Протопоп Аввакум и начало Раскола - Пьер Паскаль

VI

«Ревнители благочестия», возведенные в епископский сан и назначенные протоиереями

Чтобы осуществить свое влияние в желаемом им направлении, боголюбцы твердо решили сами намечать кандидатов на церковные должности. Можно с уверенностью сказать, что все посвящения, имевшие место начиная с 1646 года, в саны архиерейский или протоиерейский или назначения на высшие монастырские должности выпадали на долю духовенства из среды боголюбцев. Многие из них впоследствии проявили себя как замечательные люди.

Мы уже видели, как Неронов начал свое священство в Москве. Вскоре он указал на своего прежнего сотоварища по Нижнему – Тихона, подписавшегося под челобитной 1636 года и подвизавшегося уже четыре года в Киево-Печерском монастыре, как на подходящего архимандрита для этого самого монастыря, значение которого было велико. Это было необычайное повышение, но на этом дело не остановилось: 18 января 1651 года Тихон был назначен в монастырь св. Даниила Переславского, монастырь, может быть, менее значительный, но находившийся гораздо ближе к столице[615]. Впоследствии, когда начались гонения, он остался осторожным, но верным другом ревнителей, и если нам теперь известна его деятельность только по канонизации св. Даниила в 1652 году, то это вовсе не значит, что он не способствовал общему делу. Очевидно, в это же самое время из Переславля был вызван Феоктист, ученый инок, писатель, человек очень активный; вызвали его, чтобы управлять Иоанно-Златоустовским монастырем, правда, второстепенным, но зато расположенным в самом Китай-городе[616] у Мясницких ворот.

В 1647 году на страницах истории появляется Корнилий, игумен монастыря св. Макария Желтоводского. Там он пробыл очень короткое время, еще более короткое у Богоявления в Москве. После этого 10 января 1650 года он был назначен самим царем казанским митрополитом. Вскоре он будет рядом с Нероновым и Аввакумом, покажет себя весьма требовательным в своей епархии и, не поднимая вокруг этого особого шума, воздержится от проведения у себя никоновых новшеств[617]. В монастыре св. Макария ему наследовал 8 ноября 1649 года Иларион, сын попа Якова, товарищ детства Аввакума, бывший священник в Лыскове, навлекший на себя из-за своих строгостей те неприятности, о которых уже было сказано: этот последний в дальнейшем жестоко разочаровал своих друзей, но доказал, во всяком случае, всей своей деятельностью редкую активность и редкий ум[618].

Оба других кандидата на Казанскую митрополию в 1650 году были недавними архимандритами: Сильвестр с 1648 года в Андронниковом монастыре и Ферапонт с 1649 года в Чудовом[619]. В Кострому в 1648 или 1649 году архимандритом назначен был Герасим, бывший келарь Богоявленского монастыря, известный строитель храмов: он был молод и выказал себя весьма усердным хранителем веры и нравственных устоев[620]. Позднее он был даже обвинен в «расколе»[621]. У кружка были единомышленники даже в женских монастырях: во Введенском монастыре в Вязниках, например, настоятельницу Марфу хорошо знали Корнилий, Стефан и Аввакум[622].

Архиепископ Тобольска и всея Сибири Герасим умер 16 июня 1650 года; Неронов рекомендовал на его место бывшего инока монастыря св. Макария Симеона, которого уже возвели в сан игумена Пафнутьева монастыря в Боровске. Это был решительный человек, чрезвычайно проникнутый сознанием всего достоинства епископского сана, очень строгий относительно нравственности, он любил книги и чтение. Он был посвящен 9 марта 1651 года в присутствии царя[623]. В Пафнутьев монастырь в октябре был назначен другой уроженец Нижегородской земли, Павел, сын священника в Колычеве. Он сделался в октябре 1652 года епископом Коломенским. Непреклонный и упорный, он, когда произошло церковное разделение, остался непоколебимым в своей верности своему покровителю и умер первым мучеником за старую веру[624].

