Протопоп Аввакум и начало Раскола - Пьер Паскаль

Юрьевец в начале того века был главным городом малозначащего уезда. Он стоял на склонах отлогих гор и у подножия крутого холма, возвышавшегося над правым берегом Волги, приблизительно на полдороге между Костромой и Нижним Новгородом. В XVII веке его положение на большой реке против притока Волги Унжи, откуда он получал лес с Севера, и близость его к сельскохозяйственной и промышленной области Шуи были для него большим преимуществом. Если Вологда насчитывала около 300 дворов, то в Юрьевце был 141 двор. В нем было все, что свойственно внушительному городу: кремль со стенами и башнями, построенными частично из камня и частично из глины, с естественными или вырытыми рвами; затем шел город в собственном смысле этого слова, то есть посад, окруженный частоколом; наконец, были предместья. Управлялся он воеводой с помощью 9 дьяков, двух уголовных судей, тюремного начальника и палача. Стража его состояла из одного сотника и полусотни стрельцов. Весь этот военный аппарат можно было оправдать воспоминаниями о Смутном времени: зимой 1609–1610 годов, в то время как многие соседние города, такие как Шуя, Суздаль, Владимир, изменили законному царю Василию, в Юрьевце ремесленник Красный призвал горожан к оружию и очистил окрестности от банд. Горожане Юрьевца были богаты и состоятельны. У них было на рыночной площади 57 лавок, 6 балаганов, 13 длинных прилавков, на которых и поныне еще можно встретить скромных продавцов, раскладывающих свои продукты, и 8 сараев. Кроме того, было 25 кузниц, в 16 из них работа шла полным ходом. Славились и процветали местные фабрики набивного ситца и красильни. Юрьевецкие купцы отправлялись вверх по течению вплоть до Костромы и Ярославля, а вниз – до Балахны и Нижнего. Они получили привилегию во время своих путешествий, за исключением случаев, когда их заставали на месте преступления, подлежать суду только московских властей или же властей их собственного города. Четверо старост возглавляли четыре разных района города. Город с гражданской точки зрения жил полной жизнью.

Духовная жизнь характеризовалась тем, что в городе было около десяти церквей, два мужских монастыря и два женских, в общей сложности около десятка священников, но только два дьякона (что служит доказательством отсутствия честолюбия у большинства приходов) и около сотни монахов и монахинь[672]. В Богоявленском монастыре хранились мощи местночтимого святого Симона, юродивого Христа ради. Он преставился 4 ноября 1584 года, и патриарх разрешил его почитание в 1635 году. На его могиле совершались чудеса[673].

В Юрьевце и сейчас имеется собор с престолом во имя Входа Господня в Иерусалим, прекрасная церковь чисто московского стиля XVII века. В 1909 году Археологическая комиссия отнесла его построение к 1633 году[674]. Однако Аввакум в этом храме никогда не служил. Это каменный храм, однако перепись 1676 года указывает, что в Юрьевце были только деревянные церкви[675]. Можно было бы предположить, что данные за 1633 год говорят о деревянной церкви, построенной ранее теперешнего собора. К сожалению, эта же самая перепись, дающая сведения о соборе 1676 года, сообщает нам, что он был построен после другого, уничтоженного пожаром немного ранее 1670 года и находившегося в другом месте[676]. Таким образом, мы ничего не знаем о церкви, в которой служил Аввакум в 1652 году.

Что, может быть, с 1652 по 1676 год менее изменилось, так это состав соборного клира: два священника, один дьякон, один дьячок и один церковный сторож. В 1676 году у протопопа была усадьба приблизительно в 2000 квадратных метров[677]. Усадьба Аввакума была, очевидно, не меньше. Там, без сомнения, находился, помимо жилищных и служебных построек, духовный приказ, о котором перепись нигде в другом месте не упоминает. Туда протопоп и призывал своих подчиненных, чтобы сообщать им постановления патриарха. Там же он их и принимал по всем вопросам[678] или делал им выговоры; там же он получал сборы, которые надлежало посылать в Москву, и вел их запись; там он в известной мере выполнял роль мирового судьи в области духовных и нравственных дел, что входило в его обязанности. «Десятина» Юрьевца была обширна: помимо города и предместий, она распространялась на семь приходов[679]. Это была одна из самых крупных протоиерейских единиц патриаршей области[680].

