Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи - Андрей Кириллович Голицын

следам «Записки Юровского», что, надо заметить, также крайне сомнительно. Одна из главных слабостей показаний-объяснений Рябова и Авдонина – это их нарочитое желание запутать читателя, создать как бы «защитную паутину», чтобы защитить их находку от остальных «любителей-гробокопателей». Сюда же можно отнести и вопрос об отрезанных головах. Если бы Авдонин и Рябов не проявляли столь большого интереса к черепам, взятым из захоронения, и не возили их и в Москву на несостоявшуюся экспертизу, и на дачу, мы бы не обратили на них особого внимания и не стали бы изучать вопрос об отрезанных головах. Теперь, благодаря данным из книги генерала Дитерихса и эмигрантской прессы 1920-х годов, этот вопрос обрёл право на исследование.

Закончил секретарь Зарубежной комиссии своё выступление, посетовав на то, что, когда он и его коллеги собирались в Москву, у них было «меньше вопросов и сомнений, нежели теперь» после того, как они познакомились с Заключением Генеральной прокуратуры.

Последним от Зарубежной комиссии выступил князь Щербатов, профессор истории, генеалог, председатель

Союза дворян в Америке. Он достаточно подробно остановился на «Записке Юровского», особо подчеркнув, что она не подвергалась ни одной экспертизе, несмотря на то что «русский учёный Буранов доказал её фальшивость», отметил интернациональный характер расстрельной бригады, выразил большое сомнение в отношении находки Рябова и Авдонина, приведя в качестве примера для размышлений следующий малоизвестный факт: «Пятого ноября 1919 года чикагская газета “Дейли ньюз” поместила телеграмму своего корреспондента из Советской России: “Николая Романова, бывшего царя, его жены, четырёх дочерей и их единственного сына, Алексея, без всякой тени сомнения нет в живых. Все они казнены ночью 17 июля 1918 года, и их тела сожжены”. Этим корреспондентом был Исаак Дон Левин, бывший друг главных революционеров в России, затем вице-президент “Американского комитета по борьбе с большевизмом”, крупный специалист по советским делам. Информацию он получил от профессора-историка Михаила Покровского, заведовавшего Центральным партархивом».

Князь Щербатов также высказался весьма критично в отношении того, что все генетические исследования проводились одним российским учёным Ивановым, сначала в России, потом он же занимался «контрольным» исследованием в других странах, «где одна лаборатория предсказуемо подтвердила результаты другой, что с международной точки зрения является “нарушением доктрины независимых научных исследований”». Уже спустя несколько лет в своих воспоминаниях он написал: «В состав Государственной Комиссии в качестве специалиста по ДНК входил молодой кандидат биологических наук Павел Иванов. Он говорил, что занимался генетикой у знаменитого немецкого профессора в Дюссельдорфе.

Я не поленился и связался с профессором, который сказал, что не работал близко с русским доктором по фамилии Иванов».

Выступление представителей Зарубежной комиссии было выслушано довольно спокойно, никаких вопросов не последовало, полемики не было. Яров поблагодарил «гостей» и, как опытный аппаратчик, посетовал на то, что в связи с ограничением во времени дискуссию придётся закончить. На этом благополучно расстались, чтобы больше уже никогда не встречаться. В протоколе заседания Правительственной комиссии шестым пунктом было записано: «Принять к сведению сообщения представителей Российской Зарубежной Экспертной Комиссии по расследованию судьбы останков членов Российского Императорского Дома, убитых большевиками в Екатеринбурге 17 июля 1918 года (основана в 1989 г.)». Князь Щербатов в своих воспоминаниях написал: «Московская Комиссия не пожелала открыто вести с нами дела, и, к сожалению, у нас не возникло взаимного доверия» (Приложение 18).

После короткого перерыва заседание Комиссии продолжилось уже без присутствия посторонних лиц.

– Итак, коллеги, – сказал Яров, – продолжим работу. Есть ли у кого-то сомнения по Заключению Прокуратуры? Я хотел бы, чтобы вы высказались, и мы смогли бы принять по Заключению окончательное решение. У кого есть сомнения?

– У меня есть, – ответил митрополит Ювеналий.

Он говорил долго, как всегда очень деликатно и дипломатично, но по сути тех вопросов, которые вызывали сомнения, становилось ясно, что позиция Церкви достаточно твёрдая. Владыка сказал, что несколько дней назад встречался с членами Зарубежной комиссии, которые его посетили в Новодевичьем монастыре, и у них была очень хорошая и доверительная беседа. Члены Комиссии выразили искреннее желание продолжать сотрудничество с Правительственной комиссией, оказывая всяческую помощь, но в то же время, отметил владыка Ювеналий, они настроены решительно и, если позиция нашей Комиссии не изменится, готовы «провести пропаганду во всём мире», особенно среди монархических государств. Что касается непосредственно Церкви, то тут владыка категорически заявил, что «дело идёт к канонизации Царской Семьи» и «Русская Православная Церковь может принять решение о неучастии в захоронении найденных останков в качестве Царских, если не будут до конца проведены исследования, дающие убедительные результаты».

На это заявление владыки очень резко среагировал Собчак.

– Есть нечто безнравственное в том, – заявил он, – когда существуют и Заключение, и стопроцентная уверенность в том, что эти останки принадлежат царской семье, и при этом не принимается решение об их захоронении. Я думаю, что, если Церковь не будет в этом принимать участие, она нанесёт колоссальный удар по своему собственному возрождающемуся авторитету. Я думаю, что если она примет такое решение, то это будет продиктовано отнюдь не сомнениями и научными соображениями, а чисто политическими соображениями, связанными с вашими отношениями с Русской Православной Церковью за рубежом. Комиссия сегодня имеет более чем достаточно оснований для того, чтобы поставить перед правительством вопрос о том, что заключение Прокуратуры на основе проведённых исследований соответствует действительности, что мы разделяем это заключение и что правительство должно принять решение о том, как хоронить, где хоронить, и о процедуре захоронения. Сегодня я перед Комиссией разговаривал больше часа с Его Святейшеством, детально разговаривал. Конечно, проблемы есть, но Церковь должна проявить здесь решимость во имя будущего и России, и самой Церкви.

Владыка в ответ повторил, что предстоящая канонизация обязывает Церковь относиться очень ответственно к решениям, которые она принимает, ибо «только у Церкви нет права на ошибку», сказал он.

Вся официальная часть Комиссии заявила о своём полном согласии с выводами Генпрокуратуры и судебной медицины, кто-то категорично без всяких компромиссов, кто-то согласился с тем, что всё же надо принять во внимание позицию Церкви. С болью за Великий русский народ, как бы обращаясь к тем, кто эту боль не разделяет, высказался Радзинский:

– Это очень тяжёлая ситуация, потому что мы должны будем объяснить, почему нам недостаточен весь этот огромный комплекс исследований, который был проведён и который каждый раз давал однозначный результат, каждый раз. Мы должны будем объяснить, почему эти кости должны ждать погребения.

Яров попытался ситуацию стабилизировать. Он сказал:

– Я хочу сразу снять один вопрос. Тогда всё разъяснится. Сегодня при столь авторитетном присутствии учёных, наших зарубежных коллег, не прозвучало ни одного опровержения, никто не сказал, и я хотел бы, чтобы это все отметили, и Владимир Кириллович (имеется в виду митрополит Ювеналий. – А.Г.)