Старый рыцарь - Дилара Маратовна Александрова

кружку и так же важно сделал большой глоток. Такие преувеличивали свои заслуги и так же преувеличивали чужие промахи. На веку Фолкмара это оказывалось оправданным лишь единожды. Но этот знаток дел совсем не был похож на Вейдаля Трудягу — рыцаря, имевшего на своем языке столько же хвастовства, сколько и пышных побед.

В компании за ближайшим столом сидел только один, кто не вел речей. Он молча сидел и набивал щеки горячей яичницей с кусочками репы и пучками петрушки сверху. Фолкмару он показался самым мудрым из компании, быть может, и во всей таверне.

— Зеленая звезда… не к добру… — доносилось из глубины.

— Не вижу ничего плохого, — отвечали ему, — Каждому нужны глаза, чтобы знать, куда идти. Коней это тоже касается, они тоже должны видеть, куда переставлять копыта…

Он сидел так далеко, что не видел, что делают лордики, следить за ними он совсем не хотел, даже из любопытства. А посему предпочел простое — если не видит он, значит, не видят и его. Но он подозревал, почему они оставили свои шелковые шатры и дорогих шлюх на бархатных кроватях — свиней всегда тянет в грязь, даже если вокруг них вертятся золотые яблоки. Даже если они называют себя вепрями и надевают дорогие шелка. Хотя, и вепрь бы не отказался от прохладной лужи, что потопит его жирных блох.

— Рудники закрыты, но вчера Мотыга спускался в шахты и сказал, что они сверкают, как днем.

— Потому что в пещерах застыли драконьи слезы.

— Не бывает ни драконов, ни их слез… — Фолкмар допивал свою кружку и ему становилось отчего-то волнительно, он начинал слушать, — и пещеры от них не светятся. Это грибы светятся. И эти шахты не просто так закрыли. От этих грибов потом голова кругом и жрать хочется.

— Я пробовал их однажды — правду говоришь. Больно уж хочется сырого мяса после этих грибочков. Там и не разбираешь, чьего. И, главное, чувствуешь себя, как…

— Как? — обернулись к рассказчику любопытные взгляды.

— Будто можешь перейти море, не замочив конец.

— Мне мяса не хотелось, — перенял инициативу приземистый, но дородный мужчина с проплешиной, взгляды в мгновение переметнулись к нему, — Мне молока хотелось. Мог взять коровьего, но потянуло меня к бабе с ребенком. В тот день ребенок так и не поел.

— Но добыл, значит, все-таки мясца, — глубокомысленно заключил кто-то и стол взорвался хохотом семи глоток.

За праздными разговорами Фолкмар не заметил возни на обочине слуха. Только когда на пол грузно свалился трактирщик, он понял, что что-то неладно. Послышался истошный женский крик. Потом показался лордик в синем плаще и с заколкой-бабочкой на плече, он поднял короткий тонкий клинок, протыкая воздух.

— Кто хочет сразиться? — спросил он голосом, который и не надеялся получить ответ, — Что? Ты хочешь? Чего молчишь, или язык проглотил?

Торленд, до этого браво вскочивший на лавку, схватился за рукоять меча на бедре, глаза его блестели решимостью. Но после града вопросов блеск погас, он отнял ладонь от холода оружия и вернулся на место. Уже второй раз за этот вечер. Фолкмар встал, с удивлением приметив, что все оставались сидеть.

Дамиан Бордовей держал за талию Бриджит, та сначала кричала, потом голос стал глуше. Теперь она просто пищала. Он потащил ее к выходу, упирающуюся и просящую помощи, его спутники направились за ним. Бабочка на синем плаще взмахнула крыльями, когда лордик возвращал клинок в ножны. Фолкмар понял, что все они пришли для того, чтобы пристроить свои клинки во вдовьи ножны. Неизвестно, как они заприметили ее, но девчонка действительно была красива. Запретный плод бывает сладок, они захотели того, что скрывалось под черным пологом траура. Трактирщик так и остался лежать на полу, он ударился о край табурета и лишился чувств.

Фолкмар медленным шагом вышел в гробовую тишину таверны. Говор утих, стало слышно, как трещат факелы на стенах и огонь в камине. Все сидели на своих местах, сначала они провожали лордов взглядами, а теперь смотрели на старика. Фолкмар оглянулся — двое мальчишек, что разносили пенное, застали в ужасе. Один под столом, забившись туда сразу, как упал хозяин таверны, другой — в углу, прямо под факелом. Дрожание пламени оставляло на его лице неровные пятна света, делая его похожим на испуганного призрака.

— Что же это? — непонимающе окинул взглядом окружающих Фолкмар, — Никто из вас не встал, даже не попытался остановить их. Как же так?

— Что тебе до этого, старик? — спросил у него крупный мужик с гнилыми зубами. Вероятно, у него была такая же гнилая душа — подумал Фолкмар.

Он стоял один посреди таверны, полной людей, но был совсем одинок. Уголь пару раз лопнул в камине, вместе с ним лопнуло терпение Фолкмара.

— Неужели среди вас нет ни одного настоящего рыцаря? — спросил он отчаянно, хватаясь взглядом хоть за кого-нибудь, кто оторвет свой зад от деревянной лавки.

Не дождавшись этого, Фолкмар решительно направился к двери.

Напоследок один все же удосужился оторвать свой зад, но это оказался Торвальд — любитель скакать по лавкам без видимой на то причины:

— Оставь это, старик, — он быстро оказался рядом с Фолкмаром, взяв его за запястье. Хмель чувствовался в его дыхании, но не в его словах, они веяли ледяным холодом правды: — Это лорд Бордовей со своими дружками. Он в родстве с самими Антрантесами и Вемдами. Богаче и влиятельней только корона. Не чуди, думай, что ты хочешь сейчас сделать. Послушай меня — оставь это, и, может, все-таки умрешь в теплой постели, если хватит твоих старческих мозгов. А если нет, ляжешь где-нибудь на плацу без головы, с пустыми карманами. Мне помнится, ты хотел умереть как мужчина, а не разбойник.

Но у Фолкмара не было времени на пустые разговоры. Однажды он уже обронил свою честь на опушке леса, но случай поднял ее и вернул ему. На этот раз он не собирался повторять той же ошибки — тот случай уже не будет проходить мимо, на пути не встретятся ни огненноглазый оторн, ни бравый сир Ланноэль, а второй чести у него не было. Когда Фолкмар покидал таверну под напряженные взгляды в спину, уже знал, что потерял все.

Они потащили