Там, где всегда ветер - Мария Романушко

Мария Романушко

Там, где всегда ветер

Войти в ту же реку

(вместо предисловия)

Я думала, что никогда не буду писать о том времени. О своём (теперь уже далёком) отрочестве. Не буду потому, что там ПУСТО. Так, несколько эпизодов… Не стоит утруждать ни себя, ни читателя.

Я говорила своим детям, сыну и дочке: «Удивительно: единственный период в моей жизни, о котором мне нечего вспомнить, – это переломный возраст. Ну, спрыгнула по глупости с балкона, ну ещё пару экстравагантных случаев – и всё. О детстве могу рассказывать до бесконечности, а вот об отрочестве… Решительно не помню, что там было! И даже вспоминать не хочется».

Я думала, что никогда больше не приеду в тот город, где прошло время моего отрочества. Зачем? Когда там ПУСТО.

Но однажды… Однажды я призналась себе: я не стремлюсь туда потому, что там БОЛЬНО. Вся ткань жизни, от десяти до восемнадцати лет, как будто соткана из боли: к чему ни прикоснись памятью…

За месяц до своего совершеннолетия я уехала из этого города. Уехала навсегда. И потому те места для меня не заросли новой травой… В том месте у меня больше ничего не случилось. Ни новых встреч, ни взросления, ни любви.

В том городе (для меня) как будто законсервировалось ТО ВРЕМЯ, когда мне было больно и пусто.

Но прошли годы, моему сыну было уже шесть лет, и меня вдруг что-то позвало пройти по тем же улочкам… Ностальгия? Да, вроде, нет. Просто захотелось увидеться со старыми друзьями и навестить учителей, которые в ту пору были ещё все живы.

Был и другой повод приехать туда – я хотела сделать приятное своей маме: она бы сама в тот город не выбралась, а ей, я знала, очень этого хотелось. Мама в том городе была счастлива (по крайней мере, так ей теперь кажется). «Правда, мы хорошо тогда жили? Так дружно, весело…» – говорит она иногда. Вот у мамы действительно ностальгия по тому времени и по тем местам. А я слушаю её и думаю: как же по-разному взрослые и дети воспринимают жизнь, как далеки они в своих переживаниях, как мало взрослые знают своих детей, как глухи они к их слезам, если об одном и том же времени, прожитом вместе, взрослый говорит: «Какое счастье!», а его ребёнок думает: «Какая боль…»

Да, возможна и обратная ситуация: взрослый страдает, а ребёнок рядом веселится… Но при таком неравенстве переживаний – хвала взрослому: что он не заразил ребёнка своей тоской.

Итак, мы съездили в тот город на несколько дней втроём: мама, мой сынок Антоша и я. Три дня я ходила по этому городу точно с закрытыми глазами: видела – и не видела, чувствовала – и не чувствовала. Больше всего в тот приезд я боялась опять войти в ту же реку… Мне удалось не войти.

Прошло ещё много лет, и теперь уже моя шестилетняя дочь попросила меня: «А давай съездим туда, где весной цветут подснежники. И где ты прыгала с балкона. Я хочу увидеть подснежники и этот балкон».

Я не могла отказать любимой дочке. И мы с ней отправились ТУДА.

Но… подснежников мы в тот раз не увидели. Хотя это была весна, середина марта, юг Украины, но какой-то мудрый волшебник устроил накануне нашего приезда невиданную в этих краях зиму. Он завалил снегом этот мир до самых крыш!… Какие уж тут подснежники?… И до исторического балкона мы не дошли – сугробы были по пояс…

И опять я смотрела вокруг – и не видела, и, как и в первый приезд, больше всего боялась войти в ту же реку…

Нет, я не вошла, я устояла на берегу. Лишь посмотрела на её, скованное льдом и заваленное снегом русло с замиранием сердца…

И вот – третий мой приезд сюда. Опять с дочерью. Опять по её просьбе: «Я всё же хочу увидеть, как цветут подснежники!» Ей уже тринадцать, она сама в переломном возрасте. Может, в этом-то всё и дело, думаю я теперь. Я приехала в город своего отрочества как бы на волне Ксюшиного отрочества, и именно сейчас ПРОШЛОЕ время совпало с НАСТОЯЩИМ – и, сама того не заметив, уже без страха и сопротивления, я вошла в ту же реку…

…Уже четыре месяца с той апрельской поездки. А меня до сих пор не отпускает моё отрочество. И я всё плыву и плыву по той давней реке, которую считала давно пересохшей, а она – вот она, быстрая и полноводная, и несёт она меня, вопреки всем законам физики и географии, не к устью – а к истоку…

Там, где всегда ветер…

Ветер!… Очень сильный ветер! Горячий и жёсткий, с мелкой наждачной пылью, он обжигает лицо, колет глаза и сушит всё внутри: как будто вдыхаешь не воздух, а сухую, шершавую бумагу…

Я стою посреди голой степи, солнце – в зените, июль. Страшно жарко, вокруг – ни одного деревца, под которым можно было бы спрятаться. Одно слово – степь!… Плоская и раскалённая, как сковородка.

