Крестоносцы. Полная история - Джонс Дэн

В марте 1147 года Бернард Клервоский посетил собрание князей во Франкфурте, созванное для обсуждения организационных вопросов, которые Конрад III должен был утрясти, прежде чем идти в Святую землю. Однако саксонская знать не желала присоединяться к своему королю и настаивала, что им лучше остаться дома и воевать с вендами. «Они имели своими соседями народы, преданные мерзости идолопоклонства, — пишет Оттон Фрейзингенский, — и приняли крест с намерением нанести войну тем народам»{104}[427]. Вполне отдавая себе отчет в том, что папа Евгений, узнав о падении Эдессы, иначе представлял себе миссию крестоносцев, саксонцы стали носить крест в другой манере: «они… не нашивали крестов просто на платье, но носили его сверху на плаще»[428].

Это было совершенно против правил, но не тот был человек Бернард Клервоский, чтобы отказываться от радикальных идей. Увиденное ему понравилось, и он тут же окунул перо в чернильницу, чтобы поддержать саксонцев в их праве вести священную войну не с мусульманами, но с вендами. В письме, напичканном библейскими аллюзиями и апокалиптическим пафосом, он объявил, что прибалтийские язычники одним уже тем, что живут на землях, приглянувшихся саксонцам, идеально соответствуют критериям врагов Христа, «которых, если позволите, христианский мир терпел слишком долго»[429]. Никакого мира или договора с этими людьми быть не должно, метал аббат громы и молнии. С ними нужно сражаться до тех пор, пока они не будут «крещены или истреблены»[430]. 13 апреля папа Евгений официально принял сторону Бернарда. Он издал буллу Divina dispensatione, предусматривающую такое же отпущение грехов и те же духовные привилегии участникам войн в Балтийском регионе, что были обещаны людям, вступавшим в войско Конрада и Людовика. И вот в июле 1147 года армии датчан и саксонцев вторглись на земли вендов и несколько месяцев жгли святилища и силком крестили пленных. Успеха они добились лишь частичного: плененные славяне равнодушно принимали крещение, благополучно выкидывали его из головы и снова возвращались к соблюдению языческих ритуалов. Через какое-то время вождь вендов, князь Никлот, согласился платить захватчикам дань в обмен на мир, заключив как раз такого рода сделку, к каким питал отвращение Бернард Клервоский. Как бы то ни было, в 1147 году крестоносцы открыли новый фронт. В следующие сорок лет вендов будут настойчиво крестить или истреблять, а их земли жадно делить между христианскими государствами, поучаствовавшими в уничтожении славянских племен. К 1180-м годам с вендами по большому счету было покончено. Но аппетит христиан к экспансии в Балтику под видом крестовых походов утолен не был. Христианские войны с языческими племенами и королевствами Балтики растянутся на целых триста лет.

Первая цель Второго крестового похода лежала далеко от страны вендов или Зиридов и еще дальше от Эдессы с Иерусалимом. На самом деле она находилась далеко на западе, на задворках материковой Европы — там, где континет сползает в пучины Атлантического океана. Это было королевство Португалия. Здесь в очередной раз активизировалась затянувшаяся война христиан-завоевателей с неверными. Важнейшим ее событием стал штурм Лиссабона, стоивший чудовищных усилий армиям крестоносцев, прибывших к стенам этого злосчастного города в июле 1147 года.

С начала XII века, когда в Галисии побывал Сигурд Норвежский, крестоносцы с севера и северо-запада христианского мира регулярно показывались на окраинах Пиренейского полуострова. В силу простого географического факта и необходимости пополнить запасы воды, прежде чем пускаться в путь вдоль берегов враждебной Андалусии, где правили Альморавиды, в Галисии останавливались все, кто путешествовал морем из северо-западной Европы в восточное Средиземноморье. В 1112 году флот английских пиратов-паломников, направлявшийся в Иерусалим, по пути сделал остановку в Галисии и был втянут в гражданскую войну между Урракой, дочерью почившего короля Кастилии и Леона Альфонсо VI, и ее мужем, Альфонсо I Воителем, королем Арагона.

