Старый рыцарь - Дилара Маратовна Александрова

и бдящих клириков. В храме отверженного потухли свечи, скоро придет ихсан, чтобы зажечь их. Его я пропущу, а мальчишку не пропущу.

— Дети отличаются от взрослых, от молодых и старых, — оторн Каллахан спрятал ладонь в запахнутый на груди серый плащ, вернулась она с печатью в пальцах. В этот самый момент его глаза начали светиться слабым белесым светом, маленькие языки пламени заполнили глазницы. Вердан Карриган сделал шаг назад, ведь у него закружилась голова. Насилу удержав равновесие, он сглотнул нутро, подступившее к горлу, — В их глазах отражается истина, вы слышали это от верховного оторна? Ведь это его слова. Пропустите дитя, от него не будет никакого вреда, — не став дожидаться, пока Вердан обретет снова ясность ума, Каллахан взглянул на Дуга, — Иди.

Тот тут же дал деру. Бьют палками — уворачивайся, глядят в упор — подожди, не бери, возьмешь, когда отвернутся, а если дают дорогу — беги. Этим правилам Дугласа научили улицы Псового Переулка. Сейчас он бежал со всех ног, и не важно, что происходило позади.

— Для оторнов найдется и другая работа, кроме того, чтобы все время запрещать. Со мной пленники, совершившие дурное. Сейчас ночь, но солнце взойдет, и на рассвете состоится суд.

Вердан смотрел на оторна, будто видит его в первый раз. Медленно кивнув, заторможено, будто не совсем понимая, что происходит, он спросил:

— До рассвета еще много времени, прикажете позвать подкрепление? Преступники нуждаются в охране.

Каллахан обернулся, взглянув на двух спешившихся рыцарей рядом с красивой пегой кобылкой:

— Нет, — ответил он, — В этом нет нужды.

А Дуг бежал. Сбоку хлопнул пологий палантин двери, дунув в лицо свечным воздухом. Волосы на голове Дуга взлетели вверх, став похожими на взъерошенное сено. Он прошел внутрь. Округлый хлам приглушенно шелестел стенами, воздух вился под куполом. Свечи вытягивали пламя. От резкого порыва ветра половина из них потухло. Дугу это не понравилось.

Посреди стоял постамент, окруженный свечами без пламени. Подойдя, Дуг взял одну, которая еще горела, и поджег потухшую от нее. Потом другую, и еще одну. Он шел по цепочке пустоты, заполняя ее теплотой пламени. Прилежно, и не пропустил не одной. Ему нравилось, как зажигаются огоньки, как от них исходит тепло. Ведь на улице было так холодно, и он весь промок, а от свечного огня, делавшего мрак волшебными мерцающим светом, исходило тепло и в храме было жарко. Даже ледяной ветер сверху не разогнал теплоты внутри, и лавандового запаха тоже. После того, как зажглась последняя свеча, он взглянул на свою работу и улыбнулся: перед ним светилось маленькое небо. Дуглас подошел к широкому округлому постаменту — без статуи на нем, как и всегда. В столице, Аоэстреде, был такой же, с каменной обувью на ней и отпечатками голых пяток. На этом помосте всегда валялась какая-нибудь снедь и всякая всячина, какая находилась в карманах у людей. Здесь было точно так же, только сапоги были не каменными, а совсем настоящими, и многие совсем не новые. В столице клирики гоняли их, когда он с ребятней пытался стащить что-то с постамента, или, смеясь, забраться на него. А здесь он находился один, и никто его не прогонит. Дуг подпрыгнул, забравшись на мраморную плиту. Отбросив в сторону какой-то старый сапог, он лег на спину, распластавшись на мраморе. Теплый воздух свечей окутывал замерзшее тело и стало хорошо. Он взглянул вверх — на куполе зияла большая дыра, оттуда заходил ветер. Дуг смотрел на темное полотно небес, окруженный пламенными звездами. Он ощущал себя в утробе огромного кита, где море — это небо. Мальчишка улыбнулся, а потом засмеялся.

Так он лежал и смеялся, в окружении старых сапог и всякой всячины, пока не вспомнил, зачем старик послал его сюда. Тогда он сел и оглянулся: не было здесь никаких лавок. Постамент, на котором он сидел, сделали литым, и под него заглядывать Дуг не собирался. Как и под стены шатра — снаружи-то он уже был. Кое-где свисали длинные веревки со стальными перьями на концах, кое-где встречались и деревянные шарики, и даже камни — символы, ведомые только немногим, они раскачивались туда-сюда, но совсем не задевали друг друга.

Отцепив от бедра мешочек с монетами, Дуглас открыл его и задумчиво глянул внутрь. Серебряные монеты ловили слабые отблески оранжевого пламени, превращаясь в золотые. Если бы все было так просто, можно было в одночасье стать богачами — достаточно поднести монету к пламени, чтобы сделать ее дороже. Но в кошельке лежали только эти двенадцать монет. Дуглас вынул одну. Повертел в руках, почувствовав холод металла, затем положил на такой же холодный мрамор, рядом с оторванной подошвой башмака.

На остальные монеты — ровно одиннадцать — он посмотрел так, будто нашел для них более полезное применение. Снаружи послышался какой-то говор, и он испугался. Мгновенно спрыгнул с постамента и направился к выходу. Он оглянулся напоследок, отметив, что все на своих местах и ни одна свеча не потухла. На выходе встретился исхан, пришедший зажигать свечи.

— Для вас работы нет, я уже все зажег! — весело произнес Дуг, снимая перед озадаченным клириком воображаемую шляпу.

Он вышел вальяжно, спрятав руки в карманы, будто одержал какую-то победу в этой жизни.

Дуглас долго гулял по оживленному ночному Перелеску. Без шатров и временных построек, базарных площадей, кибиток кукольников и потешников, турнирной площади и всего прочего это был совсем маленький городок, но сейчас тут было легко заблудиться. Впрочем, он знал, где находится таверна, и не важно, как далеко он забрался — старик все равно останется там. Опыт показывал, что хмель словно гиря приковывает к себе, бывая слаще побед и крепче доблести.

Дуглас купил себе пару жарких свиных сосисок и сьел, ведь он голодал с самого утра и не успел ничего бросить в желудок. По пути мальчишка встретил тех самых пиромантов с визжащей толпой вокруг них, среди которых находились и честные женщины. К утру некоторые из них окажутся не совсем честными, но Дуглас был слишком мал, чтобы задумываться об этом. Потом он прошел мимо нищих, предпочитавших не тянуть к людям руки ночью, те просто сидели и тихо переговаривались друг с другом. Дуглас позвал к себе какого-то чумазого мальчика, младше, чем он. Сказал ему пару слов, и они побежали вместе —