Старый рыцарь - Дилара Маратовна Александрова

центральных врат, чувствуя дыхания благовоний. И вот перед ним приоткрылись деревянный ставни, внутри блеснули мелкие глазки свечей, половина из них потухла от резкого порыва ветра. Но другая половина так и осталась гореть, и мальчик хотел узнать, какой у них запах. В свечи Отверженного добавляли масло лаванды, вербены и черемухи, ему натерпелось приложить нос к воску. Но за шаг до спасительной тени его повело назад, что-то крепкое и стальное схватило за шкирку. Так сильно, что треснула ткань рубахи. Дуг соскочил в воздух, словно стрела с тетивы.

— Эй, малец, ты что здесь делаешь? — перед носом оказалось злющее лицо с красным от мороза носом и бровями, похожими на вздыбленные рытвины грязи, которые встречались на тракте, — Забыл, где находится харчевня? Так это тебе не раздаточная, но я могу отвесить тебе пару тумаков, раз тебе так не терпится!

— Я не вор! — истошно закричал Дуг, хоть никто его за вора и не принял. Одет мальчишка был не богато, но вполне сносно — да и что здесь было брать? После первого паломничества все добро убрали в закрома клирики. Разве что только свечи — да этого добра хватало и на базарах. Любой вор, даже не очень хороший, набьет ими карманы и не пробираясь в храмы.

— Что, на Отверженного пришел поглазеть? — прогремел стражник, громыхнув-таки своими доспехами, и потащил мальчишку к выходу — деревянным воротам без забора, неизвестно зачем тут стоящим. Ведь забора и правда не было, вместо него мялась преграда из солдат — живого железа. Наверное, клирики и в этом нашли какой-то сакральный смысл, — Ходит вас тут, как прыщей на жопе. А ну пшел вон отсюдова!

Под безразличные взгляды стражник протащил Дуга прямо до деревянных врат, добротно сколоченных плотниками, отворил те сапогом, и точно так же дал пинка ему под зад, мальчишка полетел вниз. Вокруг начали собираться люди, неизвестно откуда взявшиеся. Но рядом с шатрами ходило немало зевак — они всегда где-то ходят.

Над головой послышался недовольный ропот, в основном, люди возмущались, что мальчишка захотел проникнуть в храм, когда паломничество уже закончилось.

— Надо же, какой наглец! Темень хоть глаз выколи, а все туда же, — просто сами они были не так ловки, как Дуглас, и глазели на храм только издали, — Каждый раз кого-нибудь выкидывают, если бы отрубали руки, то и не ходили бы.

— Для этого нужно отрубать ноги, — сделал разумное замечание кто-то.

Вокруг сновали ноги, но Дуглас не спешил поднимать головы — он вдруг ощутил стыд, и не хотел показывать лица. Когда крадешься во тьме, испытываешь совсем другие чувства. В основном, уверенность и смелость. Без них и выходить не стоит. Но как только на уверенность проливается свет факела, она тут же тает, как весенний лед под полуденным солнцем. Нельзя никому попадаться на глаза.

«Любой, кто взглянет на тебя, должен смотреть, но не видеть», — всегда говорил задиристый Курт, и всегда оказывался прав.

Здесь и видеть было нечего — достаточно было того, что все смотрели. И так ясно, зачем он здесь оказался. Перед носом засуетились сапоги, ботинки и сандалии — разные, кто уходившие в штанину, кто под юбку, но Дуглас заметил только то, что их было очень много. Он только успел приподняться на руки, как прямо перед ним остановились совсем простые сапоги, с налипшей грязью, успевшей уже порядком подсохнуть. Эти сапоги видели много дорог, потому стерлись наполовину, и Дуглас их узнал.

— Мальчик, который не воин, — услышал он над головой голос оторна Каллахана, склонившего к нему голову, — Ты пришел в храм, — озвучил он очевидное, поднял голову, оглядел всех и добавил громко: — Наступила ночь, солнце скрылось за горизонтом. В такое время полагается уже спать. Особенно честным женщинам, которых я вижу среди вас. Пусть послабления праздника не избалуют вас, и вы сейчас же отправитесь в свои постели, — Каллахан снова опустил лысую голову: — А те, кому скучно, могут сходить на представление фокусников, они развернулись у турнирной гряды. Там есть пироманты, они крутят факелы и изрыгают пламя. Если пойдете сейчас, успеете.

Последняя часть проповеди воодушевила народ гораздо больше, и он потихоньку начал расходиться. Все тут же забыли об отрубленных конечностях и заговорили о конечностях обожжённых, которые пироманты получили на празднике пшеницы в этом году, когда у одного из них в руках лопнул кувшин с маслом.

— Меня послал сьер Фолкмар, у меня есть мешок с монетами, — вставая, с обидой в голосе произнес Дуг. Он отряхнулся от грязи, но на одежде все равно остались налипшие комочки и пятна. Ночная роса успела промочить его одежду. Дуг чувствовал, как пристально на него смотрит оторн, — Он сказал отыскать старика в красных одеждах и длинной бородой.

— А где же сам сир Фолкмар?

— Сам он не пришел. Никого не пускают, он решил, что ему будет грустно идти сюда. Сьер ушел в таверну, чтобы немного развеселиться.

— Но ты здесь, мальчик-не-воин.

Дуг кивнул.

— Так чего же ты ждешь?

— Никого же не пускают…

— Прошмыгнул, когда ветер стены унес, — подошел высокий рыцарь в вороненых доспехах, с большим серебряным месяцем на груди. Он неуклюже поправил и без того ладно сидящий шлем. Он признал в Каллахане оторна, хоть тот и стоял в пыльной одежде, только с дороги, — Вердан Карриган, начальник стражи, — представился мужчина, — Насилу поймали, шустрый малец. Верховный оторн приказал никого не трогать, вот и ходят толпами тут, но этот самый наглый оказался. Прикажете высечь?

Все бреши в стенах храма сладили, стража начала занимать свои места, выстраивая забор из живой стали, обнимающей два временных храма. Под натиском ветра те казались живыми, будто дышали, вздымая шелковую грудь.

— Они просто делают, что должны. Не стоит винить их, — Каллахан ответил не начальнику стражи. Оторн задумчиво рассматривал живую преграду, молчаливую и строгую. Несколько солдатов обходили маршрут, так внимательно, будто вокруг развернулась осада, а не праздник, — Пропустите его.

— Пропустить? — поразился строгий начальник, у которого было настолько строгое лицо, что, казалось, его лоб вот-вот лопнет от напряжения, — Но верховный оторн отдал четкий приказ — никого не пускать. Внутрь смогут войти только воины, которые участвовали в турнире, а до того на территории храма не должно быть никого, кроме стражи