Вендетта, или История одного отверженного - Мария Корелли

Высокомерная жалость поднялась во мне. Неужели он не только предатель, но еще и трус? Я слегка коснулся его руки.

«Простите меня, мой юный друг, если я откровенно скажу, что ваш мрачный разговор немного утомителен. Не могу считать его подходящим для начала ужина! И позвольте вам напомнить, что вы все еще не одеты».

Тонкая насмешка в моем тоне заставила его поднять глаза и улыбнуться. Его лицо прояснилось, он отер рукой лоб, словно отмахиваясь от неприятных мыслей.

«Думаю, я перенервничал, – сказал он с усмешкой. – За последние несколько часов я пережил все возможные неприятные предчувствия».

«Неудивительно! – заметил я равнодушно. – После такого зрелища, как вы описали. Вечный Город полон могил. Стряхните пыль Цезарей со своих ног и наслаждайтесь жизнью, пока она длится!»

«Превосходный совет! – сказал он, улыбаясь. – И легко выполнимый. Ну, а теперь готовимся к празднику. С вашего позволения?»

Я позвонил в колокольчик, чтобы вызвать Винченцо и предоставил его в распоряжение Феррари. Гуидо исчез в его сопровождении, кивнув мне со смехом на прощание. Я смотрел на его удалявшуюся фигуру со странным сожалением, впервые с тех пор, как я узнал о его предательстве, подобное чувство возникло у меня к нему. Воспоминание о совместном времени студенчества, когда мы гуляли, «положив руки на шеи друг друга, как школьницы», затронуло меня сильнее, чем я хотел в этом признаться. Это правда, мы были тогда счастливы – два беззаботных юноши, и целый мир будто бы лежал у наших ног. Она еще не успела тогда омрачить небеса нашего доверия; она еще не явилась со своим обманчиво-честным лицом, чтобы сделать из меня слепца, влюбленного сумасшедшего, а его превратить в обманщика и лицемера. Во всем была виновата она, во всех тайнах и ужасах; она стала проклятием для наших жизней; и она заслужила самого жестокого наказания, которое и получит. Если бы только мы никогда ее не видели! Ее красота, как меч, разрезала узы нашей дружбы, которая, когда действительно существует между двумя мужчинами, бывает намного лучше, чем любовь женщины. Однако все сожаления теперь бесполезны: зло совершилось, и ничего нельзя исправить. Я недолго оставался в задумчивости; каждая уходящая секунда приближала меня к концу, который я запланировал и предвидел.

Глава 23

Примерно без четверти восемь мои гости начали прибывать, и один за другим все собрались, кроме двоих – братьев Респетти. Пока мы их ожидали, зашел Феррари в вечернем костюме с видом красавца, который знает, что выглядит лучше всех. Я сразу же отметил весь шарм его манер; не я ли сам в счастливые и глупые дни прошлого находился под влиянием его очарования? Его возвращение в Неаполь радостно приветствовали все собравшиеся джентльмены, многие из них принадлежали к числу его близких друзей. Все они импульсивно обнимали его, что характерно итальянцам, за исключением величественного герцога де Марина, который только учтиво поклонился и поинтересовался некоторыми известными аристократическими семьями, которые, как он сказал, должны были приехать в Рим на зиму. Феррари как раз отвечал на этот вопрос со своим обычным изяществом, грацией и непринужденностью, когда мне принесли записку с пометкой «Срочно». В ней с глубочайшими извинениями и в витиеватых фразах сообщалось, что непредвиденные дела не позволяли Карло Респетти и его брату удостоиться неоценимой чести иметь удовольствие отужинать со мной этим вечером. Тогда я позвонил в колокольчик, провозгласив тем самым, что более не было необходимости задерживать начало вечеринки, и, повернувшись к собравшимся, я сообщил им о непредвиденном отсутствии двоих гостей.

«Очень жаль, что Франческо не смог прийти, – сказал капитан Фречча, накручивая ус. – Он любит отличное вино, а еще больше – хорошую компанию».

«Дорогой капитан! – послышался музыкальный голос маркиза Гуалдро. – Вы знаете, что наш Франческо нигде не появляется без своего любимого Карло. Если Карло не может прийти, то и Франческо не будет. Если бы все мужчины были такими дружными братьями!»

«Если бы так, – засмеялся Лучиано Салустри, вставая из-за рояля, на котором он играл сам для себя, – то полмира осталось бы без работы. Вы, в частности, – повернулся он к маркизу де Авенкорту, – едва ли нашли бы, куда девать свободное время».

