Вендетта, или История одного отверженного - Мария Корелли

«По-моему, – сказал герцог де Марина возмущенно, – такое великодушие не пристало графу! Позвольте заметить, что оно вообще неслыханно после такого оскорбительного поведения».

Феррари переводил взгляд с одного на другого в молчаливой ярости. Его лицо побледнело, как у мертвеца. Он выкручивался из захвата де Авенкорта и де Амаля.

«Глупцы! Пустите! – говорил он дико. – Вы все против меня – я вижу!» Он отступил к столу, налил стакан воды и осушил его одним глотком. Затем он повернулся и встретился взглядом со мною – голова откинута назад, а глаза сверкали злобой и болью.

«Обманщик! – вскричал он снова. – Проклятый двуличный лжец! Ты украл ее, ты меня одурачил, но, клянусь Богом, ты за это заплатишь жизнью!»

«Охотно! – отвечал я с насмешливой улыбкой, жестом заставляя умолкнуть поспешные восклицания окружавших нас свидетелей. – Очень охотно, дорогой синьор! Но простите меня, если я не вижу причины, по которой вы находите себя обманутым. Та леди, что теперь моя невеста, не имеет к вам ни малейшей привязанности – это она сама мне сказала. Если бы она выказала хоть каплю подобных чувств, то я немедленно отступил бы с вашего пути, но, как обстоят дела, в чем же я виноват перед вами?»

Хор возмущенных голосов прервал меня. «Стыдитесь, Феррари! – вскричал Гуалдро. – Граф говорит, как джентльмен и человек чести. Если бы я стоял на его месте, то вам не потребовалось бы слов для того, чтобы объясниться. Я бы не снизошел до разговоров с вами, клянусь Небом, это так!»

«И я!» – сказал герцог кратко.

«И я!» – проговорил Манчини.

«Определенно, – добавил Лучиано Салустри, – Феррари, вам следует признать свою вину перед всеми».

Наступила пауза. Каждый смотрел на Феррари с некоторым беспокойством. Внезапность этой ссоры отрезвила всех гостей лучше, чем холодный душ. Лицо Феррари становилось все бледнее и бледнее, пока его губы не окрасились прямо-таки синим цветом, и тогда он громко рассмеялся с горьким презрением. Затем, медленно пойдя ко мне с глазами, полными чудовищной мстительности, он произнес тихим четким голосом:

«Вы говорите это, вы говорите, что я ей никогда не нравился – вы! И я еще должен извиняться перед вами! Вор, трус, предатель – вот, как я приношу вам свои извинения!» И тут он ударил меня по лицу своей голой рукой с такой яростью, что бриллиантовое кольцо (с моим камнем) врезалось в мою плоть, и кровь немедленно выступила из раны. Злобный крик вырвался у всех присутствующих! Я повернулся к маркизу де Авенкорту:

«На это уже не может быть иного ответа, – сказал я с бесстрастной холодностью. – Синьор Феррари сам напросился. Маркиз, вы окажете мне честь устроить дело?»

Маркиз кивнул: «Буду счастлив!»

Феррари оглянулся вокруг и затем спросил: «Фречча, вы будете моим секундантом?»

Капитан Фречча пожал плечами: «Вы должны меня извинить, – ответил он. – Моя совесть не позволяет мне примкнуть к вашему вопиюще возмутительному оскорблению, дорогой мой! Я с удовольствием буду действовать за одно с де Авенкортом за графа, если он мне позволит». Маркиз сердечно принял его, и они оба начали возбужденно переговариваться. Феррари повторил ту же просьбу своему бывшему другу де Амалю, который также отказался, как поступили и все прочие члены нашей компании. Тогда он сжал губы с глубоко раненным тщеславием и сначала не знал, что делать дальше, тогда маркиз приблизился к нему с холодной любезностью и, казалось, предложил ему какой-то выход из ситуации тихим голосом, поскольку через несколько минут разговора Феррари вдруг повернулся на каблуках и резко выскочил из комнаты без единого слова.

В тот же миг я обратился к Винченцо, кто, следуя моему приказу, наблюдал с бесстрастным, однако очевидно удивленным видом за всем происходящим, и прошептал: «Проследите за этим человеком, но не дайте ему вас заметить». Он так быстро исполнил мою просьбу, что дверь едва успела закрыться за Феррари, как Винченцо уже также за нею исчез. Маркиз де Авенкорт подошел ко мне.

«Ваш оппонент отправился на поиски секундантов, – сказал он. – Как вы видите, ни один из нас не поддержал его. И это вполне понятно».

«Вполне», – подтвердил де Амаль, который, хоть и не участвовал, но искренне наслаждался всем происходящим.

«Со своей стороны, – сказал герцог де Марина, – я удивляюсь, как наш благородный друг смог проявить столько снисхождения к этому молодому щенку. Его тщеславие просто невыносимо!»

