Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи - Андрей Кириллович Голицын

особенно за границей, в которых выражалось большое сомнение по отношению ко всему официозу, связанному с утверждением, что найденные под Екатеринбургом костные останки принадлежат Царской Семье. Появились публикации, напрямую обвиняющие Прокуратуру и Правительственную комиссию в фальсификации доказательной базы, начиная с самого основополагающего документа, так называемой «Записки Юровского». Отсутствие останков двух тел, которые по «Записке» были сожжены рядом с общим захоронением, объяснялось лживостью самой «Записки». Негативное отношение ко всей этой «царской» истории усугублялось.

И именно в этот период, «тупиковый» в поисках останков Наследника Алексея и Великой княжны Марии и «скептический» со стороны общественного мнения, на телеэкране появился Радзинский, который этот узел попытался развязать довольно оригинальным образом. Специально ли его появление было приурочено к этому моменту или случайно совпало (чудеса у нас происходят постоянно) – не столь важно. Радзинский драматург, известный далеко за пределами Отечества как умелый популяризатор всевозможных исторических коллизий вокруг лиц, оставивших заметный след в мировой истории. Он как бы где-то возле них восседает незаметно с включённым магнитофоном. У него Император Николай II просит Господа «усмирить» Россию. Вниманием своим не обошёл Радзинский и всё, что связано с Екатеринбургской трагедией. Но он, это надо иметь в виду, не только исторический драматург, он ещё и член Правительственной комиссии, в которой представляет официальную точку зрения.

Сюжет телеспектакля построен по чётко продуманному сценарию. На зрителя Радзинский воздействует театральностью подачи текста: голосом, мимикой, жестом. Он отрешённо смотрит куда-то в пространство, как бы уходя из пределов сего бренного мира, или, наоборот, словно явившись из небытия, заунывным распевом, с трагическими вздохами рисует кошмарную июльскую ночь 18-го года.

Действо начинается с убийства в Ипатьевском особняке. Узники Дома Особого Назначения спускаются в роковой подвал. Радзинский долго размышляет, могли ли в небольшом помещении поместиться одиннадцать жертв и одиннадцать убийц, и приходит в результате к новому, оригинальному выводу: убийцы в комнату не вошли. Они стреляли из двери, стоя в три ряда, то есть задние через головы впереди стоящих. Первыми выстрелами были убиты Царь и Царица, убиты Медведевым (не Юровским). Дальше шла беспорядочная пальба. Жертвы метались и были живы, пули их не брали. Пули отскакивали от них и летели по комнате. Убийцы обезумели. Наконец Юровский первый вошёл в комнату, залитую кровью, и пристрелил Наследника. За ним следом явился пьяный Ермаков и штыком заколол какую-то из Княжон, но, когда трупы начали выносить, некоторые снова зашевелились. Пришлось добивать уже на ходу. Убийцы от этой живучести пришли в ужас.

Подготовив зрителя нарисованной им страшной сценой избиения беззащитных людей, Радзинский произносит, на мой взгляд, самую важную фразу, которой объясняется сокровенный замысел всего детективного сюжета. Он говорит: «Возможно, что с мёртвыми в кузов грузовика были брошены и живые». Смысл этой фразы станет понятным позднее. Сначала идёт рассказ о том, что трупы вывезли из города и где-то по дороге грузовик остановился. Заглох мотор, перегрелся. Где это произошло, в каком месте, непонятно: где-то на Коптяковской дороге. Шофёр Люханов пытается что-то сделать. Юровский ругается, что Ермаков не встретил. Двое красноармейцев остаются у машины с трупами, а остальные уходят в лес за водой для мотора. К ним присоединился и Люханов, бросив возиться с машиной. Уходит и Юровский, хотя непонятно, что его-то, начальника, потянуло в лес. Но, конечно, у Радзинского всё продумано. Ему это было нужно для того, чтобы на какой-то момент оставить грузовик без присмотра, ибо именно тогда происходит нечто совершенно невероятное. В кузове грузовика, в груде мёртвых тел, сваленных друг на друга, вдруг оживают двое. Солдаты, оставленные для охраны, быстро смекают свалившуюся на их головы нежданную удачу. Ситуация на фронте складывается безнадёжно, подступают белые. Скоро они будут в Екатеринбурге. Большевики доживают последние дни. И эти красные стражники, только что совершившие страшное преступление, понимая прекрасно, какая их ожидает участь, если вернётся прежняя власть и они попадут в руки белых, решают спасти этих двоих чудесно воскресших, в надежде тем самым уйти от возможного возмездия.

Вернувшись к грузовику, Юровский должен был бы сразу обнаружить исчезновение двух трупов и тех солдат, которых он оставил их караулить. Как реагировал Юровский на исчезновение оных, даже такой «инженер по человеческим душам», как Радзинский, ничего удобоваримого не придумал. Да его, в общем, это никак и не волновало. Ему нужно было ответить на вопрос: почему не нашли останки Цесаревича и Великой княжны Марии, сожжённые, как утверждала официальная версия, возле общего могильника, хотя геологи и археологи очень добросовестно и внимательно прочёсывали округу на протяжении нескольких лет[24]. Да потому, что, говорит

Радзинский, «никакого сожжения двух трупов вообще не было» и Юровский в своей «Записке» эпизод с кострищем и похоронами под ним придумал, ибо надо было ему спасать собственную шкуру. Конечно, если бы таковое событие на самом деле произошло, то можно себе представить, что бы было, когда Голощёкин с Войковым, приехав в урочище проверить, как уничтожаются следы преступления, обнаружили бы отсутствие двух Царственных тел. Они самого Юровского закопали бы там, где застрял грузовик.

Но так как трупы не должны были ожить окончательно, что в планы Радзинского не входило, он выдумывает фантастическую историю дальнейшей их судьбы. Корыстная гуманность спасителей мгновенно обернулась злодейством, когда обнаружились драгоценности. (Понятно, зачем Радзинскому понадобилась сцена в подвале с летающими по комнате пулями, с мечущимися жертвами и невероятной их живучестью, от которой убийцы «обезумели». Под одеждой они были облачены в сплошные «бронированные панцири». Таким же панцирем, по Радзинскому, был прикрыт и маленький Цесаревич.) «Красноармейцы-благодетели» тут же превратились в мародёров, ограбили тех, кого только что собирались спасти от гибели, и скрылись с добычей в неизвестности, а самих, может быть, не добив до конца, бросили погибать в лесу.

Моноспектакль имел резонанс: кого-то такой поворот заинтриговал, у кого-то он вызвал резкий протест, кто-то, наоборот, принял как исторический факт то, что в Поросёнковом Логу Юровский никаких тел не жёг. Во всяком случае, некая смута в умах произошла. Появились публикации, более, конечно, критического характера. Неудовольствие проявил даже прокурор-криминалист, который понимал, что с такими аргументами можно лишь посеять дополнительные подозрения в отношении достоверности и так во многом уязвимого следствия. Сам же на вопрос, поставленный по инициативе Священного Синода, относительно судьбы останков Наследника и его сестры, отделался формальной отпиской. «Анализ материалов, – писал он, – связанных с захоронением и уничтожением трупов Царской Семьи, говорит о том, что участниками захоронения ночью и утром 19 июля 1918 года предпринимались попытки сожжения двух трупов царевича Алексея Николаевича и великой княжны Марии Николаевны. Полное сожжение их трупов мало вероятно (ранее Соловьёв утверждал