Крестоносцы. Полная история - Джонс Дэн

Зная об этом, тысячи будущих солдат-пилигримов в Англии, Шотландии, Рейнских землях, Фландрии и Нормандии собирались на войну, предполагая добираться до Святой земли не по суше, как Конрад и Людовик, но другим маршрутом — таким, который сулил им добычу побогаче. Они пойдут дорогой Сигурда Норвежского: отправятся в Святую землю на кораблях через западное Средиземноморье, по дороге промышляя грабежами. Многие из этих новых крестоносцев, особенно англичане, не принадлежали к аристократии, это были представители среднего класса, желавшие покинуть страну, раздираемую гражданской войной, которая длилась уже больше десяти лет. (Этот период вошел в историю как «Анархия».) Только некоторые из предводителей англичан, вроде Саэра из Арчела и Генри де Гланвиля, были благородного происхождения; другие командиры, такие как Симон из Дувра и братья Виэль из Саутгемптона, происходили из простых семейств. Этим людям нечего было отдавать в заклад местным монастырям, чтобы собрать деньги для похода на войну: грабеж по пути был для них гораздо более привлекательной — а на самом деле единственной — возможностью[434].

И вот 23 мая 1147 года десять тысяч солдат паломнической армии с Британских островов и из Нижних земель отчалили из Дартмура, что на южном побережье Англии, на ста шестидесяти четырех кораблях. Еще до отплытия они договорились соблюдать правила, призванные поддерживать дисциплину в войске, говорящем на множестве языков и набранном из разных королевств. «Они ввели очень строгие законы, такие, например, как жизнь за жизнь и зуб за зуб, — сообщал Рауль. — Они запретили выставлять напоказ дорогие одежды… Они постановили, чтобы женщины не показывались на людях… чтобы на каждом корабле был свой священник… чтобы каждую неделю по воскресеньям все исповедовались и причащались»[435]. 16 июня, совершив полное опасностей путешествие, во время которого неопытным морякам казалось, будто они слышат зов сирен, предвещающих им гибель, они прибыли в Порту. Там их встретил епископ города, потому что Афонсу уже двинулся на Лиссабон с армией, в которую, кроме всех прочих, входил и отряд португальских тамплиеров. Епископ прочел крестоносцам духоподъемную проповедь. Он разглагольствовал на темы, затронутые в булле Quantum praedecessores, и превозносил солдат за то, что они оставили «любовную ласку жен и нежные поцелуи младенцев, сосущих грудь», чтобы взять с собой лишь «мучительную память о своей родной земле»[436]. Их миссия, сказал он, стоит всей боли и страданий, потому что они «возвысят поверженную и распростертую церковь Испании; облекут ее запятнанное и изуродованное тело в одежды радости и утешения»[437].

После нескольких недель в море это было именно то духовное окормление, что и требовалось крестоносцам. Освежившись и пополнив запасы, они подняли паруса и направились на юг, чтобы присоединиться к Афонсу у Лиссабона. У места назначения их приветствовало необыкновенное явление природы: казалось, в небе над ними сражаются черные и белые облака. С кораблей раздались громкие крики: «Узрите, Господь с нами! Наши враги будут повержены!»[438]

