Крестоносцы. Полная история - Джонс Дэн

Осенью 1144 года Эдессу атаковал Имад ад-Дин Занги, суровый владыка Мосула и Алеппо. В конце ноября, когда граф Жослен II Эдесский пребывал в замке Турбессель на другом берегу реки Евфрат, Занги осадил столицу графства. Четыре недели он обстреливал город камнями из баллист. Четыре недели его саперы рыли туннели, чтобы ослабить башни и укрепления Эдессы. В канун Рождества город пал: обрушилась заминированная стена меж двух башен. Послы рассказывали леденящие душу истории о жестокой расправе над христианами-франками. Как позже писал Гийом Тирский, «войско бросилось со всех сторон в город и положило всех без различия возраста, состояния и пола»{97}[386]. Женщины и дети в поисках спасения побежали в цитадель, но многие погибли в давке. Погиб и архиепископ Эдессы Гуго, командовавший обороной города.

Занги приказал прекратить кровопролитие и не стал стирать Эдессу с лица земли. «Когда он увидел город, то пришел в восхищение и подумал, что разрушать такое место было бы неразумно», — писал иракский хронист Ибн аль-Асир, однако взятие ее нанесло франкам серьезный удар[387]. По словам послов, весь иерусалимский народ до самой глубины души потрясен ужасной болью и тоской потери[388]. Они прибыли в старые королевства Запада умолять государей принять ответные меры.

Посланника, который привез папе весть о падении Эдессы, тоже звали Гуго, и был он епископом Джаблы. В пути его задержала зима — морское сообщение остановилось, и Гуго прибыл на Запад только в мае 1145 года. Папский двор пребывал в полном расстройстве. Уличная революция в Риме ненадолго вызвала к жизни республику со своим собственным популистским правительством, вдохновленным радикальными проповедями каноника из Ломбардии по имени Арнольд Брешианский, который осуждал богатство церкви и в принципе владение собственностью. Папский двор обосновался в 100 километрах к северу от Рима, в Витербо. Понтифика, в ту пору восседавшего на временном престоле Святого Петра, избрали только в феврале. В миру его звали Бернардо Паганелли, до избрания на папство он был епископом Пизы и цистерцианским монахом, а после взял себе имя Евгений III. Неприятностей у него было выше головы.

Своим возникновением Римская республика была во многом обязана тому, что чуть ли не на всем протяжении 1130-х годов Римская церковь пребывала в расколе: антипапа-аристократ Анаклет II находился в оппозиции к пользовавшемуся большей поддержкой Иннокентию II. Сторону антипапы держала небольшая, но воинственная партия, к которой принадлежал и Рожер II Сицилийский. Его поддержки Анаклет добился в обмен на официальное признание права Рожера именовать себя королем. Бóльшую часть схизматиков вернули в лоно церкви в 1139 году на Втором Латеранском соборе (на нем же Рожера отлучили от церкви за дерзость). Но и в середине 1140-х годов проблемы римской церкви не закончились. Непосредственный предшественник Евгения, Луций III, умер от ран, полученных в уличных боях с республиканцами-схизматиками в Риме. Бытовало мнение, что после его смерти Евгения избрали папой только лишь потому, что не нашлось никого другого, достаточно смелого или наивного, чтобы претендовать в такие темные времена на папскую тиару. Взойдя на престол, Евгений возложил на себя задачу отыскать великий проект (такой, как новый крестовый поход), способный сплотить западное христианство.

Но помимо единства Западной церкви и нахождения в Риме буйных республиканцев папу мучили и другие проблемы. Из Франции приходили вести о том, что проходимцы-проповедники вкладывают в головы добрых христиан опасные ереси. Самым известным и строптивым среди них был длиннобородый красноречивый демагог Генрих Лозаннский, беглый монах, который вот уже больше тридцати лет бродил босиком по Франции, убеждая людей отказаться от таких столпов христианской веры, как брак, крещение младенцев и причастие. Генрих был единомышленником печально известного Петра Брюи, который в 1130-х годах прославился тем, что рубил распятия и складывал из них огромные костры у церковных врат. За это он получил по заслугам: его самого сожгла разъяренная толпа[389]. Но заблуждения Петра усилиями Генриха остались жить, и на долю Евгения как папы выпала задача искоренить их окончательно.