Некоторые соборы получали от царя ежегодную дотацию (ругу) или деньгами, или натурой, кроме того, еще масло, воск и вино для церковных служб. Нам неизвестно, пользовался ли Юрьевец этими особыми дотациями. Так или иначе, некоторые протопопы имели и другие источники доходов. Так, мы видим, что в 1676 году протопоп Федор Иванов владел на базарной площади двумя лавками, приблизительно в 8 метров длины (по фасаду 8 метров и 4 метра в ширину). Может быть, это было чисто личное владение[681]. Собор сам по себе собирал 232 копны сена на левом берегу Волги, а также вдоль Унжи[682]. Царь уступил собору пополам с приходом церкви Покрова право взимать пошлину за причал судов на Волге[683]. Эти источники доходов существовали, без сомнения, и во времена Аввакума.

Но в особенности собор в Юрьевце существовал на средства различных церковных поступлений. После того, как была выстроена новая церковь, в ней обедню можно было служить только на престоле, освященном епископом. В действительности благословение сводилось к помещению на престол плата, на котором с одной стороны вместе с крестом и орудиями Страстей были вышиты дата его освящения и имя иерарха, с другой же стороны плата влагалась зашитая в шелковую материю частица святых мощей. Этот плат с мощами назывался антиминсом[684]. Протопоп раздавал в своем благочинии антиминсы и взимал за каждый полрубля. Затем были еще даяния со стороны воеводы во время Рождества, когда отправлялись к нему всем причтом на «славление»[685]. Были еще и даяния верующих, связанные с наступлением определенных дат в году, плата за заказные обедни и молебны, как в церкви, так и на дому, а также и небольшие денежные приношения за причастие и другие таинства. Все это вносилось в общую кассу собора и распределялось согласно принципам, о которых нам мало что известно; большая часть отдавалась протопопу, остальное служащим священникам и церковнослужителям[686]. Материальное и социальное положение Аввакума было гораздо лучше, чем в Лопатищах, и он не отказывался вместе со своей семьей пользоваться всеми законными преимуществами. Он ведь не давал обета бедности. Зная его характер, можно предполагать, что он не старался особенно приумножать доходы; он не выжимал ничего из своей паствы и не обделял ничем своих подчиненных. Только обязанности его теперь были двойные: он был посланцем боголюбцев для выполнения церковной реформы и вместе с тем уполномоченным по сбору патриаршего налога.

Протопопу надлежало собирать плату за бракосочетания[687]. В особенности он должен был выдавать венечную память и получать за нее следуемое. Венечная память писалась так: «От протопопа Аввакума с причтом попу такому-то такой-то церкви. Получили мы просьбу от юноши (имя рек) такого-то села: он выбрал себе жену (имя рек). Ты соберешь сведения на их счет: не имеется ли у них родства кровного или по свойству, или духовного, и после расследования благословишь их. Такого-то числа»[688].

Повенчанные вносили священнику таксу – два алтына, доходившую порой до 4 и 6 алтын, если дело шло о втором или третьем браке; сверх этого, гербовый сбор в 3 деньги; священник, в свою очередь, передавал протопопу собранные деньги и последний регистрировал их, чтобы отдать в них отчет в патриаршую казну[689]. Но случалось, что жених и невеста либо сговаривались со своим священником, чтобы обойтись, к обоюдной выгоде, без венечной памяти, либо сходились, не испрашивая благословения у Церкви. Оба эти нарушения закона были частыми. Аввакуму, без сомнения, некогда было заниматься обычными годичными сборами; наоборот, все, что касалось брака, его интересовало вдвойне, и как ответственного администратора, и как пастыря. Он столь внимательно наблюдал за брачными делами, то преследуя тайные незаконные сожительства, то обнаруживая прежние обходы закона и всегда требуя предписанные штрафы, что собрал их на 9 рублей 22 алтына 3 деньги больше, чем в предыдущие годы[690].

Все городские священники и дьяконы и даже представители черного духовенства должны были принимать участие в богослужении в соборе, у каждого была в нем своя седмица, а порой, по-видимому, они обязаны были присутствовать на богослужениях соборно, чтобы сделать службу особенно торжественной[691]. Принимая во внимание его обычный образ поведения со служителями своей собственной церкви, надо думать, что Аввакум крепко держал их всех в узде.