Крестоносцы. Полная история - Джонс Дэн

Глава 15. Крещены или истреблены

Это удобный случай для вас спасти свою душу и, если вы того желаете, завладеть лучшей землею…

В середине июня 1146 года, когда на севере Европы только начал готовиться новый крестовый поход, Георгий Антиохийский, сицилийский адмирал, привел свой флот к берегам мусульманской Ифрикии и приготовился атаковать город Триполи (Тарабулус){103}. Об этом человеке нам известно, что на тот момент ему было почти шестьдесят, у него были длинные седые волосы и густая, прямая, аккуратно подстриженная борода. При дворе короля Рожера II Георгий прослужил почти полжизни, проявив выдающиеся способности[412]. Он был хорошим финансистом и опытным чиновником, но нигде его таланты не раскрылись так ярко, как в командовании военным флотом. Почетный титул, который носил Георгий — ammiratus ammiratorum, — с латыни можно перевести как «эмир эмиров», или «адмирал адмиралов»[413]. Летом 1146 года Георгий стоял под стенами Триполи и обдумывал, как побыстрее склонить его жителей к капитуляции.

Он и прежде не раз бывал в этих водах. Родился Георгий в Сирии, в христианской семье, учился управлять государственными финансами сперва в Антиохии, еще до прихода туда крестоносцев, а затем при дворе Зиридов в Махдие, крупнейшем порту Ифрикии, расположенном в 600 километрах от Триполи. Где-то после 1108 года он от Зиридов сбежал, поступил на службу к королю Сицилии, служил в Мессине и Палермо и время от времени выполнял дипломатические поручения при дворе Фатимидов в Каире. Начиная с 1120-х годов Георгий совершал нападения на прибрежные города, принадлежавшие его бывшим работодателям. В 1142 году он прибыл в Махдию, вошел прямиком в гавань и конфисковал стоявшие на якоре корабли — в качестве наказания за то, что Зириды не выплатили королю Рожеру долг за поставки сицилийского зерна. С тех пор он возвращался ежегодно, грабил и захватывал крепости, в том числе Джиджелли (Джиджель), Браск (Сиди-Браим) и Керкенну[414].

Эта волна агрессии со стороны сицилийцев была вызвана ослаблением Ифрикии Зиридов — страна голодала. Урожаи в Северной Африке снижались, и волнения охватили как прибрежные города, так и внутренние районы. «Из-за голода кочевники потянулись в города, а горожане закрыли перед ними ворота, — писал Ибн аль-Асир. — За сим последовала чума и великий мор. Земля опустела, люди умирали целыми семьями»[415]. События вскоре затронули и Сицилию. В портах Ифрикии расцвело пиратство, и движение караванов с золотом, следовавших из Судана к побережью, было нарушено. Беженцы в поисках пропитания и безопасности пересекали море и прибывали на остров. Их отчаянное положение убедило короля и его адмирала, что теперь-то завоевание Ифрикии — предприятие, на которое отец Рожера взирал скептически и с опаской, — вполне осуществимо[416].

Триполи был крепким орешком: стены окружали город и с суши, и с моря. Но если верить Ибн аль-Асиру, горожане облегчили Георгию задачу. 15 июня, когда прибыли сицилийские корабли, Триполи переживал серьезный кризис власти: губернатора, представителя арабского клана Бану Матрух, свергли в пользу высокого гостя из династии Альморавидов, закрывавших свои лица фанатиков, захвативших Марокко и маврскую Испанию. Остановившись в Триполи на пути в Мекку, этот Альморавид внезапно обнаружил, что вынужден оборонять город от сицилийского флота с моря, одновременно пытаясь подавить уличные бунты. Узнав о беспорядках и почуяв легкую победу, Георгий Антиохийский отправил солдат с лестницами на штурм укреплений. «После жарких боев франки взяли город мечом», — писал Ибн аль-Асир. За битвой последовали «кровавая резня и похищение женщин и имущества»[417].

