Крестоносцы. Полная история - Джонс Дэн

Уже после Рождества армия Людовика пустилась в путь по побережью и подверглась нападению сразу же, едва покинула территорию Византии. 28 и 29 декабря легкая турецкая конница атаковала франков в долине реки Меандр. Французские рыцари отбросили неприятеля, вдохновленные появлением в их рядах призрачного «рыцаря в белых одеждах», который «нанес первые удары в бою»[463]. В эпоху Крестовых походов «рыцарь в белых одеждах» регулярно будет фигурировать в описаниях побед крестоносцев над иноверцами. Французы, ликуя, отпраздновали победу. То был последний проблеск божественной удачи, выпавшей на их долю.

Известная колкость Алиеноры, назвавшей супруга монахом, а не монархом, наполнилась новым содержанием, когда 3 января 1148 года французское войско миновало Лаодикею. Несколькими неделями ранее здесь попал в засаду брат Конрада Оттон, и засохшая кровь убитых паломников все еще была видна там, где пролилась на придорожные валуны[464]. В Лаодикее заканчивались владения византийского императора, и даже если бы Мануил всей душой желал помочь франкам, далее он делать этого не смог бы. Что еще хуже, местные обитатели, жившие вдоль прибрежной дороги, попрятались, отказываясь продавать франкам провизию. От Сирии крестоносцев по-прежнему отделяли недели пути. Людовик внезапно осознал, что пешком туда не добраться, и решил направиться в прибрежную крепость Адалею. Эту твердыню, принадлежавшую Византии, со всех сторон окружали земли турок, зато там были рынки, а еще там можно было зафрахтовать корабли и переправить часть крестоносцев в Антиохийское княжество по морю.

Марш до Адалеи занял пятнадцать дней, и все это время не прекращались турецкие набеги. Самая серьезная стычка случилась около 6 января, когда армия Людовика попыталась преодолеть высокую гору Кадмус (Хоназ), «крутую и каменистую». В высшей точке гребень ее был «столь высокий, что казалось, будто его вершина касается небес, а ручей в лощине внизу низвергается прямиком в ад»[465]. Франки собирались форсировать перевал медленно и осторожно в течение дня — двигаться быстрее значило подвергать людей и лошадей опасности споткнуться и соскользнуть с узкой тропы вниз, навстречу верной смерти. Французам нужно было выстоять под обстрелом турок и держаться вместе.

Но ни того ни другого им не удалось. Во главе войска шел знаменосец Жоффруа де Рансон, сеньор Тайбура и один из самых знатных вассалов королевы Алиеноры. Он возглавлял авангард, который должен был первым перевалить через гору. Королева ехала с обозом в середине колонны, а Людовик скакал в арьергарде. Но держать связь в горах было нелегко, а Жоффруа оказался слишком нетерпелив. Авангард под его командованием ушел далеко вперед, и части армии быстро отдалились друг от друга. Сидевшие в засаде турки воспользовались моментом и напали. Одон Дейльский, шедший в середине колонны паломников, рассказывал о панике, начавшейся, когда противник атаковал, а горные склоны огласились воплями ужаса. «Они кололи и резали, и беззащитная толпа бежала или падала вниз, как стадо овец, — написал он. — Поднялся крик, пронзивший небеса»[466]. Крики не стихали весь день, пока турки наконец не отошли и не оставили франков пересчитывать погибших, среди которых оказалось как минимум полдюжины представителей высшей французской знати. Сам Людовик чудом избежал плена, взобравшись на скалу. Дисциплина в армии, какой бы слабой она ни была, совершенно расстроилась, и королю пришлось передать командование группе из примерно ста тридцати рыцарей-тамплиеров, присоединившихся к его войску еще в Париже. Только благодаря их боевому опыту крестоносцы под командованием старшего офицера тамплиеров по имени Жильбер к 20 января добрались до Адалеи. Они представляли собой жалкое зрелище.