Остальные высказывали подобные замечания и, очевидно, страстно хотели продемонстрировать, насколько они меня поддерживали. Я, однако, пребывал в молчании, чтобы никто не заметил радости от столь успешного хода моего плана. Маркиз снова ко мне обратился:

«Пока мы ожидаем других секундантов, которые найдут нас здесь, – сказал он, поглядывая на часы, – мы с Фречча продумали некоторые условия дуэли. Сейчас около полуночи. Мы предлагаем решить это дело ровно в шесть утра. Вас это устроит?»

Я кивнул.

«Как оскорбленная сторона, вы имеете право выбирать оружие. Скажем…»

«Пистолеты», – ответил я кратко.

«Отлично! Тогда, полагаю, мы можем встретиться на открытом месте прямо позади холма, слева от Дома Гирлянде – как раз между ним и Виллой Романи – там тихое и удаленное место, и можно не бояться, что кто-нибудь помешает».

Я снова кивнул.

«Тогда решено, – дружелюбно продолжал маркиз, – время – шесть утра, оружие – пистолеты, количество шагов определим, когда прибудут секунданты».

Я выразил свое полное удовлетворение этими условиями и пожал руки моим любезным помощникам. Затем я оглянулся на остальных собравшихся, улыбнувшись их серьезным лицам.

«Джентльмены, – сказал я, – наш праздник был прерван весьма неприятным образом, о чем я весьма сожалею, и особенно мне жаль, что это заставляет меня отвлечься от вашей компании. Примите мою благодарность за поддержку и за то дружелюбие, что вы проявили ко мне! Я верю, что это не последний раз, когда я имею честь вас развлекать, но если случится так, то я в любом случае унесу приятные воспоминания обо всех вас в мир иной! Если же, напротив, я переживу утреннее сражение, то надеюсь вновь увидеться с вами в день моей свадьбы, когда уже ничто не омрачит нашу встречу. А сейчас я желаю вам, спокойной ночи!»

Они обступили меня, горячо пожимая мне руки и уверяя в своей искренней симпатии ко мне в этой злосчастной ссоре. Герцог проявил особенную сердечность, давая мне понять, что даже если бы все остальные отказались от своей задачи, то он сам, невзирая на достоинство и миролюбивость, добровольно выступил бы в роли моего секунданта. Наконец я сбежал от всех и добрался до тишины моих комнат. Там я оставался в одиночестве более часа в ожидании возвращения Винченцо, которого отправил следить за Феррари. Я слышал шаги расходящихся гостей, когда они покидали отель по двое или трое; я слышал ровные голоса маркиза и капитана Фречча, просившие, чтобы им подали горячий кофе в отдельную комнату, где они ждали секундантов моего соперника; то и дело я ловил отдельные слова взволнованных официантов, которые активно обсуждали ссору, когда убирали остатки феерической вечеринки, где – хоть никто и не знал об этом, кроме меня, – сидела сама смерть. Тринадцать человек за столом! Один из них был предателем и должен умереть. И я знал кто. Никакого дурного предчувствия не возникало у меня по поводу результата грядущей дуэли. Была не моя очередь пасть – мое время еще не пришло, и я был в этом абсолютно уверен! Нет! Все судьбоносные силы вселенной будут помогать мне остаться в живых, пока моя месть не завершится. О, что за горькие глубины отчаяния раскрывались в этот момент в сердце у Феррари, думал я. Как он изменился, когда я произнес слова о том, что она никогда его не любила! Несчастный негодяй! Я жалел его, даже когда наслаждался его мучениями. Сейчас он страдал так же, как когда-то я, был так же обманут, как и я, и каждое движение его дрожащего лица и мучимых членов отзывалось во мне радостью! Каждая секунда его жизни служила теперь укором и мукой для него. Что ж! Скоро все это прекратится, по крайней мере в этом я был милосерден. Я достал ручку и бумагу и начал писать несколько последних распоряжений на тот случай, если результат сражения окажется для меня фатальным. Я изложил все очень кратко и четко, поскольку знал, что в написанном не будет нужды. И все же, ради соблюдения обычая, я написал и, запечатав документ, направил его герцогу де Марина. Я смотрел на часы – было уже больше часа ночи, а Винченцо все еще не возвращался. Я подошел к окну и, раздвинув шторы, смотрел на прекрасную сцену, открывшуюся взору. Луна все еще стояла высоко и ярко светила, и ее отражение делало воды залива похожими на кольчугу воина, набранную из тысячи блестящих звеньев полированной стали. Тут и там на высоких мачтах стоявших на якоре кораблей и на рыбацких лодках мерцали красные и зеленые огоньки, неясно просвечивавшие, как упавшие и догоравшие звезды. Повсюду стояла тяжелая, неестественная тишина, которая давила на меня, так что я распахнул окно настежь, чтобы воздух вошел внутрь. Затем послышался мягкий звон колокольчиков. Люди засновали туда и сюда тихими шагами, кто-то останавливался, чтобы обменяться дружескими приветствиями. Я вспоминал сегодняшний день с какой-то болью в сердце. Ночь закончилась, и хотя рассвет еще не забрезжил, но уже настало Рождественское утро!