За занавесом из пыли виднеется недлинная цепочка двухэтажных домиков. Совсем новеньких и одинаковых: светло-серых, кирпичных, с маленькими балкончиками, – как будто игрушечных. Так это и есть тот самый город, о котором мама, приезжая ко мне в пионерский лагерь, говорила столько романтических слов?… «Молодой город, будущий комбинат, так интересно начинать всё с нуля…»

Маленький автобус, на котором я только что приехала, взял трёх пассажиров и уехал обратно по своему пыльному маршруту. Вокруг – ни души.

А я стою посреди жаркой, пыльной степи и жду маму. Мне десять лет (кстати, исполнилось две недели назад, в лагере). Я только что приехала из этого лагеря, приехала совершенно самостоятельно, по маминой инструкции, которую она мне оставила, навещая меня. Забрать меня было некому: на руках у бабушки – моя двухлетняя сестрёнка Маришка, а мама и Фёдор (мой отчим) уже вышли на новую работу на новом месте. Так что, пока я была месяц в лагере, жизнь семьи круто изменилась.

Навещая меня в лагере, мама рассказала, что совершенно случайно, на улице в Днепропетровске, встретила своего бывшего однокурсника Володю Мамонтова. «Ну, как дела?» – спросил он. «Да вот, ищем с Фёдором работу. Не прижились в Луганске», – сказала мама. «Так давайте ко мне в Вольногорск! – тут же предложил Мамонтов. – Мне позарез нужны такие специалисты, как вы с Федькой. Это просто судьба, что я тебя встретил!»

Мамонтов, с которым моя мама и Фёдор учились вместе в Днепропетровском инженерно-строительном институте, был теперь управляющим крупным строительным трестом. Этому тресту предстояло построить обогатительный комбинат и город – в степи, в трёх часах езды от Днепропетровска. Здесь открыли крупнейшее в Европе месторождение титановых руд. «Крупнейшее в Европе и третье в мире!» – с гордостью уточнил Мамонтов. Руды залегали не глубоко, можно сказать – на самой поверхности, хоть лопатой копай! «Так что, добыча будет производиться открытым способом. Это же настоящий Клондайк! Начинаем строить перерабатывающий комбинат. О таком деле можно только мечтать!» – горячо убеждал маму бывший однокурсник.

Титан шёл на обшивку ракет, а ракетостроение было тогда (шестидесятые годы ХХ века) в самом разгаре, и как раз на Украине – крупнейшие ракетостроительные заводы. «Ты помнишь, как мы мечтали что-то оставить после себя? – говорил Мамонтов. – Так вот, предоставляется шикарная возможность! Комбинат ещё на нулевом цикле, город – всего три улочки. Всё только начинается! Я уже многих наших ребят к себе перетащил. Такая боевая команда собралась! Но специалистов всё равно не хватает. Соглашайся, не пожалеете! Будет что внукам потом рассказать: построили комбинат и город в степи на пустом месте! Звучит?… Ещё как звучит!»

– А школа в твоей степи есть? – спросила мама.

– Школа есть.

Так всё и решилось – можно сказать, за несколько минут. Уговаривать Фёдора долго не пришлось – у него руки давно горели по большой настоящей работе.

Квартиру дали тут же. Так что к моему возвращению из лагеря бабушка с Маришей и мама с папой Федей уже обосновались в Вольногорске. Стало быть, в одном из этих домиков?… Жалко, что мама не сказала адреса. Она сказала: «Выйдешь из автобуса и жди меня, я за тобой приду, у меня в это время как раз обеденный перерыв». Где же она?

Далеко-далеко, на другом конце тропинки, уходящей куда-то в степь, показалась женская фигурка. Всё ближе, ближе… Мама!… Бегу к ней навстречу, размахивая своим маленьким чемоданчиком…

На новом месте

Всё было так, как говорил Мамонтов. В Вольногорске мои родители встретили многих старых друзей. Все теперь работали бок о бок, иногда – буквально. Мамин рабочий стол в инженерно-конструкторском бюро стоял вплотную со столом Юры Сергеева, с которым мама училась в институте. А с женой Юры, Ольгой, мама оканчивала строительный техникум.

У Юры и Оли была дочка Аня, моя ровесница. Это – первое, о чём сообщила мне мама, когда мы шли с ней к нашему новому дому: «Тебя здесь ждёт чудесная девочка Аня. Дочка моих друзей. Надеюсь, вы подружитесь, и скучать тебе не придётся».