Повести - Юрий Алексеевич Ковалёв

зачем зовет. Но не подойти нельзя было. Ребята обидятся: «стал, мол, бригадиром, профсоюзным начальником, в газетах о нем пишут, так нос задрал». Подошел, поздоровался, уселся на услужливо постеленную газету.

Подозвавший — Митька Филимонов или Филин, как его звали на стройке, — работал одно время сменщиком Григория на самосвале. Потом его за пьянку сняли с машины и перевели в мастерские на ремонт. С «баранкой» он расстался шутя — «со своей головой и руками — нигде не пропаду», — но с «белоголовкой» не торопился рвать дружбу, и на машину его не торопились вернуть, хотя шоферов не хватало.

Корсакову он чем-то напоминал Лешку Громадина. Может быть, кричащим ухарством?

— Женским полом интересуетесь? — подмигнул Митька собутыльникам. — Или какая другая забота привела вас в этот райский уголок? Иногда встречали вас здесь с девушкой... А может быть, с... дамой?

Кто-то угодливо хихикнул, но общего смеха, на который рассчитывал Митька, не получилось.

И вдруг Григорий вспомнил свои первые дни на стройке, столовую, верзилу, пытавшегося обнять Тамару, ее гневное лицо, пощечину... Потом покрасневшее до синевы лицо и сникшую фигуру верзилы, торопливо пробирающегося к выходу. Так это же был он, Митька! Сразу стало весело.

— А с какой девушкой? — еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, спросил Григорий. — Не с той, случаем, которая кому-то по физиономии в столовой врезала?

Ребята засмеялись, Филин недовольно поморщился.

— Зачем нам в окаменевшем дерьме копаться? — вкрадчиво начал он. — Есть дела более близкие нам по времени и по духу. Вот сейчас, — уже не скрывал злорадства Филин, — сейчас одна, очень хорошо вам знакомая личность, доставит сюда несколько штучек, именуемых «3 по 7». Эта личность хоть и рвется в идейные, но шестерит перед настоящими людьми, — стукнул он себя в грудь. — Мы — забулдыги, мы — подонки, а они хорошие... За чужие гроши водку тянуть, — процедил он сквозь зубы.

Григорий встал и увидел молодого Петрищева, спешащего к компании. В руках он нес две бутылки водки, карманы тоже оттопыривались. В лицо Корсакову бросилась краска.

— Я вот «их» имел в виду, — взял Корсакова за руку Филин. Григорий вырвал руку и с нарочитой брезгливостью отряхнул рукав.

— Тезка, — подошел он к Петрищеву. — Вот этот тип, — ткнул Корсаков пальцем назад, — только сейчас называл тебя шестеркой и иждивенцем. — Григорий говорил спокойно, но внутри у него все клокотало. — Ты сам ему дашь в морду или мне это сделать за тебя?

— Только рога спрячь сначала, ты, идейный! — вплотную подошел Филин. — Или стой, пока дяденька не позовет...

Уже через минуту Григорий пожалел о том, что сделал. Но тогда сама рука, без размаха, неожиданно для всех рванулась вперед, и Филин, негромко ойкнув, рухнул, как подкошенный.

Ребята вскочили. Григорий стоял, тяжело дыша, и нервно сжимал кулаки.

— Вот ты какой, оказывается, — в голосе Филина зазвучали незнакомые нотки. — Давай выпьем за мир!

— Мир пускай будет, — успокаиваясь, ответил Григорий. — Но пить я с тобой не буду!

Уже издали, оглянувшись, он увидел, что Петрищев что-то с жаром доказывал Филину, молодым петушком наскакивая на него, а потом, с сердцем рубанув рукой, зашагал прочь от компании.

Дома Григория ждало полное повторение вчерашнего: рано улегшиеся спать мать с дочуркой, молчаливая Наташа, ужин в одиночестве.

— Теперь что, — встретил его назавтра вопросом хмурый помощник, — мораль сами будете читать или сразу проработка на собрании?

— Ты, Петрищев, не дури, — снял ногу с гусеницы уже собравшийся лезть в кабину Корсаков. — Во-первых, что это за тон? Можно подумать, что я перед тобой провинился, а не ты перед бригадой. Стыдился бы! А во-вторых, я никому никогда морали не читаю! Для тебя это тоже, наверное, не тайна. А вот поговорить нужно. Меня беспокоят не те разговоры, которые, уверен, уже идут по стройке о нас с тобой, как просто о Петрищеве с Корсаковым. Плохо, но что теперь сделаешь? Собрались работяги, выпили, не поделили что-то, перемахнулись раз-другой кулаками. Ничего! От этого не умирают, и мировая революция, в конечном счете, не пострадает. Хотя приятного, конечно, во всей этой истории очень мало. Но ты понимаешь, как о нас теперь будут говорить, после всего того, что мы заварили на стройке? Ведь любители позлословить еще не перевелись! С улыбочками, с ухмылочками начнут плечиками подергивать: вот, скажут, шум подняли на всю округу, в газетах о себе писать заставили, а сами что? «Три по семь» — и в кусты? А потом друг другу ребра и зубы считать? Сами мы с тобой, тезка, переживем такую славу, шкура у нас толстая, выдержит. Но делу нашему — общему — мы оказали очень плохую услугу. И опять, беда не в том, что отвечать придется. Провинились — нечего прятаться, подставляй спину и ниже. Люди нам верить не будут! Трепачи, скажут!

...Зайти без звонка к Ходжаеву Трофимов не решился и, заручившись его согласием на встречу, пошел к парторгу.

— Ошиблись мы, выходит, в Корсакове, — сокрушенно покачивая головой, начал Трофимов.

— А что такое? — перестал барабанить пальцами Ходжаев.

— Напился вчера в сквере... Подрался с Филимоновым... Еле разняли их... Дело чуть до милиции не дошло...

— Корсаков? Напился? Подрался? — недоуменно переспросил Ходжаев. — Что-то здесь не то... Какая-то ошибка.

— Сами очевидцы меня информировали, — откинулся в кресле Трофимов, — никакой ошибки нет.

— А с самими драчунами вы говорили?

— Нет, не успел еще.

— Мне тогда совсем непонятна цель вашего прихода ко мне, если, конечно, нет других дел.

— Других нет, — заторопился Трофимов, снимая и снова надевая очки. — Я просто хотел узнать ваше мнение на этот счет.

— То, что вы рассказываете, пока не выходит из разряда сплетен. Так какое же может быть мнение у меня? — И поднялся, давая понять, что разговор окончен.

«Ладно, посмотрим, какая сплетня, когда у меня в руках будет целое дело на этого мальчишку-выскочку», — думал Трофимов, направляясь к мастерским.

Филимонов встретил его подчеркнуто предупредительно.

— Чем могу служить высокому начальству?

— Я по поводу вчерашнего дела.

— Вчерашнего дела? — широко раскрытые глаза Филимонова удивленно смотрели на собеседника. — Какого, если не секрет, дела?

— Ну вот, что Корсаков напился, нахулиганил, тебя избил, — заторопился Трофимов. — Ты... того, оторвись на минутку