Формирование института государственной службы во Франции XIII–XV веков. - Сусанна Карленовна Цатурова

этот раз выражающее явное неудовольствие, поскольку он «самолично» (en nostre propre Personne) желал решить дело. Свою позицию Парламент обосновывал незаконным вмешательством в дело принцев крови — герцогов Бургундского и Орлеанского, видя в этом посягательство на прерогативы короля и его должностных лиц. Дело вновь пытался разрешить канцлер, на этот раз пригласив к себе обе стороны, но члены Палаты счетов хранили во время заседания у канцлера «гордое молчанье», заявив вначале, что «не скажут ничего, кроме как в присутствии короля, ибо это дело касается короля и его домена», и что Палата счетов не подчинена Парламенту[709]. Но и отзыв иска непосредственно к королю не привел к окончанию спора, в котором в итоге победил Парламент, так как король вернул им дело[710].

Таким образом, обе палаты старались максимально расширить компетенцию, трактуя в свою пользу полученные властные полномочия. Однако чаша весов склонялась скорее в сторону монополии Парламента и ограничения прерогатив Палаты счетов сферой финансов. Об этом свидетельствует кабошьенский ордонанс, где данному вопросу было уделено особое внимание. В параграфе 149 содержится обвинение в адрес Палаты счетов, слишком много времени и сил отдающей разбору судебных дел и исков, не имеющих прямого отношения к ее компетенции, что приводит к забвению собственно своих прямых функций. Источником такой неразберихи, по мнению составителей ордонанса, являлась сама компетенция Палаты — разрешать все дела, касающиеся счетов, хотя в деле могут содержаться разные аспекты, часть которых к счетам не относится. Авторы ордонанса восстанавливают процедуру, предписанную в 1320 г.: в случае исков на приговоры Палаты счетов их надо решать совместно с Парламентом; если же Палата счетов не будет соблюдать эту процедуру, то «ущемленный» (grevé) сможет тогда апеллировать к верховному суду[711].

Та же процедура санкционируется указом от 12 апреля 1460 г. и ордонансом о юрисдикции Палаты счетов, изданном в Бурже в декабре 1460 г. В них подверглась осуждению сложившаяся практика апелляции в Парламент на решения Палаты счетов, поскольку она якобы возникла от корыстного желания проигравшего отсрочить приговор и не возмещать нанесенный короне ущерб. В результате создаются препятствия в деятельности данной курии, «вынужденной прерывать работу и идти в Парламент, и что еще хуже, носить туда свои регистры и счета, которые должны храниться в строгом секрете». В итоге, было повторено, что Палата счетов не подчинена Парламенту, как и никому, кроме короля, а в случае апелляции предписывалось прибегать к совместному решению иска представителями обеих палат[712].

И лишь при Людовике XI происходит окончательное разделение компетенции двух ведомств и закрепление сложившейся практики. В серии указов короля Палата счетов получила статус суверенной курии в качестве «главной хранительницы королевских прав и домена», чья компетенция «должна оставаться неделимой» (qui doit estre conservé en unité)[713]. В этих указах делается отсылка на все предыдущие решения по данному вопросу (1318, 1320, 1375 и 1407 гг.) как на законное основание принятого решения. Однако, хотя Палата счетов названа суверенным судом и хранителем домена, сфера ее компетенции ограничивается финансами и проверкой счетов, а все остальные дела, касающиеся королевских прав и домена, передаются в ведение Парламента.

За этой победой Парламента стоит важная, с точки зрения иерархической структуры администрации, тенденция. Как мы видим, Парламент на раннем этапе становится во главе складывающейся иерархии благодаря месту правосудия в структуре властных прерогатив короля. Однако наибольшие усилия были потрачены им именно на подчинение себе Палаты счетов, которая отвечала за важнейшую сферу — состояние домена и казны — и стояла, по сути, во главе всех финансовых ведомств короны. Поэтому Парламент, не посягая на компетенцию остальных финансовых ведомств, желал подчинить себе их главу, обеспечив себе тем самым приоритетное положение.

Подводя итоги, можно констатировать, что складывающаяся в XIII–XV вв. структура ведомств и служб короны Франции опиралась на делегирование публичных функций и строилась на приоритете правосудия и финансов как главных «интересов короля», объем которых определял место в иерархии аппарата. Перекрещивание компетенций ведомств было нелинейным процессом, отражая как намеренное сдерживание короной тенденций к автономности аппарата при помощи взаимного контроля, так и природу монархической власти, отторгающей, по сути, разделение функций, формально концентрирующихся нераздельно в персоне монарха. Наконец, облеченные делегированной им публичной властью чиновники стремились максимально расширить свою компетенцию, усиливая тем самым прерогативы короля Франции.

Соучастие ведомств и служб в сфер законодательства и лимиты полномочий короля Франции

Последствием складывания исполнительного аппарата стало соучастие королевских должностных лиц в политике короны и лимитирование ими полномочий короля. В историографической традиции эта функция рассматривалась почти исключительно через призму подачи ремонстраций (возражений), и это во многом оправданно. Действительно, чиновники короны достаточно рано получили важнейшую политическую функцию — регистрировать и оглашать королевские указы, а в случае несогласия с ними высказывать свои возражения. В историографии установилось мнение о неверном использовании и излишне расширительной трактовке суверенными куриями эпохи Старого порядка полученных прав в сфере законодательства[714]. Как это обычно бывает, последующая история проецируется на истоки явления, затмевая его суть. Поэтому важно вернуться к этим истокам, чтобы понять роль политических функций администрации в становлении государства.

Прежде всего (и это обычно ускользает от внимания исследователей), право подачи ремонстраций являлось лишь частью более обширной сферы полномочий верховных ведомств и служб по контролю действий короля, и его не следует рассматривать изолированно. Дело в том, что становление исполнительного аппарата с неизбежностью сопровождалось внедрением специфических бюрократических процедур в методы управления, и эти бюрократические процедуры сделались краеугольными камнями в основании политических полномочий королевской администрации, ограничивающих единовластие монарха.

Ведение протоколов, регистрация указов и сохранение архивов ведомств получают санкцию короны практически в самом начале процесса их институционализации. В этих санкциях четко обозначена задача сохранения «памяти государства», преемственности указов и правовых норм и, как следствие, контроль над законотворчеством короля. Так, деятельность Королевского совета по ордонансу от 16 ноября 1318 г. подлежала протоколированию королевскими нотариусами, обязанными записывать все, что будет там решено. При этом нотариус должен был составить несколько копий: одну передать королю, а остальные — тем, «кому надлежит исполнять то, что было решено». Эти записи призваны служить целям контроля, поскольку по ним, «когда соберется вновь Совет, каждый сможет дать отчет, хорошо ли он исполнил то, что полагалось, и можно будет понять, кто допустил ошибки» (deffaut)[715].

В ордонансе от декабря 1320 г. о свитских короля (будущих мэтрах прошений Дома) отдельный пункт предписывал секретарю Пьеру Баррьеру завести специальный регистр (Journal), куда постоянно записывать всё, что говорится на Совете, «дабы память об этом сохранилась»; а чтобы «ни одно обсужденное дело не было забыто