Формирование института государственной службы во Франции XIII–XV веков. - Сусанна Карленовна Цатурова

служители усматривали в номинации форму выражения их статуса и прерогатив, указывает конфликт Парламента с нотариусами Канцелярии и Казначейства в начале XV в. В составленных там письмах они именовали себя greffiers, как и секретари, ведущие протоколы и документацию в Парламенте. Последний усмотрел в этом посягательство на статус верховного суда, «палату столь знатную, что номинация ее служителей должна отличаться от всех прочих ведомств»[566].

Конфликт проливает свет на смысловую этимологию названий должностей, особенно наглядную в номинации одной и той же службы в разных ведомствах — в службе писцов, ведущих документацию и составляющих акты. В Парламенте она именовалась greffier от слова «greffe» — приемная и хранилище архива верховного суда как фундамента политической и символической власти ведомства. В Канцелярии тех, кто составлял письма и указы, именовали по-разному. Самые близкие к персоне монарха назывались secretaire от слова «secret» — секретные письма, запечатываемые секретной печатью короля, что символизировало причастность этих служителей к секретам власти; менее значимые работы выполняли notaire, нотариусы, что подчеркивало правовой статус их «руки»[567]. Некоторые служители Канцелярии сочетали обе функции и именовались «нотариусами-секретарями». В Палате счетов и в остальных ведомствах такие же работы выполняли те, кого именовали clerc (клерки-писцы), что говорило об их грамотности, образованности и владении бюрократическим пером[568].

Анализ номинации ведомств и служб короны Франции по королевскому законодательству и политическим трактатам выявляет три центральные идеи, которые влияли на статус ведомства или службы и, как следствие, на их номинацию: это идея совета как главной функции королевских служителей, идея правосудия как главного предназначения верховной светской власти и зарождающееся понятие суверенитета как выражения абсолютной власти.

Символический статус совета при персоне монарха как главного атрибута «законного» правления выразился в том, что королевские служители всех ведомств и служб в качестве наиболее почетного именования назывались «советниками короля», вне зависимости от их принадлежности к конкретному органу управления. В королевских указах, относящихся ко всему корпусу королевских служителей, они именуются «советниками» на всем протяжении исследуемого периода: «наш канцлер, люди наших счетов и казначеи и все остальные советники, кто бы они ни были», «люди Парламента и счетов, казначеи и все другие люди нашего Совета»[569].

Не только все скопом, но и каждый в отдельности чиновники именуются в указах советниками, будь то сенешаль и бальи, служитель Канцелярии или Казначейства[570]. Первым советником короля среди должностных лиц являлся, естественно, канцлер, который был членом Королевского совета ex officio[571].

Выделившиеся из Королевской курии судебное и финансовое ведомства сохранили в своей номинации эту престижную генеалогию. Если в фундаментальном ордонансе о преобразовании королевства от 23 марта 1302 г. Парламент приравнивался к Совету, то очередное подтверждение ордонанса в мае 1355 г. происходит на Совете, заседающем в Парламенте с участием его служителей[572]. И такие заседания «Совета короля в Парламенте» происходили довольно регулярно[573]. В вынесенных на таких заседаниях приговорах фигурирует номинация Парламента как Королевского совета[574].

Уподобление Парламента Королевскому совету отражено и в трактате Филиппа де Мезьера: описывая судебную систему Милана в качестве образца для подражания, он указывает, что там можно апеллировать на приговор «в Большой совет сеньора, как во Франции это делается в Парламенте», а сам Парламент называет «Большим советом Парламента». А Анри Бод даже ставил в заслугу Карлу VII уравнение в статусе и прерогативах Парламента и Королевского совета[575].

Служители Парламента именуются в королевских указах советниками: «наши любимые и верные советники, назначенные в Палату Парламента в Париже», «наши любимые и верные советники, люди, держащие наш Парламент», «наши любимые и верные советники нашего Парламента и Королевского совета, назначенные и приставленные в Суд»[576]. Показательно, что такая же номинация будет позднее распространена и на Парламенты, возникающие со второй половины XV в. в других областях королевства[577].

В этом контексте заслуживает внимания несовпадение «символической» номинации служителей Парламента в королевских указах и их «реального» обозначения в протоколах самого верховного суда. Дело в том, что наименование служб в Парламенте формально не имело квалификации «советников». Об этом свидетельствуют списки членов верховного суда, которые вписывались в регистр при открытии каждой новой сессии. В этом списке члены трех палат, кроме президентов, именовались «мэтрами», «магистрами» каждой палаты, что подчеркивало их профессиональную квалификацию[578]. Очевидно, слово «советник» выражало в политических представлениях эпохи суть их службы, и потому в самоидентификации парламентарии настаивали на этой номинации[579]. На основе анализа протоколов Парламента в первой трети XV в. мне удалось констатировать приверженность парламентариев данной номинации, которая отражала и их политические амбиции. При всем разнообразии используемых формул в этих протоколах превалирует квалификация парламентариев как советников[580].

Аналогичная картина наблюдается и в Палате счетов. Ее заседания также именуются «Советом короля в счетах», а заседания Королевского совета часто проводятся в ее помещении с участием ее чиновников[581]. Служители Палаты счетов также обозначаются в королевских указах советниками: «наши любимые и верные советники люди счетов в Париже», «наши советники и мэтры счетов», «наш любимый и верный советник президент и мэтры нашей Палаты счетов»[582]. И хотя эти служители в протоколах значились, как и в Парламенте, президентами и мэтрами, но можно с большой долей уверенности предположить, что номинация в качестве советников короля была им дорога не менее, чем парламентариям.

Такая номинация, повышая статус ведомств, отражая амбиции их служителей, являлась стратегией получения «символической прибыли» и утверждала коллегиальный принцип управления, олицетворением которого был Королевский совет. Однако меняется его природа: из Совета принцев крови, ближайших к королю сеньоров и прямых вассалов Королевский совет превращается в собрание профессионалов, действующих в публично-правовом поле.

Исполняемые чиновниками функции порождают и специфическую для каждого звена администрации номинацию. И тут, в отличие от идеи «совета», выступает больше различий, чем сходства, и отражается определенная иерархия ведомств и служб в структуре королевской администрации, а критерием статуса оказывается присутствие двух компонентов в номинации — правосудия и суверенитета.

Обратимся к первому звену королевской администрации — к представителям короля на местах. В ряде ранних ордонансов они еще не имеют четкого названия: «сенешали, бальи, прево, судьи, министры, служители (officiales) и слуги» (servientes nostri) или «сенешали и другие служители (officiales) и министры» (ministri nostri)[583]. Одновременно в номинации проступает их судебная функция. В ордонансе от 23 марта 1302 г. о «преобразовании королевства» представители короля названы «сенешалями, бальи и иными судьями» (judex), «сенешалями, бальи, прево и другими судейскими» (justiciarii). В ордонансе о реформе местного королевского аппарата, изданном «мармузетами», они также