Формирование института государственной службы во Франции XIII–XV веков. - Сусанна Карленовна Цатурова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В еще большей степени функция контроля возлагается на канцлера и служителей Канцелярии. Уже по ордонансу от декабря 1320 г. о свитских короля нотариусам предписывалось ничего не составлять и не подписывать, что противоречило бы нормам данного указа[756]. Отдельная статья Великого мартовского ордонанса 1357 г. предписывала Канцелярии осуществлять контроль над королевскими указами[757].
Возросший статус канцлера превратил его в ключевую фигуру в законодательной сфере[758]. Тот же Великий мартовский ордонанс 1357 г. вменял канцлеру в обязанность оберегать домен короны и контролировать королевские указы о дарениях из него, докладывая обо всем подобном на Совете, несмотря на возможные обратные предписания короля[759]. В ордонансе 14 мая 1358 г. повышается роль канцлера в контроле над королевскими указами. Отныне он отвечал за соблюдение нормы об обязательном соучастии Королевского совета, поскольку не имел больше права подписывать указы, «несмотря ни на какие приказы, устные или письменные, написанные нашей (короля) рукой или другим нашим приказам», без визы членов Совета[760]. В период правления больного короля Карла VI бесконтрольная раздача даров превратилась в бедствие, и потребовались новые указы, ставившие границы этой порочной практике. В большом ордонансе о реформе управления от 7 января 1401 г. канцлеру вновь запрещалось скреплять печатью указы о дарах, которые не были обсуждены или доложены на Совете, а секретари Канцелярии несли ответственность за соблюдение этих норм, рискуя потерей должности[761].
Парламент, позиционируемый как эманация королевской власти, ставил знак равенства между интересами ведомства и «интересами королевства». Статус Парламента был подкреплен запретом королю вмешиваться в деятельность верховного суда. Согласно ордонансу от 19 марта 1359 г., если «назойливостью просителей, по недосмотру» король вмешается в ход судебного разбирательства, «без разумной и справедливой причины, против блага правосудия и в ущерб королю», Парламенту запрещено этому подчиняться, а такие приказы короля разрешено как «несправедливые, незаконные, неправильные и неверные кассировать и аннулировать»[762]. Компетенция ведомства вскоре получила еще одну гарантию неприкосновенности от вмешательства короля — запрет откладывать оглашение приговоров из-за королевских приказов: «по какому бы то ни было письму или указу, который вы получите от нас, обратному этому, не откладывайте оглашение приговора»[763]. Эта норма в итоге вошла в большой ордонанс о реформе правосудия 1454 г., где Парламенту предписывалось оглашать приговоры и вписывать их в регистр сразу же по их вынесении, а также запрещалось подчиняться королевским указам, вмешивающимся в ход дела, даже если они исходят лично от короля и «опечатаны» в Канцелярии[764].
В равной степени Палата счетов обладала правом обжаловать «неверные» королевские указы и не подчиняться им[765]. Право контролировать действия короля по раздаче даров было прописано в большом ордонансе от 8 апреля 1342 г.[766] В период политического кризиса 1356–1358 гг. все дары из домена, сделанные со времени правления Филиппа IV Красивого, отзывались и подлежали отныне проверке в данной курии[767]. Преодоление кризиса усилило эти функции контроля Палаты счетов за дарами короля. Согласно указу от 18 октября 1364 г. ее служители должны были проверять законность сделанных даров «назойливостью просителей» и «отказать тем, кому следует отказать»[768]. Согласно указу декабря 1460 г., никакой дар не должен иметь силы, если он не проверен и не утвержден Палатой счетов[769].
И надо заметить, что это не было, что называется, «фигурой речи», некоей данью абстрактной теории «доброго совета», но вполне реальными и весьма строгими правилами деятельности чиновников короны. Вот довольно яркий пример: 21 июля 1368 г. два контролера Канцелярии были обвинены Карлом V Мудрым в нарушении процедуры прохождения указов, касающихся аноблирования, легитимации и погашения долгов. Такие письма должны были проходить через проверку и утверждение Палаты счетов, а эти двое, «под предлогом неких наших (королевских. — С.Ц.) закрытых писем, вам адресованных», передали их прямо в казну для выплат. «Возмущенный король» строго указывает им на недопустимость подобного нарушения, угрожая в случае повторения взыскать с них самих все выплаченное казной по этим письмам[770].
Те же функции контроля над раздачей даров возлагались на ведомство казны, особенно под нажимом общества: на Штатах в мае 1358 г., где вотировался налог на освобождение Иоанна Доброго из английского плена, особый пункт предписывал казначеям не подчиняться письменным или устным распоряжениям короля, требующим иного использования собранных средств[771]. Когда депутаты Штатов в декабре 1355 г. добились создания налоговой службы, подконтрольной депутатам, король Иоанн Добрый обязал комиссаров и сборщиков присягнуть на Евангелиях, что они не подчинятся королевским письмам и просьбам, данным из-за «назойливости просителей», под угрозой лишения службы[772].
Впоследствии в компетенции Налоговой палаты важной стала функция контроля над расходованием средств[773]. В указе от 26 января 1383 г. генералы-советники Налоговой палаты получили право проверять королевские письма и отменять те, что нарушали нормы этого указа[774]. Более того, когда Карл VI назначил президентом Налоговой палаты своего кузена Шарля д'Альбре, он обосновал цель этого назначения желанием придать палате больше силы для сопротивления тем, кто получает от него же незаконные дары[775].
Все эти правила и процедуры, предписанные королевскими указами, определяли и позицию ведомств при регистрации. Для ее понимания следует ответить на ключевой вопрос: зачем короли Франции уже в первой половине XIV в. ввели норму регистрации, верификации и обжалования собственных указов чиновниками?
Ключ к пониманию истоков такой практики лежит в сфере правовых и идейных основ формирующейся королевской власти[776]. Правовое и идейное обоснование законодательной власти монарха взяли на себя те, кто со второй половины XIII в. закладывал основы королевского суверенитета во Франции — легисты[777]. Именно они, опираясь на нормы римского права и приспосабливая их к иной реальности, обосновывали plenitudo potestatis короля Франции, прежде всего право издавать законы. Фундаментальные принципы абсолютной власти монарха: «что угодно государю, имеет силу закона» (quod principi placuit legem habet vigorem/ce que plest au prince vaul loi), «король выше закона» (princeps legibus solutus est), «все принадлежит государю» (omnia principi esse) — закладывались усилиями самих королевских служителей, способствуя укреплению королевской власти во Франции, даже если на первых порах они выдавали желаемое за действительное[778]. Хотя эти принципы провозглашали власть короля неограниченной, они с самого начала уравновешивались внедренной идеологами монархической власти системой ограничений, поскольку ничем не ограниченная власть считалась «тиранией»[779]. Правда, вначале эти ограничения исходили не столько из правовой сферы, сколько из
