Формирование института государственной службы во Франции XIII–XV веков. - Сусанна Карленовна Цатурова

Таким образом, официальная номинация Парламента в королевском законодательстве эффективно внедрялась в политическую культуру и общественное сознание, что служило упрочению власти и авторитета верховного суда как главного хранителя королевского суверенитета и высшей инстанции королевской администрации.

Подводя итоги сделанному анализу, следует признать, что номинация формировала новый язык власти, отражая нарождающиеся публично-правовые концепты строящегося государства, главным среди которых являлся суверенитет. В этой области, как и в иных сферах, прослеживается активная созидательная роль самих служителей короны, выработавших и внедривших в общественное сознание специфические слова и выражения, характерные для бюрократического словаря[641]. Номинативные стратегии исследуемого периода выражают тенденцию формирования «неумирающего тела государства» через осмысление, артикуляцию и легитимацию возрастающих публичных функций исполнительного аппарата короны Франции. Распределение принципа суверенитета между королем и верховными ведомствами (и их служителями) на новом витке политического развития отражало специфику власти в средневековом обществе — ее дисперсию и множественность носителей публичной власти, что в исторической перспективе стало мостом к принципу разделения властей и институциональной демократии современной политической структуры.

Глава 3.

«Политический капитал» ведомств и служб короны Франции

Приобретение королевской администрацией «политического капитала» представляет собой сущностную характеристику складывающегося государственного аппарата и наиболее сложную для понимания черту возникающей структуры ведомств и служб. Принципиальное новшество заключалось в том, что властные полномочия королевских должностных лиц основывались не на личных связях с правителем, дающим своим ближайшим слугам поручения, и не на вассальной службе сеньору, а на принципе делегирования прерогатив монарха, почерпнутом теоретиками монархического государства из арсенала римского права и из церковной доктрины[642]. Принцип делегирования превращал должностное лицо в «репрезентацию персоны монарха», в «образ королевского величия», что создавало особую нерасторжимую связь чиновников с королем и «неумирающим телом» государства[643]. Этот принцип получает еще больший вес как гарантия защиты общего интереса в отсутствие короля, будь то крестовый поход Филиппа II Августа и Людовика IX Святого, пленение Иоанна II Доброго или болезнь Карла VI.

Для внедрения этого принципа, с одной стороны, должна была качественно измениться «служба короля», который теперь воспринимается как «администратор», воплощение «мистического тела» государства и хранитель общего блага. С другой стороны, этот принцип диктовался тем, что король не в состоянии одновременно пребывать повсюду и заниматься всеми делами управления, которые постепенно и неуклонно усложнялись. Новый статус монарха изменил его взаимоотношения с должностными лицами: отныне он передает часть своих полномочий либо в определенной сфере (суд, финансы и т. д.), либо в определенной области (бальяж, сенешальство, генеральство и т. д.), которые по своей природе остаются «королевскими», но приобретают безличностный, публично-правовой характер. Так обозначается новая природа службы: чиновники действуют в духе законов, традиций и практик управления, помноженных на их собственную интерпретацию.

Принцип делегирования властных полномочий возникает применительно к бальи и сенешалям, чья власть качественно отличалась от королевских представителей в домене — прево[644]. Затем верховные ведомства и службы получают часть публичных функций монарха, и начинается процесс структурирования бюрократического поля власти. Деятельность королевской администрации теперь регулировалась законами, бюрократическими правилами и процедурами, устанавливающими ответственность служителей за переданные им властные полномочия. Институциональное оформление ведомств и служб привело к складыванию их иерархической структуры, стержнем которой, как и в сфере «символического капитала», являлись судебные полномочия и защита «интересов короля».

Охрана законов и «интересов короля», трактуемых чиновниками как общий интерес королевства, исходно содержала противоречие и раздвоение власти. В результате возникает система контроля за действиями короля на уровне собственно исполнительного аппарата. Именно эти властные прерогативы королевских должностных лиц — отправлять публичные функции короля и контролировать его действия — я предлагаю именовать «политическим капиталом» ведомств и служб короны Франции.

Структура и иерархия делегированных полномочий

Принцип делегирования королем властных полномочий воплощался в клятве, которую должен был принести служитель при вступлении в должность. Ее основные параметры были едиными для служителей всех звеньев в цепи административного аппарата — от бальи до члена Королевского совета. Именно у бальи и сенешалей, полномочных представителей короля на местах, эта клятва впервые фиксируется и детально прописывается в ордонансах Людовика Святого в 1254 г.[645] Краеугольным положением этой клятвы являлось обязательство «охранять права короля» во всех сферах, не уменьшая и не ущемляя их[646].

Такую же клятву приносили королевские советники, будь то члены Королевского совета или служители выделившихся из Королевской курии ведомств. В ней приносящий клятву чиновник обещал охранять права короля[647].

Со временем в этот пункт клятвы вносились уточнения сути «интересов короля». Об этих изменениях мы можем судить по тексту клятвы, которую принесли два первых канцлера, получивших эту высокую службу путем выборов. 21 февраля 1372 г. Гийом де Дорман, а затем 20 ноября 1373 г. Пьер д'Оржемон, избранные на Королевском совете на должность канцлера, принесли клятву, где обещали служить королю «к чести и выгоде его и его королевства, хранить его наследие и выгоды общего блага королевства»[648].

Постепенно происходит расширение и уточнение делегируемых королем полномочий. Запрет на участие бальи и сенешалей в работе Королевского совета сделал их постоянными представителями короля на местах, где они безвыездно и лично отправляют службу. Вскоре они получили и особую королевскую печать как знак их полновластия[649]. Следующим шагом в направлении расширения компетенции королевских представителей на местах стало делегированное им право принимать вассальную клятву (оммаж) вместо короля от всех дворян, кто не может прибыть к королю[650].

Верховные ведомства короны конституировались также на основе получения ими тех или иных публичных функций короля. На вершине властной пирамиды стоял, разумеется, Королевский совет: его участие в принятии законов выражало главную политическую прерогативу. Во множестве указов подчеркивается, что король не может быть в курсе всех дел и знать их досконально, а потому присутствие людей из Совета, чьи имена, кстати, должны быть зафиксированы в тексте указа, призвано предотвратить ошибки или несообразности. Главной функцией Совета, как и всех ведомств и служб, являлась охрана «интересов короля» и, прежде всего, королевского домена в качестве опоры и ресурса его власти. Поэтому защита домена особо оговаривалась в нескольких королевских ордонансах[651].

Компетенция канцлера по сути была сходна с ролью Королевского совета, причем он в большей степени действует автономно и как глава администрации может заменять короля. Власть канцлера основывалась на его функции хранителя королевской печати, которой он скреплял все указы и наказывал за их фальсификацию[652]. Эта, на первый взгляд,