Глаза Клеопатры - Наталья Миронова

— Ты можешь мне объяснить, что произошло? — спросил Павел. — Пропало что-нибудь?

— Да вы что?! — Тамара вновь перешла на ультразвук. — Нина ни в чем не виновата!

— Передай ей трубку, — опять попросил Никита.

У него разболелась голова. Трехсторонний разговор начал сильно смахивать на театр абсурда.

— Как ты смеешь в чем-то обвинять мою подругу? — В голосе Тамары зазвенели слезы. — Нина лучше всех на свете, вы оба мизинца ее не стоите!

— Я ее ни в чем не обвиняю. Я только хочу знать, за что она сидела в тюрьме.

— Я не знаю! Она мне ничего не сказала! Сказала только, что ее подставили. Что это опасно и чтоб я ни о чем не спрашивала. Я даже не знала, что она в СИЗО. Я понятия не имела! Она мне только потом позвонила и сказала, что была под арестом по ложному обвинению. В общем, это неважно. Ее же выпустили! Им ничего не удалось доказать.

— А что, суд был?

— Не знаю, она не говорила. Что тебе еще надо?

— Ее московский адрес.

— Казарменный переулок, дом три. Квартира два. Все, оставьте меня в покое!

— Ну? Теперь ты можешь мне объяснить, в чем дело? — перехватил трубку Павел.

— Извини, старик, не могу. Это касается только Нины и меня. Сейчас я знаю ровно то же, что и ты. Но постараюсь все выяснить. В доме ничего не пропало, не волнуйся. И вообще ничего уголовного не было. Если она разрешит, я тебе потом все расскажу. Если нет — не обижайся. Может, она и мне ничего не скажет. Даже скорее всего.

— У тебя с ней серьезно?

— Серьезней некуда. Ты, пожалуйста, извинись перед Тамарой. Вали все на меня как на мертвого. Ванька-ключник, злой разлучник. Помирись с ней, хорошо? Но не давай ей звонить Нине. Хочу нагрянуть сюрпризом. О’кей?

— О’кей. — Голос Павла звучал неуверенно. — Н-да, задал ты мне задачку.

— Извини, старичок. Ей-богу, не хотел.

ГЛАВА 12

Вернувшись в Вильнюс, Никита поехал прямо в аэропорт. Его обуревали противоречивые чувства. Итак, Нина сидела в тюрьме. По ложному обвинению. Ее выпустили, потому что им ничего не удалось доказать. Так сказала Тамара. Да, но почему Нина ничего не сказала ему? Он же спрашивал, и не раз. Он же видел, что что-то есть! А она упорно молчала. Он же ей не какой-нибудь обсевок с поля! У них отношения. Весьма серьезные… во всяком случае, с его стороны. А она удрала, не сказав ни слова. Ну ничего, он все узнает.

Никита был страшно зол, но решил не устраивать сцены на вокзале. Месть подается к столу в холодном виде.

В аэропорту он сдал свою сумку в автоматическую камеру хранения и позвонил Бронюсу.

— Я лечу в Москву. Ты не мог бы при случае взять мою сумку в камере хранения и закинуть ее обратно в поселок?

— Без проблем. А что случилось? Нина с тобой?

— Нина едет поездом. Она боится самолетов.

— Вы что, поссорились? Извини, что лезу не в свое дело, но… она редкая девушка.

— Знаю. Нет, мы не ссорились… пока. Но мне надо кое-что выяснить у редкой девушки. Как только смогу, позвоню. И… знаешь, что еще? Не говори Нийоле. Я позвоню, как только что-то прояснится, — пообещал Никита. — Спасибо тебе за все.

— Все было так хорошо… — растерянно протянул Бронюс. — Ладно, только позвони обязательно.

— Обязательно.

Никита продиктовал другу номер ячейки и код, еще раз повторил, что это не срочно, что вещи можно забрать при случае, и они попрощались.

Перед самой посадкой Никита позвонил в Москву своему шоферу и попросил встретить его в аэропорту, но строго-настрого велел никому пока не сообщать, что он возвращается. Через полтора часа он был уже в Москве. А Нина все еще в Вильнюсе, подумал Никита. Дикость. Абсурд. Тут ему в голову пришла дикая, абсурдная мысль: а не могла ли Нина вернуться в поселок под Палангой? Нет, исключено. Хотела бы вернуться, взяла бы такси до Тракая, а не до Вильнюса. Тракай ближе к Паланге, и оттуда тоже ходят поезда. Она, конечно, где-то в Вильнюсе. Коротает время до поезда.

И все же для очистки совести Никита позвонил поселковому сторожу Юозасу и спросил, не возвращалась ли пани, что жила в коттедже пана Понизовского. Юозас ответил, что нет, не возвращалась. Никита бросил взгляд на часы. Рано он позвонил. Если Нине вздумалось вдруг вернуться в поселок под Палангой, она сейчас еще тащится в электричке, застревающей у каждого телеграфного столба, как ее Кузя. При мысли о Кузе у него защемило сердце. Вот уж кто точно ни в чем не виноват!

Да нет, не может быть, чтобы она вернулась в Палангу! Она же забрала все свои вещи, вспомнил Никита. Конечно, она едет в Москву. То есть еще не едет. Вечером отправится.

Шофер Леша ждал его.

— Домой, — сказал Никита. — И помни, ты меня не видел и не слышал.

Леша бросил на хозяина виноватый взгляд.

— С охраной приперся, — догадался Никита. — Надо было мне такси взять.

— Нельзя, Никита Игоревич. По инструкции не имею права!

— Ладно, пошли. Я без вещей. Что, все уже знают? Весь офис?

— Никак нет, Никита Игоревич, я только Рымареву сказал, а он сопровождение выделил, — оправдывался Леша. — Я ему говорил, что вы не хотите, чтоб на работе знали.

Рымарев Геннадий Борисович, генерал-полковник КГБ в отставке, был начальником службы безопасности финансово-промышленной группы «РосИнтел». Никита его не любил, — бабушка спустила бы с него семь шкур, довелись ей узнать, что он взял на работу кагэбэшника! — но очень уважал. Геннадий Борисович был профессионалом экстра-класса. Никите неприятно было это признавать, он предпочел бы думать, что все кагэбэшники только и умеют, что мастырить дела диссидентам да высасывать из пальца мнимые угрозы, чтобы оправдать собственное существование, но отрицать очевидное не стал, понимая, что на него работает специалист высшей категории. «На три метра под землей видит», — говорили о Рымареве сослуживцы.

Эти чувства — нелюбовь и уважение — были взаимными. Никита знал, что Рымареву было нелегко оставить государственную службу и перейти в частный сектор. Но он все-таки бросил в начале 90-х свою прогнившую контору, ушел в отставку, а поскольку семью как-то кормить надо было, нашел себе место в компании «РосИнтел» и быстро выдвинулся на руководящую должность. У «проклятых частников», к его удивлению, работа была организована честно и на редкость разумно, без бюрократических нелепостей, отравлявших ему жизнь на госслужбе, без подсидок, наушничества, интриг и стукачества. Правда, эти «вольняжки» ни аза не смыслили в безопасности. Рымарев, свирепый, как прусский фельдфебель, навел у них порядок и на дело рук своих взирал с гордостью.

В Литве Никита мог передвигаться свободно и без всякой охраны, там его никто не знал, кроме друзей, а он не любил «светиться». Он и в Москве не любил «светиться», но в Москве Геннадий Борисович требовал обязательного охранного сопровождения. Приходилось подчиняться.