С этого момента завоевание Ифрикии пошло семимильными шагами. Губернаторы городов отрекались от Зиридов из Махдии и присягали франкам, пришедшим из-за моря. Сопротивлявшихся принуждал к покорности Георгий Антиохийский. Очень скоро Габес, Сус и Сфакс стали сицилийскими протекторатами. В 1148 году, когда падет Махдия, дворцы Зиридов разграбят, а все их сокровища вывезут в Палермо.

Во времена, когда зазвучали призывы ко Второму крестовому походу и проповедники по всей Западной Европе убеждали христиан выступить с оружием в руках против последователей ислама, завоевательная кампания христианского короля, облагавшего соседей-мусульман данью, не могла не привлечь к себе внимания, даже если велась за сотни миль от Святой земли. Когда Ибн аль-Асир спустя много лет писал о нападениях сицилийцев на Ифрикию, он помещал их в широкий контекст реакции франков на падение Эдессы. Такой вывод напрашивался сам собой. Мысль, что действия Рожера и Георгия Антиохийского как минимум внешне выглядели как часть кампании христианской экспансии, подтверждается и тем фактом, что в 1148 году папа Евгений официально назначил в Африку латинского архиепископа. Неудивительно, что многие мусульмане Ифрикии испытывали горькое унижение из-за необходимости подчиняться неверным: когда губернатор Габеса отправил к Рожеру посла с целью обсудить мирную сдачу города, переодетые враги похитили губернатора и замучили насмерть, засунув ему в глотку его же отрезанный пенис. (Губернаторского посланника тем временем обрядили в остроконечную шляпу, увешанную колокольчиками, провели по Махдие, привязав к верблюду, а затем толпа забила его камнями[418].)

И все-таки нападения Рожера Сицилийского на Ифрикию не полностью укладываются в риторику и теорию крестовых походов в интерпретации Бернарда Клервоского и папы Евгения. Во-первых, сам Рожер не делал каких-либо серьезных попыток поместить свои африканские амбиции в контекст крестовых походов и сам лично креста не принимал. Он не позабыл, как на пике раскола Римской церкви в 1130-х годах папа Иннокентий II объявил Сицилии и другим сторонникам антипапы Анаклета священную войну, пообещав всем ее участникам привилегии, которыми обычно пользовались крестоносцы. Да и флот Георгия Антиохийского, отправляясь пожинать кровавую жатву, не украшал паруса крестами. Сицилийцы действовали, исходя прежде всего из собственных интересов: их прагматичная политика имела целью увеличение прибылей и расширение сицилийского королевства далеко за пределы самого острова.

Нигде это не проявилось с такой очевидностью, как при захвате Триполи. Когда город пал, его, как обычно, разграбили. Но довольно скоро Георгий Антиохийский объявил амнистию, пообещал защищать имущество граждан и призвал вернуться в город всех тех, кто в страхе за свою жизнь бежал. В Тарабулусе расквартировали сицилийский гарнизон, стены укрепили, а вокруг них вырыли ров. И при этом город не был ни оккупирован, ни насильственно крещен. Полгода спустя Бану Матрух признали верховенство Рожера и вернули себе власть на том условии, что мусульмане Тарабулуса будут платить королю Сицилии те же подати, что и мусульмане острова: джизью и земельный налог[419]. Араб-губернатор (вали) станет носить мантию, полученную непосредственно из Палермо, а баланс власти, отражающий этнический состав населения, установят, назначив городским головой (кади) бербера[420]. Власть поощряла переселение в Ифрикию сицилийцев и других подданных Рожера. Несмотря на то что взятие Триполи христианским флотом не обошлось без кровопролития, город почти сразу же был отдан под управление мусульман, а экономика переживала бум, и он «быстро вернулся к процветанию и благоденствию», как писал Ибн аль-Асир[421].