Крестоносцы. Полная история - Джонс Дэн

Раззадорив французов в Везле, святой Бернард отправился во Фландрию и Рейнские земли, чтобы оповестить народ о новом крестовом походе и сотворить парочку чудес: он, например, побеседовал со статуей Девы Марии и исцелил несколько сотен слепых, глухих и калек; вылечил маленькую девочку с иссохшей рукой, а одного человека так и вовсе воскресил из мертвых[401]. В пути Бернард не переставал строчить письма, что помогало ему убеждать людей даже там, куда он не мог добраться со своими проповедями. Послание народу Англии выглядело чем-то средним между лестью и отповедью. «Как вы поступите, отважные мужи?» — вопрошал он, предупреждая англичан о нависшей над Иерусалимом угрозе:

Отдадите ли псам святыню и бисер свиньям? Сколько грешников снискали там слезным покаянием отпущение грехов, после того как языческая мерзость была вычищена мечом ваших отцов!.. Что же, однако, подумать, братия? Уже не умалилась ли десница божия или сделалась бессильною, если она для сохранения и восстановления своего наследия обращается к столь презренным червям?{101}[402]

В другом письме он уговаривал князя Владислава и народ Чехии поверить, что крестовый поход — это «возможность, которая не повторится. Я прошу и советую поставить дело Христово прежде всего остального»[403]. Крестовый поход, как объяснял он, должен начаться на Пасху 1147 года — и времени терять нельзя.

Однако уже тогда было ясно, что некоторые ретивые крестоносцы просто не в состоянии дожидаться наступления Пасхи 1147 года. В месяцы, предшествовавшие Первому крестовому походу, самочинная проповедь среди простого народа и воинствующий фанатизм слились воедино, сумев растравить толпу черни, которая пошла крушить всех иноверцев, что попадали ей под руку. Жесточайшее насилие обрушилось тогда на Рейнские земли, и теперь, полвека спустя, все повторилось. Кроме Бернарда по долине Рейна разъезжал еще один французский проповедник-цистерцианец по имени Рауль, демагог, распалявший в массах пыл к крестовым походам, подавая его под соусом вековой неприязни к евреям. Бернард испытывал к Раулю едва сдерживаемое презрение и в раздражении писал архиепископу Майнца, жалуясь на Рауля, — это, мол, «человек, лишенный разума и всякой скромности! Человек, чья глупость всему миру за версту видна!»[404] Но в середине лета 1146 года мощная харизма и прискорбно популистский посыл Рауля заглушили жалобы аббата. И опять, в который уже раз, евреи Рейна ощутили на себе неприкрытую ярость орд крестоносцев.

Иудейский автор Эфраим Боннский вел записи о зверствах, совершенных по наущению Рауля. В числе прочего он вспоминает, как неистовый проповедник призывал христиан: «Отомсти за Распятого врагам, что пред тобою, а затем иди воевать с магометанами»[405]. В результате в Майнце, Кельне, Шпайере, Вормсе и в других городах в дома евреев вламывались, их самих убивали, калечили, избивали, ослепляли и грабили. Саймону из Трира размозжили голову давильным прессом. Мине из Шпайера отрезали уши и большие пальцы[406]. Бернард Клервоский в ярости скрежетал зубами, наблюдая, как Рауль собирает вокруг себя всякое отребье. «Три вещи я нахожу самыми предосудительными в нем, — писал он, — неразрешенное проповедование, неуважение к власти епископов и побуждение к убийствам»[407]. Иудеев необходимо обращать в истинную веру, а не убивать, считал Бернард. Вряд ли это могло утешить жертв, особенно тех несчастных, которые предпочли самоубийство насильственному крещению от разнузданных банд крестоносцев — как поступила девушка по имени Гутальда из Эшенбурга, которая утопилась, лишь бы не отступить от своей веры[408]. Но в конце осени Бернарду удалось поймать Рауля в Майнце. Аббат крайне строго выбранил проповедника и «наседал на него до тех пор, пока тот не обещал подчиниться и вернуться в монастырь»[409]. Лишившись зачинщика, сторонники Рауля пришли в негодование, и от бунта их удержало лишь вынужденное уважение к праведности Бернарда. Но Бернарду, как минимум, удалось остановить оргию антисемитского насилия, которая грозила стать совершенно чудовищной, и доказать свое умение внушать уважение не только светским вельможам, которых папа поручил привлечь к делу, но и массам рядовых крестоносцев.