Волнения на Западе, однако, не заставили Евгения смотреть сквозь пальцы на беды Востока. Еще и до того, как весной 1145 года из Антиохии прибыл епископ Джаблы Гуго, Евгений принимал меры к защите латинского христианства и рассматривал союзы, которые могли бы усилить позиции франков как в Утремере, так и в Испании, где продолжались войны с Альморавидами. В апреле новоиспеченный папа выпустил одну из своих первых булл под названием Militia dei («Воинство Божие»), которой подтверждал поддержку тамплиерам и расширял ее, гарантируя военному ордену привилегии и налоговые льготы. Затем Евгений переключился на борьбу с Альморавидами в Испании и принялся рассылать письма с призывами к завоеванию Таррагоны, предлагая снять епитимью со всех христианских воинов, которые внесут свой вклад, сделав пожертвования военным орденам. Одновременно он рассматривал инициативы Армянской церкви, стремившейся упрочить связи с Западом.

Во всех его начинаниях Евгения поддерживал тесный круг одаренных, образованных церковных деятелей, к которому принадлежали аббат Клюни Петр Достопочтенный — критически настроенный, но полный энтузиазма исследователь мусульманских текстов и обрядов, руководивший первым переводом Корана на латынь и непосредственно наблюдавший за ходом войн в Испании, а также Оттон, епископ Фрейзинга, бывший цистерцианский монах, имевший политические связи в верхах — его сводный брат Конрад III был королем Германии[390]. И все-таки ни один из них не повлиял на понтификат Евгения так сильно, как его наставник и советник Бернард Клервоский.

Впервые Евгений встретил великого аббата Бернарда около 1135 года в Пизе, и тщедушный харизматичный подвижник из Клерво произвел на него такое впечатление, что Евгений тут же вступил в орден цистерцианцев. Начав монашеское служение в монастыре Бернарда, позже он возглавил аббатство Святых Винченцо и Анастасия, известное как Тре Фонтане — «Аббатство трех источников», стоявшее на задворках Рима посреди малярийных болот. Восхождение Евгения на папский престол было для Бернарда и цистерцианцев и сюрпризом, и триумфом. Он стал первым членом ордена, удостоенным столь высокого сана, и первым папой-монахом после преемника Урбана II, клюнийца Пасхалия II{98}. В письме с поздравлениями новому папе Бернард писал: «Когда я услышал об этом, то воспарил духом и простерся ниц, вознося благодарность Господу»[391].

Оттого-то отклик Евгения на весть о падении Эдессы нес на себе отпечаток учения цистерцианцев в целом и личности святого Бернарда в частности[392]. 1 декабря 1146 года папа издал буллу Quantum praedecessores («Cколь много предшественники»), которая явилась официальной реакцией на неурядицы на Востоке. Quantum praedecessores — это страстное воззвание к членам церкви еще раз взяться за оружие и, присоединившись к армиям нового крестового похода, выручить из беды своих многострадальных братьев, обосновавшихся в Святой земле. Евгений вовсю играл на ностальгии по временам первых крестоносцев, «особенно ревностных и мужественных воителей из королевства франков, а также из Италии, воспламененных жаром благодати», которые, собрав громадное войско, «не без пролития собственной крови, но воспомоществуемые божескою силою… очистили от языческой мерзости тот город, в котором Спаситель наш благоволил пострадать за нас»{99}[393]. Упомянув Иерусалим, Евгений сообщает о падении Эдессы и о том, что архиепископ был убит, а «святые мощи преданы на поругание неверным и разбросаны». Папа требует, чтобы франки нового поколения