Осада Лиссабона началась в самом конце июня с продолжительных боев между мусульманами, обороняющими пригороды, и крестоносцами, высаживающимися с кораблей в устье Тежу. Продлилась она три с половиной месяца, в течение которых христианское войско столкнулось с трудностями, знакомыми каждому поколению крестоносцев до них. В преддверии важной военной операции их предводители заключили с Афонсу договор, дающий им право, прежде чем передать город королю, вынести оттуда все ценное и захватить заложников ради выкупа. Затем они взялись за дело. 1 июля пехота, вооруженная пращами и луками, ворвалась в пригороды Лиссабона. Дома запылали. Мирные жители бросились бежать. Инженеры из лагеря крестоносцев — включая одного мастера, приглашенного из Пизы, — принялись строить осадные башни, осадные орудия — кошки и свиньи — и огромные петрарии, которые были способны бомбардировать стены со скоростью пять сотен камней в час[439]. Саперы, вгрызаясь в землю, рыли тоннели, чтобы обрушить стены города. Всерьез обдумывалось строительство плавучей крепости из башен, установленных на соединенных друг с другом кораблях, дабы атаковать укрепления со стороны реки. У ворот выставили ночную стражу, чтобы круглосуточно блокировать входы и выходы из города. Гонцов, которым удавалось выбраться наружу, ловили, донесения изымали, а деморализованных горожан, выходивших из города, умоляя о пощаде и крещении в христианскую веру, посылали обратно, отрубив им руки.

Обстановка в осажденном Лиссабоне была чудовищной. Из-за краха государства Альморавидов и усиления марокканских Альмохадов спасательной экспедиции ожидать не приходилось, к тому же король Афонсу обеспечил нейтралитет всех близлежащих городов, либо послав туда войска, чтобы пригрозить им, либо заключив с ними соглашения[440]. Защитники города неустанно устраивали вылазки из трех главных ворот Лиссабона, надеясь прорвать блокаду, но каждый раз с тяжелыми потерями отступали. Сжигание осадных машин всегда было надежным способом обороны, но инженеры позаботились об огнеупорности своих башен — они покрывали их сырыми бычьими шкурами и другими устойчивыми к огню материалами. Единственным эффективным оружием в арсенале горожан оставалась площадная брань. Они, писал Рауль, со стен «насмехались над нами и осыпали нас оскорблениями, объявляя нас достойными тысячи смертей». Крестоносцев подначивали сальными издевками: «Они дразнили нас многочисленными детьми, которые родятся дома в наше отсутствие, и говорили, что жены наши не будут горевать о нашей смерти, поскольку у них будет достаточно внебрачных детей». Они оскорбляли Деву Марию, а божественную природу Христа сделали предметом язвительных теологических спекуляций. «Кроме того, они глумились над крестом у нас на глазах, — писал Рауль. — И плевали на него, и вытирали им мерзость со своих задов, и, наконец, помочившись на него, как на что-то нечистое, они бросили его в нас»[441].

К несчастью для жителей Лиссабона, осадные орудия и камни оказались куда действеннее слов. Решающим, однако, стал тот факт, что еще в начале осады крестоносцы захватили главные склады, где хранились продовольственные запасы города. Осаждающие питались «хлебом, вином и фруктами вдосталь», а все, на что могли рассчитывать горожане, — «объедки, выброшенные с кораблей [крестоносцев] и вынесенные волнами к их стенам»[442]. Когда пришла осень, голод и безнадежность сломили дух защитников Лиссабона. Во второй половине октября крестоносцы нанесли решающий удар, подорвав участок стены длиной в 60 метров. Потом с осадной башни опустили мост на уцелевшую часть защитных сооружений, и все было кончено. 23 октября осажденные запросили мира. Англичане, фламандцы и португальцы чуть было не передрались из-за прав на грабеж, но довольно скоро конфликт удалось уладить. Армия с воодушевлением предалась разбою, в процессе которого не обошлось без убийств. Одной из жертв стал мозарабский епископ Лиссабона, которому перерезали глотку. Затем Афонсу Энрикиш поднял над крепостью свой флаг, центральную мечеть освятили и превратили в церковь, и через два дня поток беженцев поспешил прочь из города в поисках утешения и новой жизни где-нибудь еще в маврской Испании. «Город был взят, сарацины убиты, проданы в рабство или изгнаны, и весь город от них очищен, поставлен [латинский] епископ, построены церкви и рукоположено духовенство», — писал позже хронист[443]. Что ж, это было впечатляющее начало крестового похода, чья главная цель отстояла от места событий на 4000 километров.