Повести - Юрий Алексеевич Ковалёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но ответить Филин не успел.
— А лишняя рабочая рука здесь, случаем, не нужна? — услышал Григорий знакомый голос и обернулся. Лешка! Лешка Громадин с заправленным в брюки рукавом белой рубашки стоял перед ним и улыбался.
— Ну, ну, ну! Без этих самых нежностей... Не за себя боюсь, за нее, белоснежную... — пятился Лешка от Григория.
— Снимай рубашку! А то так обниму! — протянул руки Григорий, до локтей покрытые глиной.
— При слове снимай, раздевайся я не могу оставаться равнодушным. Профессиональная привычка! Вам помочь, маэстро? — вмиг оказался рядом Филин.
— Идите хоть руки помойте, вы, грабители! — отмахивался от них одной рукой Лешка.
— Нет, ты скажи! Как ты здесь очутился? Как нашел нас? — забросал Григорий друга вопросами.
— Записывайте, — сделал серьезное лицо Громадин, — приехал сюда жить и работать, хотите, сначала работать — потом жить. Вас нашел при помощи любимой матушки товарища Корсакова. Что я делаю здесь? Стою и отвечаю на глупые вопросы!
— Руку! — потянулся к Громадину Филин. — Ваше умение ориентироваться в обстановке, вести душеспасительные разговоры с верующими вызывают у меня душевный трепет.
— Успокойся, сын мой! — перекрестил Федора Громадин. — Отложим волнения на вечер.
— А будут они, падре?
— Будут, сын мой! — выразительно хлопнул себя Громадин по карману.
— Аминь! — постным голосом произнес Филин и поднялся. — Меня зовет небо!
— Оно и меня зовет! Долой белоснежные рубашки! — оставшись в одних трусах, Лешка занял место на подмостках рядом с Филимоновым.
— Шевелись!
— А ну, нажми, молодежь!
— Спать дома будете! — весело покрикивали они. Стены росли на глазах.
— Вот это я понимаю — темпы!
Заработавшись, ребята не услышали, как у ворот остановилась машина. Из нее вышли Хамидов и Ходжаев. Некоторое время они молча стояли, наблюдая за веселой работой маленькой бригады, и только потом Хамидов дал знать о своем присутствии.
— Молодцы, ничего не скажешь, молодцы! Вот так и нужно! Молодцы! — еще раз повторил он.
— А удар-то достиг цели? — тихонько спросил Ходжаев у Григория, незаметно, глазами показывая на Филимонова. — Вот какая наша с тобой общественная работа, сразу и не узнаешь, где что поможет: где лекция, где кулак! И дальше будем всё по очереди пробовать?
— Нет! Хватит! Этого я больше пробовать не буду, — сжал Корсаков кулаки.
— Хватит работать! Одна крыша осталась! Потом сам сделаю! Плов готовый уже, остынет. Давайте руки мыть, плов кушать.
— Плов? Без этого самого? — щелкнул себя по кадыку Филин. — Аллах не простит нам такого кощунства. Алле! Гоп! Ловкость рук — и никакого мошенства.
В руках Филина холодно блеснули стеклом две бутылки.
— Ну и кудесники! — покачал головой Григорий. — Ни Лешка, ни Федя ни на минуту не отлучались отсюда. А вот, пожалуйста!
— Бабушка учила меня, что связь с массами — это успех дела. К столу, джентльмены!
— Леша, хочешь к нам на базу диспетчером? — спросил Корсаков у Громадина.
— К черту женские профессии! — махнул рукой Лешка. — Мне на почте в совхозе надоело штемпеля на конверты ставить да квитанции на заказные письма выписывать. Плюнул на все, семь раз разобрал и сложил снова сарай, баню, курятник... И как? — обернулся он к Филину. — Могли бы вы, профессор, взять меня санитаром в свою клинику?
— О-о-о-о! — протянул Филин рюмку Громадину. — С таким ассистентом, как вы, коллега, я готов оперировать стопятидесятиметровую заводскую трубу.
...Вот уже третий день подряд, сдав смену Николаю с Анной, Корсаков прямиком направлялся на базу в свой вагончик. У ворот возле конторы стояли огромные фанерные щиты с объявлениями о предстоящем профсоюзном собрании.
«Со всех управлений придут представители, а главный докладчик еще только чернила разводит», — недовольный собой, подумал Григорий, принимаясь за доклад.
— Гриша! Гриша! — послышалось снаружи. — Давай сюда на четвертой скорости!
Григорий выглянул в окно. Иван Голованов отчаянно махал ему рукой.
— Что такое? Что случилось? — подбежал к нему Григорий.
— Валуны пошли! Негабариты! Ковшом не подцепишь. Надо делать что-то!
Не расскажи Иван о причинах тревоги, Григорий наверняка подумал бы, что произошла большая авария: столько народу собралось у «ковровца». В стоящей особняком группе он увидел Хамидова, главного инженера строительства Подольского, остальных не успел рассмотреть. Подошел Хамидов, спокойно спросил:
— Что будем делать, Григорий? Рвать?
— Посмотреть надо, — пошел к разработке Корсаков.
— Вот хорошо, что ты пришел, — подбежала к нему Анна. — В пласте валуны — один к одному. Ковшом пробовали брать — не получается, гусеницей не размелешь, экскаватором не сдвинешь. Предлагают рвать, а что толку? Мягкую породу разметут по свету, а валуны-то останутся! На руках их таскать, что ли? Так это и сейчас можно!
— Пожалуй, Анна права, Азиз Хамидович, — повернулся Григорий к подошедшему начальнику строительства. — Не дадут эффекта взрывы.
— А что же делать? Идти в обход — значит, проект по боку! Представляешь, что это значит? Во-вторых, где гарантия, что там нет негабаритов?
— Попробую я, Азиз Хамидович, может, получится. Эх, жаль Анвар Таджиев в отпуске! Тот бы в миг все расчистил!
— Давай, Гриша, — подтолкнул начальник строительства Корсакова к экскаватору. — Не отзывать же Анвара с Черного моря!
Николай нехотя вылез из кабины, уступая место Корсакову.
Экскаватор угрюмо стоял, наклонив стрелу перед огромным валуном, будто признавался в своем бессилии.
— Рано голову склонил, старик, — больше для себя проговорил Григорий, — еще повоюем!
Ковш осторожно, на ощупь стал подбираться к валуну. Все стояли молча, наблюдая за поединком, слышался лишь натруженный стук мотора. Экскаватор чуть дрогнул, качнулся, заворчал недовольно, с угрозой, но уверенно поднял ковш с валуном и торжествующе понес его к самосвалу.
— Вот это работа! Ювелир! — восторженно крикнул кто-то.
Первый негабарит лег в кузов машины. А ковш, словно убедившись в своей силе, уже более уверенно подбирался к другому валуну...
— Папа! Папа! — тормошила Наташка отца, смешно семеня рядом. — А почему так много народу на улице? Сегодня что, праздник?
— Праздник, Наточка, большой праздник! — спрятал Григорий в своей огромной ладони маленькую ручку дочери.
— Какой праздник? Первый май?
— Нет, не