Величайший из вышеупомянутых вельмож поддался чарам Бернарда на Рождество 1146 года в Шпайере. Конрада III избрали королем германцев (или, иначе, королем римлян) в 1138 году. Несмотря на то что он никогда не короновался как император Священной Римской империи, Конрад был самым могущественным монархом Западной Европы, и под его влиянием и управлением находились земли от Дании на севере до Ломбардии на юге и от границы с Францией на западе до Венгрии на востоке. Если бы он поддержал новый крестовый поход, это могло бы серьезно помочь делу. Как обычно, Бернарду Клервоскому задача оказалась по плечу. Как писал сводный брат Конрада, Оттон Фрейзингенский, Бернард произвел сильнейшее впечатление на Рождественское собрание и «склонил к принятию креста короля вместе с Фридрихом, сыном его брата, другими князьями и именитыми людьми, делая притом явно и скрыто многие чудеса»{102}[410].

Это было потрясающее достижение, которое говорило не только о таланте Бернарда лично вдохновлять великих и славных, но также и о его навыках дипломата высочайшего уровня. Германия была политически раздробленна, и чтобы Конрад смог покинуть королевство, отправившись в долгое и опасное путешествие, из которого рисковал не вернуться, Бернарду пришлось убедить других правителей, что они должны либо присоединиться к королю, либо не вмешиваться и позволить ему удалиться с миром. Важнее всего было уговорить Вельфа VI Баварского — самого опасного политического соперника Конрада — отправиться в крестовый поход на Восток вместе с королем. Но Бернарду удалось не только это, сообщает Оттон Фрейзингенский: аббат к тому же умудрился привлечь на свою сторону группу раскаявшихся преступников, ранее вообще ни в чем хорошем не замеченных. «Удивительно сказать, но даже большое число воров и разбойников явилось туда же с обетом, так что всякий здравомыслящий человек не мог не признать в такой внезапной и необыкновенной их перемене действия перста божия», — написал он[411].

Наконец все было готово. К весне 1147 года, когда Бернард сворачивал свой проповеднический тур, он успел установить мир в Германии, убедить отправиться на Восток двоих самых могущественных монархов Европы — они станут первыми крестоносцами королевской крови после Сигурда Норвежского, — завладеть умами рыцарей и обычных паломников, ищущих спасения, совершить без преувеличения сотни чудес, написать столько же писем и заработать такую известность, что порой ему доводилось подвергаться нешуточной физической опасности со стороны толп обожателей, сбегавшихся на него посмотреть. Единственное, чего он не сделал, так это не поехал в Утремер лично. Бернард всегда считал, что его Иерусалим — в Клерво, да и вряд ли аббат, который настойчиво смирял плоть, пережил бы путешествие на Восток. Он отдал много сил и посвятил значительную часть жизни проповеди крестового похода, но сам лично неверных с близкого расстояния так и не увидел.

Зато их увидят другие. На Пасху 1147 году армии, подобных которым не было вот уже больше пятидесяти лет, помолились на дорожку, попрощались с родными, вручили свое имущество попечению церкви, а свои души Господу Всемогущему и на кораблях, лошадях и на своих двоих отправились спасать Иерусалимское королевство. Не все из них до него доберутся, а многие из добравшихся пойдут кружными путями, сталкиваясь с массой опасностей, новых и старых. К тому же Восток окажется не совсем таким, каким они его себе представляли. Так или иначе, спустя полвека Второй крестовый поход двинулся по стопам Первого. С падения Эдессы прошло два с половиной года. И одному только Богу было известно, что за подвиги и страдания ждали этих крестоносцев впереди.