Войско Людовика простояло лагерем у стен города два трудных месяца, претерпевая бури, грозы и эпизодические атаки турок. Греки Адалеи сочувствием к ним не прониклись: они выставили королю грабительский счет за провиант и никак не хотели сбросить цену на морские перевозки, хотя кораблями в любом случае невозможно было перебросить в Утремер всю армию целиком. Спустя какое-то время войско просто развалилось на части. В начале марта король и королева перевезли костяк армии в Антиохию морем. Часть оставшихся крестоносцев попыталась дойти туда по суше — и сложила головы. Несколько тысяч человек согласились на обещанный им безопасный проход через турецкие земли в Константинополь. Очень многие погибли от голода и болезней. «Цвет Франции завял, не успев принести плодов», — печалился Одон Дейльский[467]. Наконец 19 марта 1148 года Людовик прибыл в Антиохию. Воины Второго крестового похода добрались до пункта назначения — почти через два с половиной года после падения Эдессы. Было совершенно непонятно, что им делать дальше.

К моменту прибытия крестоносцев Занги был уже мертв. Более того, он был мертв уже давно. Ушлый старый атабек осаждал крепость Джабер недалеко от Ракки, когда 14 сентября 1146 года один из его слуг — которого Ибн аль-Каланиси называет «человеком франкского происхождения по имени Яранкаш»{113} — прокрался в шатер хозяина и заколол его[468]. Что за обиду затаил Яранкаш, неизвестно, но Занги успел нажить массу врагов, и мамлюки — воины-рабы, охранявшие атабека, — предпочли отвернуться, когда его убивали. Занги, любивший спиртное не меньше Иль-Гази, напился в тот день сильнее обычного и сопротивления не оказал[469]. Яранкаш «убил его во сне» и сбежал. Он обезглавил войско Занги и привел в смятение сторонников атабека в Мосуле и Алеппо. Франки Утремера обрадовались смерти Занги. Гийом Тирский записал шутку, ходившую среди латинян, подметивших, что «в крови погиб окровавленным душегубец и злодей, носивший на себе имя крови»[470]. Но времени на веселые шутки им было отведено немного, потому что, как только Занги опустили в могилу, у мусульман Ближнего Востока появился новый, еще более опасный лидер.

Второго сына Занги звали Нур ад-Дином. Он «был смугл, высокого роста; борода у него росла только на подбородке. Он имел широкий лоб, приятное выражение лица, а глаза дышали кротостью»{114}; имя его означало «Свет веры». Ибн аль-Асир воспевал его скромность, рассудительность и «великую» храбрость; он же рассказывал, что в битву Нур ад-Дин врывался вооруженный двумя луками и двумя колчанами стрел[471]. Гийом Тирский называл Нур ад-Дина «справедливым принцем, отважным, и мудрым, и, по традициям своего народа, глубоко верующим». Но был он также, мрачно замечает Гийом, «великим гонителем христиан и христианской веры»[472].

Когда сыновья Занги разделили наследство меж собой, Нур ад-Дин получил Алеппо (другому брату, Сайф ад-Дину, достался Мосул, а третий, Кутб ад-Дин Мавдуд, стал эмиром Хомса). В силу географического расположения его владений Нур ад-Дин проявлял пристальный интерес к Эдессе. С самого начала стало ясно, что править он собирается жесткой рукой. После смерти Занги смещенный граф Эдессы Жослен II попытался собрать армию, чтобы вернуть себе город, и принялся подстрекать к бунту армянских христиан, которые там жили. На это Нур ад-Дин ответил мерами, не уступавшими по жестокости делам отца: он привел войско из Алеппо в Эдессу, обратил в бегство Жослена, разгромил город, разрушил его укрепления, убил множество армян, а взятых в плен юных девушек послал своим друзьям и братьям в качестве наложниц[473]. Хронист Михаил Сириец описывал судьбу Эдессы выспренно, но выразительно, оплакивая город, «окутанный черным облаком, опьяненный кровью»[474]. Перспектив вернуть Эдессу без помощи с Запада не просматривалось.