еще поворот.) И, как я уже сказал, единственный способ заставить их делать так, как мы говорим, это быть с ними построже, и это они должны хорошенько усвоить.

Вилли почувствовал, как его тело покрывается испариной. А капитан продолжал бубнить:

— И если уж Стилуэллу не повезло и он попался первым, я вынужден сделать его козлом отпущения, потому что, как я уже сказал, с чтением на вахте должно быть покончено раз и навсегда и… (Поворот, поворот, еще поворот) Конечно, жаль, что он так беспокоится о жене, но в моем подчинении целый корабль, который тоже доставляет мне немало беспокойств и… (поворот, поворот, еще поворот) иногда одному человеку приходится страдать за…

Но не успел он закончить фразу, как Вилли Кейт издал странный сдавленный звук и… Сгибаясь в приступе рвоты, он успел вовремя отвернуть от Квига свое позеленевшее лицо. Бормоча извинения, он схватил полотенце и начал бестолково возить им по полу. Квиг отнесся к случившемуся с удивительным снисхождением.