В 1140-х годах, однако, святое воинство из холодных регионов римско-католического мира попадало на юг уже не волей случая, а во исполнение военных планов. Поощрял их в этом главным образом Афонсу Энрикиш, деятельный правитель Португальского графства, присовокуплявший к своему титулу эпитеты «Великий», «Основатель» и «Завоеватель». Афонсу приходился внуком легендарному Альфонсо VI по линии Терезы, одной из внебрачных дочерей старого рубаки. Графство Португалия, которым он в 1129 году, в возрасте около двадцати лет, стал править единолично, включало обширные земли вокруг прибрежного города Порту (Опорту). Это была нестабильная пограничная территория, зажатая между христианской Галисией сверху и королевством Альморавидов снизу. Цели перед собой Афонсу ставил амбициозные: расширить и укрепить свое графство и повысить его статус до королевства. Обе эти цели требовали помощи извне.

Благодаря твердой решимости и постоянным войнам против соседей — как мусульман, так и христиан, к 1143 году Афонсу удалось добиться признания права на корону. 25 июля 1139 года, когда он разгромил армию Альморавидов, солдаты приветствовали его как короля. Подписав 5 октября 1143 года Саморский договор, кузен Афонсу, король Леона Альфонсо VII, и представитель папы римского лишь подтвердили политическую реальность{105}. Но превратить Португалию из растерзанной монархии в стабильное королевство было задачей посложнее, и успех дела во многом зависел от того, удастся ли привести к повиновению мусульманские города и крепости к югу от Порту.

Лиссабон, процветающий портовый город в устье реки Тежу (Тахо), расположенный в 300 километрах к югу от Порту и в 13 километрах от атлантического побережья, был самой крупной, прибыльной и стратегически важной целью этой кампании. Морские торговые пути связывали хорошо защищенный порт Лиссабона с Западной Африкой, а сухопутные, пролегающие по долине реки, — с материковой Европой. Восторженный английский клирик нормандского происхождения по имени Рауль оставил подробное описание битвы за Лиссабон, не преминув напомнить о предании, гласящем, что город в античные времена был основан самим Одиссеем. Рауль отметил, что в его дни город славился изобилием натуральных продуктов: рыбы и моллюсков, разнообразной птицы, цитрусовых и оливок, соли и меда, винограда и гранатов, а фиг там было больше, чем могли съесть шестьдесят тысяч семей местных жителей. Ранней весной река Тежу выносила на берег золотые самородки, и круглый год купцы привозили драгоценный металл из Африки. Лиссабон, признает Рауль, был «богатейшим торговым [городом] из африканских и большей части европейских»[431].

Когда в 1146 году зазвучали призывы к крестовому походу, стало ясно, что он затронет Испанию, а не только Эдессу и Иерусалим. Впервые со времен Урбана папа римский обещал духовные привилегии крестоносцам, отправляющимся на войну на Пиренейский полуостров. Первый Латеранский собор, созванный в 1123 году Каликстом II, прямо постановил, что Крестовые походы в Испании и на Востоке — деяния равного масштаба. Папа Евгений был последователен: в апреле 1147 года он одобрил план короля Кастилии и Леона Альфонсо VII, который при поддержке генуэзцев собирался атаковать Альмерию, город на юго-востоке полуострова, с энтузиазмом поддержав стремление воевать с неверными повсеместно[432]. Наступление началось летом того же года. Для многих крестоносцев как в самой Португалии, так и далеко за ее пределами завоевание Лиссабона казалось абсолютно адекватным откликом на призыв папы и своего рода закуской перед основным блюдом — восстановлением христианского владычества в Эдессе. В 1142 году Афонсу Энрикиш попытался и не смог взять Лиссабон, несмотря на помощь семидесяти кораблей «из Галлии», которые направлялись в Иерусалим[433]. В 1147 году, однако, обстоятельства ему благоприятствовали. Из Марокко доходили вести, что государство Альморавидов переживает трудные времена, а их армии гибнут под натиском войск другой берберской секты — Альмохадов. Одновременно Европу охватывала лихорадка крестовых походов. И Афонсу рассудил, что пришло время нанести удар.