Маркиз улыбнулся и взмахнул рукой в примирительном жесте. Эта рука, между прочим, выглядела невероятно маленькой и изнеженной, почти хрупкой. И все же сила и ловкость запястья де Авенкорта заслужили уважение тех, кто видел его держащим меч для развлечения или с мрачной серьезностью.

«Это несбыточная мечта, – отвечал он на замечания Гуалдро и Салустри, – идея о том, что все мужчины объединятся вместе в одном общем свинарнике равенства. Взгляните на кастовые различия! Благородное происхождение, воспитание и образование превращают мужчину в отважное чувствительное существо, известное как джентльмен, и никакие социалистические теории в мире не вынудят его опуститься обратно на уровень грубого хама, чей плоский нос и уродливые черты лица выказывают в нем плебея даже прежде, чем он скажет хоть слово. Мы ничего не можем поделать с этими вещами. И не думаю, что мы бы захотели, даже если бы и могли».

«Вы правы, – сказал Феррари. – Породистых скакунов не запрягают в плуг. Я всегда считал, что причиной самой первой ссоры, произошедшей между Каином и Авелем, могло стать какое-нибудь классовое различие или ревность, возможно, Авель был негром, а Каин – белым человеком, или наоборот; это было нечто вызывающее антипатию между народами и по сей день».

Герцог де Марина многозначительно кашлянул и пожал плечами.

«Первая ссора, – сказал он, – описанная в Библии, получилась чрезвычайно пошлой. Она должна была бы стать чем-то вроде состязания за первенство. И пусть победит сильнейший!»

Гуалдро довольно рассмеялся.

«Это так похоже на вас, герцог! – воскликнул он. – Я солидарен с вашими чувствами. Вообразите мясника Авеля, нагромождающего смердящие туши животных на жертвенник, в то время как с другой стороны стоит зеленщик Каин с капустой, турнепсами, морковью и прочими овощами! Каково зрелище! Даже олимпийских богов затошнило бы от этого! Тем не менее еврейский Бог, а вернее откормленный священник, который его представляет, продемонстрировал здесь неплохой вкус; я ведь и сам предпочитаю запах жареного мяса противной вони горящих овощей!»

Мы рассмеялись, и в этот момент распахнулась дверь, и старший официант провозгласил важным голосом, приличествующим его должности:

«Монсиньор граф Олива, ужин подан!»

Я сразу же направился в банкетный зал, а мои гости последовали за мной, весело переговариваясь между собой. Все они находились в отличном настроении, и никто даже не обратил внимания на фатальный пробел, вызванный отсутствием двух братьев Респетти. Однако сам я отметил, что теперь число моих гостей составило тринадцать вместо пятнадцати. Тринадцать человек за столом! Я задумался о том, не было ли суеверных среди моих гостей? Феррари, насколько я знал, вообще не придавал значения таким вещам, пока его нервы не потрясла дядюшкина смерть. Я любом случае, я решил не привлекать внимания веселящихся к этому досадному совпадению, если же кто-то заметил бы, то я смог бы легко отшутиться от подобного вздора. Сам же я был глубоко потрясен – это совпадение приобрело для меня серьезное судьбоносное значение. Поглощенный размышлениями об этом, я едва не пропустил слова обратившегося ко мне герцога де Марина, который шел позади меня и, казалось, располагал к более фамильярному общению, чем это входило в его обычную привычку. Мы дошли до двери зала, которая широко растворилась при нашем приближении, и изумительные музыкальные звуки встретили входящих гостей. Тихий шепот удивления и восхищения пробежал среди джентльменов, когда их взору предстала роскошная картина. Я притворился глухим к их похвале, когда занимал свое место во главе стола с Гуидо Феррари по правую руку и герцогом де Марина по левую. Музыка зазвучала громче и более торжественно, и, пока компания рассаживалась по своим местам, хор молодых чистых голосов разразился неаполитанской национальной песней, которая, насколько я могу перевести ее, гласила следующее:

«Час веселья наступает!Налейте красное вино в золотые кубкиЗа здоровье мужчин, что сильны и смелы!Час веселья наступает!

Буйная радость пусть эхом разнесется —Забудьте обо всех земных печаляхВ веселье наступающего часа!

Вино – это король смеха и шуток,Сегодня вечером сама смерть должна развеселиться!Веселья – грядущему часу!»

Восторженные аплодисменты встретили эти куплеты, пропетые невидимыми исполнителями, и когда музыка умолкла, разговор вышел на передний план.