Когда освободилась епископская кафедра в Рязани, Никон предложил назначить на нее Мисаила, простого монаха Воскресенского Деревяницкого монастыря близ Новгорода; он и был посвящен 13 апреля 1654 года. Это был иерарх совершенно в духе ревнителей благочестия: сам скромный, он любил вместе с тем церковное благолепие, торжественность в службе, богатые облачения; он заказал себе митру из горностая, украшенную золотом, жемчугом, эмалью и драгоценными камнями, оцененную по ценам того времени в тысячу рублей; он был требователен по отношению к хору, чтобы он был безупречен в исполнении песнопений, и сам прекрасно пел.

Мисаил отличался от всех епископов того времени своим рвением к организации миссий, которые он направлял в языческую Мордву. Мордвины были на юге его епархии очень многочисленны. Он умер мучеником своей духовной ревности в 1656 году[625]. Миссия входила в программу боголюбцев: Предисловие к Номоканону, добавленное к Требнику 1651 года, подтверждает это[626].

17 июня 1651 года был назначен архимандритом Спасокаменного монастыря, близ Вологды, игумен Александр, которого привели из его бедного Коряжемского монастыря, находившегося в лесной чаще из кедров и сосен северного Урала[627]. Прежде чем стать настоятелем, он прошел в этом монастыре все последовательные стадии иноческого служения, начиная с послушника, затем монаха, казначея. Он был кроток, благочестив, любил уединение и, помимо всего, был очень сведущ в старых книгах. Этот Александр, сделавшись в дальнейшем епископом, стал сознательным противником никонианских новшеств[628].

Если мы довольно точно осведомлены относительно видных иерархов черного духовенства, то мы не можем сказать того же относительно белого духовенства. Но судьба тех из них, кого история раскола вывела из неизвестности, позволяют нам строить определенные догадки, что боголюбцы назначали также много протоиереев и даже священников. Настоятельство собора в Костроме было поручено Даниилу, очевидно, вскоре после 1649 года[629]; в Темникове, небольшом городке на южной окраине Московского государства, в центре мордовской земли, мы встречаем в 1652 году другого Даниила[630]. Неизвестно, какого числа Конон был назначен в Нижний Новгород, а Никифор Антонов[631] в Симбирск[632]. Некий Михаил в декабре 1660 года был уже «старым галичским протопопом»; его упоминает как свидетеля против новых книг поп Иродион; в 1664 году он окажется в сношениях с Аввакумом и дьяконом Федором[633]. Ясно, что то были боголюбцы.

Все поименованные города принадлежали к патриаршей епархии[634], на которую кружок оказывал непосредственное влияние. Также и в других епархиях имели место назначения протопопов – ревнителей благочестия. Мы видим это, например, в Муроме, который тогда зависел от Рязани. Тут Мисаил призвал на служение в собор Рождества Пресвятой Богородицы Логгина, сына деревенского священника, который скоро стал довольно широко известен[635]. Варлаама, митрополита Ростовского, уговорили послать в Ярославль, город, занимавший в то время очень ответственное положение[636], протопопа Ермила, родственника Неронова[637], «давнего друга» Аввакума. Это был человек, готовый как будто воинствовать за церковь, но слабого характера, не смогший устоять против неотразимой воли такого человека, как Никон[638].

Одной отличительной чертой этих назначений, и притом чертой не случайной, было то, что каждый из назначенных, вступая в отправление своих обязанностей, либо обращался, если он был епископом, к своим пасомым с пастырскими посланиями в защиту реформы, либо, если он был протопопом, вводил эти реформы в своем соборе сам.

Мисаил Рязанский, рукоположенный 13 апреля, не задержался в столице, и 13 мая 1651 года он оказался уже в своей епархии, где сейчас же обратился к духовенству и к верующим с приветственным посланием, где метал гром и молнии против пьянства, одновременно напоминая, что Божественная служба должна совершаться по всем правилам и единогласно, угрожая сместить упорствующих священников и дьяконов и заменить их более выдержанными и более добродетельными; далее он требует точного соблюдения правил относительно постов, исповеди и причастия, издает предписания относительно рукоположения в духовный сан. «Не присылать мне, – говорит он, – слишком молодых ставленников, ни плутов, ни пьяниц»; он запрещает «пещное действо» накануне Рождества и качели в Петров день, повелевает дьячкам и пономарям носить однорядку, черную или серую, вместо зипуна с воротником, как носит мордва, исключает из числа служителей церкви священников и дьяконов вдовцов, женатых вторым браком, и, наконец, снова принимается за пьянство[639].